Курская битва. Коренной перелом в Великой Отечественной войне - Валерий Николаевич Замулин

4.05 (м.в.). Звонок командующего армейской группой начальнику штаба. Командующий сообщал, что в 3.00 противник открыл ураганный артогонь по нашим позициям в районе Белгорода. Особенно сильный огонь вёлся по плацдарму (у Михайловки, полоса 81 гв. сд. – В.З.)»[501].

Перед позициями 81 гв. сд сложилась редкая ситуация: дивизии 3 тк концентрировали штурмовые группы для броска через Северский Донец именно в тех районах, о которых было известно советской стороне (и вариантов у них не было), а гвардейцы не только выявили эти места, но и, имея реальную возможность нанести неприятелю урон, сумели её реализовать. Здесь была создана самая высокая плотность артсредств не только по армии, но и по участкам всех двух фронтов, которые были подвергнуты обстрелу в ночь на 5 июля, 68,6 орудия и минометов и 16 РС. Для сравнения: командование 13 А на главных направлениях максимум что смогло создать – это лишь 60 стволов[502]. С большой эффективностью и интенсивностью командир дивизии генерал-майор И.И. Морозов использовал резервный 97 гв. мп РС. Три его дивизиона начали обстрел мест сосредоточения боевых групп и инженерных подразделений 168 пд, 6 и 19 тд АГ «Кемпф» незадолго до полуночи и продолжали вести огонь с интервалами практически до середины 5 июля. Лишь за первые 4,5 часа (с 23.30 до 4.00) по небольшому плацдарму у Михайловки и окраинам Пушкарного было выпушено 424 реактивных снаряда[503]. Параллельно огонь по тем же районам вели 120-мм миномёты 290 мп (36 шт.) и орудия 161 гв. армейского пушечного артполка и т. д. Естественно, в таких условиях противнику было трудно избежать потерь в передовых батальонах, но вот их конкретных цифр найти не удалось. В утреннем донесении штаба 3 тк в АГ «Кемпф» отмечено: «Ночью ожесточенный огонь артиллерии, залповых систем и минометов противника по исходным позициям танковых дивизий, особенно на плацдарме у Михайловки. Поэтому мосты у Михайловки не успели навести к началу наступления, как это планировалось ранее»[504].

Однако командир 81 гв. сд не смог в полной мере использовать все имеющиеся у него возможности. Например, 114 гв. иптап (укомплектованный 76-мм пушками ЗиС-3) огня не вёл из-за того, что намеченные районы для обстрела находились на предельной дистанции и вероятность попадания была низкой. Поэтому было решено: не раскрывать ни основные, ни запасные позиции полка. По тем же причинам (большая дальность до намеченных объектов) не в полную мощь был использован и приданный ему 153 гв. ап 73 гв. сд. В его журнале боевых действий указано, что «…с 3.00 5.07. 1943 г. полк вёл огонь по обнаруженным районам сосредоточения противника, выпушено 76-мм снарядов – 306, и 122-мм – 87»[505].

Тем не менее задействованных сил при ударе и по переправам, и по самой Михайловке оказалось вполне достаточно, чтобы не допустить форсирования Северского Донца 6 тд в первый день «Цитадели». Поэтому около полудня командование 3 тк было вынуждено начать её перегруппировку по дорогам, забитым войсками, в район южнее Михайловки. А переправа этой дивизии началась только на следующий день, 6 июля.

Под сильный удар советской артиллерии попали и штурмовые группы 19 тд, начавшие преодолевать водную преграду. Утром её командование доносило: «С 1.15 (берлинское время. – В.З.) сильный сосредоточенный огонь вражеской артиллерии и тяжелого вооружения по предмостным укреплениям и местам наведения переправ… Строительство шестидесятитонного моста вынужденно прекращено из-за мощного корректируемого огня артиллерии»[506]. В отчете её штаба удалось обнаружить подробное описание того, что происходило на участках её боевых групп перед броском за реку: «…Мост для «тигров» был наполовину готов. В это время русские начинают хорошо организованный обстрел артиллерией, минометами и фланкирующими пулеметами по переправам. Несмотря на темное время суток, огонь был очень точный. Поэтому одна из надувных лодок, нагруженная до отказа, была потоплена прямым попаданием. Саперы тоже понесли серьёзные потери, так как под каждой опорой моста стояло 40–60 человек»[507].

