Курская битва. Коренной перелом в Великой Отечественной войне - Валерий Николаевич Замулин

на неоднозначность оценки историками этого важного события переломного этапа войны. Как уже отмечалось, в отечественной историографии возобладала ничем не подкрепленная точка зрения об абсолютном успехе и высоких потерях противника. В её основе лежат оценки из отчетных документов штабов фронтов, которые были подготовлены сразу после Курской битвы: журналов боевых действий, докладов, описаний и т. д. А вышедшие в 1960–1970 гг. под бдительным оком цензуры ряд воспоминаний участников тех событий, которые подтверждали «огромные потери врага» от внезапного удара, должны были окончательно закрепить её. Например, в документе «Июльская оборонительная операция, проведённая Воронежским фронтом в период 4—23 июля 1943 г. на белгородско-курском направлении», итоги контрартподготовки изложены хотя и крайне лаконично, но недвусмысленно: «Артконтрподготовка застала противника врасплох на его исходных позициях для наступления и, безусловно, нанесла ему значительные потери. В результате в дальнейшем артподготовка и наступление противника, начиная с 3 часов 30 минут 5.7.43 г., велись разновременно и неорганизованно»[523]. На чём основано утверждение, что артподготовка противника была якобы неорганизованной, непонятно, т. к. во всех документах наших армий её называют не иначе как сильной.

Детальный анализ всего комплекса доступных сегодня архивных источников по войскам Воронежского фронта за июль—август 1943 г. позволил обнаружить лишь несколько документов, в которых даются более или менее развернутые оценки результатов упреждающего огня. Причем все они относятся к армейскому уровню: в корпусных и дивизионных документах это мероприятие вообще не упоминается. Причина понятна, контрартподготовка – прерогатива командования артиллерии армии, поэтому нижестоящие структуры за неё непосредственно не отвечали и, следовательно, не отчитывались, хотя и являлись прямыми исполнителями. Её итоги в полосе 7 гв. А наиболее ёмко сформулированы в докладе штаба артиллерии от 4 августа 1943 г.:

«1. Огонь нашей артиллерии нанес потери противнику до начала атаки, что подтверждается показаниями пленных, и морально подавил противника, благодаря чему его наступательный порыв был сильно ослаблен.

2. В результате контрартподготовки противник совершенно отказался от наступления из Михайловки, где, судя по группировке его танковых дивизий (6 и 19 тд), намечался на участке армии главный удар, и он был вынужден переправлять их южнее по мере развития успеха на участке 78 гв. сд.

3. Открыв сильный огонь раньше противника, наша артиллерия тем самым повысила стойкость своей пехоты»[524].

Из всего перечисленного справедливым можно считать, да и то частично, первый и второй пункты. И вот почему. Михайловский плацдарм не намечался для направления главного удара, как предположила советская сторона. Тем не менее из-за сильного огня и уничтожения мостов командование 3 тк действительно было вынуждено перенаправить 6 тд для форсирования реки южнее. Безусловно, контрартподготовка повлияла на это решение, но не она сыграла здесь ключевую роль. Приказ о перенаправлении 6 тд был отдан не сразу после неё и даже не через 2–3 часа, а почти в середине дня 5 июля. А до этого момента артиллерия армии Шумилова держала район Михайловки под постоянным огнём, да к тому же он подвергался систематическим ударам с воздуха советской штурмовой авиации. В этих условиях перебрасывать на небольшой плацдарм целую танковую дивизию немцы посчитали нецелесообразным, т. к. предпринятые на рассвете частями 168 пд несколько попыток с этого клочка земли вклиниться в оборону 81 гв. сд ни к чему, кроме серьёзных потерь в живой силе, не привели. Поэтому, как только наметился успех южнее, в полосе 78 гв. сд (соседней с 81 гв. сд), командование 3 тк немедленно начало рокировку 6 тд в этот район.

Что же касается моральной подавленности войск противника в результате 30-минутного артналёта, то это утверждение является спорным. Безусловно, от обстрела во всех дивизиях АГ «Кемпф» были потери, и, естественно, это не придавало военнослужащим оптимизма и боевого подъёма. Однако резкого падения боевого духа или апатии, которая могла существенно отразиться на эффективности войск 5 июля, нигде не отмечалось. Уже после полудня 8 июля 1943 г. весь рубеж 7 гв. А, а это две укрепленных по последнему слову инженерной мысли того времени полосы, был пробит солдатами армейской группы, и передовые части 3 тк вступили в бой уже с войсками 69 А. А к рассвету 12 июля 1943 г. этот же корпус, преодолев первый оборонительный рубеж 69 А, вышел к тыловой армейской полосе, имея перед атакой утром 11 июля в танковых полках дивизий лишь 16–23 исправных боевых машины[525]. Зная всё это, трудно согласиться с утверждениями офицеров, писавших этот документ.