Генерал-майор А.В. Скворцов, командир 78 гв. сд, сосредоточил весь огонь артиллерии на село Соломино, где в этот момент уже находились на исходных позициях передовые батальоны 7 тд. Сюда были нацелены: 158 гв. ап, батальонная и полковая артиллерия 228 гв. и 225 гв. сп, а также приданный ему 3/671 артполка из 213 сд. Кроме того, по этому району работала и артиллерия 25 гв. ск. Обстрел Соломино имел довольно высокую эффективность, и немцы это признали[508]. В результате здесь, на участке в 3 км, была создана плотность на 1 км: 8 установок РС, 39,6 орудия и миномёта[509].

Ошеломляющий эффект оказало это мероприятие и на войска армейского корпуса «Раус» (АГ «Кемпф»). Например, как вспоминали пленные солдаты 106 пд, захваченные уже днем 5 июля в ходе боя у станции Топлинка, ночной удар русской артиллерии оказался для них полной неожиданностью[510]. Но в штабных документах корпуса никаких цифр и деталей потерь обнаружить тоже не удалось.

Мне приходилось слышать мнение коллег, что довести до конца план контрартподготовки командованию 7 гв. А не удалось – помешал неприятель. Но это не так. Завершение контрартподготовки по времени совпало с началом артподготовки немцев: войска АГ «Кемпф» начали в 3.20 (по Москве), а артиллерия Шумилова закончила свою работу в 3.30 (по Москве). Поэтому со стороны казалось, что нарастающий вражеский огонь заставил свернуть начатый обстрел советских артиллеристов. В действительности же 7 гв. А просто завершала намеченное. «Артподготовка противника началась с сильного огневого налёта по переднему краю нашей обороны, – отмечается в отчете штаба её артиллерии, – поэтому огонь противника ни в какой степени не отразился на выполнении нашей артиллерией задач контрартподготовки»[511].

Вероятно, по этой причине с подачи немецких солдат пошла гулять легенда о том, что благодаря мастерству германских артиллеристов значительная часть советских огневых средств вышла из строя уже в первый час наступления. Это утверждение далеко от реальности. Лишь только немцы перенесли огонь в глубину обороны армии, офицеры штаба артиллерии седьмой гвардейской обзвонили все свои части, а также стрелковые дивизии, чтобы уточнить потери. В результате выяснилось, что ни одно орудие не было выведено из строя[512], зато целый ряд ложных и запасных позиций немцы перепахали на совесть. Судя по архивным документам штаба 7 гв. А, первые потери в материальной части дивизионная артиллерия начала нести только после 7.00 5 июля, когда враг точно определил координаты отдельных батарей. Например, в 153 гв. ап за весь этот день огнём артиллерии противника было повреждено три орудия, причём точно известно время их выхода из строя: две 76-мм пушки обр. 1939 г. – утром, в 7.00 и 10.00, а одна гаубица чуть позже[513].

В 6 гв. А вторая (основная) часть контрартподготовки тоже прошла в намеченные сроки – с 3.00 5 июля. Однако её результаты оказались скромнее, а преувеличений (да и просто откровенного вранья) о ней в отчётных документах штабов всех уровней – на порядок больше. Огонь здесь вёлся следующим образом: сначала пятиминутный огневой налет из всех орудий, затем 15 минут методического обстрела целей и в завершение вновь 10 минут огневого налёта по вероятным районам сосредоточения частей ударной группировки 4 ТА. Кроме того, после первого пятиминутного налёта расчёты 82-мм батальонных минометов перенесли огонь на немецкие траншеи, а 120-мм полковые – на обратные скаты высот, где предположительно должна была скапливаться живая сила. Дивизионы «катюш» дали два залпа в начале и в завершение контрартподготовки[514].

Уже после войны командарм И.М. Чистяков так вспоминал об этом напряжённом моменте: «Когда отгремели орудия, у меня, да и у офицеров штаба возникло сомнение: принесет ли эта контрподготовка ожидаемый эффект? Правда, вслух этого не говорили, но каждый так думал…

Мучительно тянется время. Уже 5 часов 50 минут, а противник не наступает. Волнуемся. Звонит ВЧ. Слышу знакомый спокойный голос командующего:

– Иван Михайлович, почему противник не наступает на вашем участке? Скоро шесть, а по данным вашей разведки, он должен в пять…

Я молчу. Слов нет. Николай Фёдорович продолжает:

– Не всыпали ли мы по пустому месту несколько вагонов боеприпасов? Тогда попадем мы с вами в историю военного искусства в качестве