Такие же малоубедительные и оторванные от реальности доводы в пользу высокой эффективности контрартподготовки в полосе 6 гв. А приводит в своей книге и И.М. Чистяков. «Только позже, когда мы перешли в наступление, – писал командарм, – в Томаровке, в Борисовке и других населенных пунктах мы увидели тысячи берёзовых крестов над немецкими могилами, да и жители рассказывали нам, сколько им пришлось после этого удара свозить убитых фашистских солдат и офицеров. Артиллерийская контрподготовка не только нанесла серьезный материальный урон фашистам, но и тяжело сказалась на моральном состоянии их войск. Гитлеровское командование убедилось, что расчёт на внезапность удара по нашей обороне сорван. Многие фашистские офицеры и генералы считали, что артиллерийская контрподготовка была началом нашего наступления. Но все это мы узнали позже, а тогда, как я говорил, меня тревожило одно: перейдут они в наступление или нет? И вторая думка: а не ударили ли мы по пустому месту? Они же могли увести войска! Но я очень надеялся на точность данных разведки…»[526]

Интересно, по каким это признакам местные жители при сборе трупов на поле боя определяли: погиб военнослужащий от контрартподготовки или уже непосредственно в ходе боя? Особенно странным выглядит это утверждение командарма, если учесть, что районы, которые подверглись обстрелу, располагались в зоне непосредственных боевых действий почти трое суток, и лишь после этого туда могли направить мирное население и похоронные команды.

Столь же сомнительные факты находим и в документах штаба артиллерии его армии. В качестве основных доводов в пользу успеха контрартподготовки и высоких потерь немцев в них цитируются показания военнопленных. Так, в отчёте за июль 1943 г. отмечается: «Пленные 167 пп[527] 332-й пд на допросах показали, что за время нашей артподготовки их полк потерял до 600 солдат и офицеров и до 25 % материальной части и вооружения. Из этого можно сделать вывод, что контрартподготовка в целом нанесла противнику большой ущерб в живой силе и технике»[528].

Если же мы обратимся к настоящим показаниям тех же пленных, например лейтенанта Ганса Дорфеля, командира 1-го взвода 3-й роты 332 пд, то прочтём несколько иное: «…наш полк потерял от стрельбы русской артиллерии 4 и 5 июля до 600 человек»[529]. Комментарии в этом случае излишни. Читаем отчет штаба артиллерии далее: «Уничтожено: живой силы до 4000 солдат и офицеров, танков – 21, танков Т-6 – 3, бронемашин – 2. Подавлено: артбатарей – 12. Подожжено складов – 4»[530]. Несомненно, приведенные данные указаны «на глазок», т. к. никто разбитых «тигров» в расположении ударной группировки противника в ночь с 4 на 5 июля физически считать не мог, не говоря уж о запредельном количестве истребленной живой силы. Судя по трофейным источникам, за две недели жесточайших боёв на Курской дуге дивизии ГА «Юг» не имели таких безвозвратных потерь личного состава[531], о которых доносили подчиненные генерала И.М. Чистякова за полчаса обстрела «вероятных районов скопления». Понимая это, командование артиллерии фронта несколько «скорректировало» данные 6 гв. А и доносило, что всего по фронту (!) в ходе контрартподготовки уничтожено «не менее 2500–3000 солдат и офицеров»[532].

Однако если посмотреть документы самого штаба артиллерии Воронежского фронта, то в них можно обнаружить ещё более фантастические утверждения: «Известно, что противник намечал своё наступление на 4.7.43 г., а начал лишь 5.7.43 г., что объясняется потерями и дезорганизацией управления, вызванными контрартподготовкой»[533]. Из каких это источников командующему артиллерией генерал-майору С.С. Варенцову стало известно, что противник собирался наступать именно 4 июля, почему же он тогда не доложил об этом руководству фронта, которое искренне считало, что немцы атакуют наши рубежи в 3.00 5 июля? К сказанному добавлю, что из всех управлений штаба Воронежского фронта, документы которых мне приходилось изучать в ЦАМО РФ, подчиненные генерала С.С. Варенцова отличались особой склонностью к откровенному преувеличению своих заслуг.

Не менее запутанной представляется ситуация с уровнем потерь ударной группировки 9 А. В отечественных изданиях советского периода разброс данных