Курская битва. Коренной перелом в Великой Отечественной войне - Валерий Николаевич Замулин

средств усиления, излишним потерям и невыполнению приказа. Вот лишь один характерный пример того, как использовало танковые соединения командование стрелковых дивизий 7 гв. А Воронежского фронта, изложенный командиром 27 гв. тбр полковником Н.В. Невжинским в боевом донесении от 8 июля 1943 г.:

«1. С рассветом 6.7.43 г. 27 гв. отдельная танковая бригада на основании устного приказа командира 24 гв. ск действует: /иск/свх. Поляна, отм.192.6, отм.192.8, отм.140.1, железнодорожное полотно юго-восточнее Ржавкец. Бригада взаимодействует: справа – одним танковым батальоном с 72 гв. сд, слева – ТБ с 213 гв. сд.

Бригада вела боевые действия на широком фронте – 12 км, они осуществлялись поротно, из-за чего возникли трудности в управлении бригадой и организации взаимодействия с другими родами войск, а также осуществления службы эвакуации и обеспечения.

2. Действия бригады поротно не дают должного эффекта в ударной силе и манёвре, а также оперативно использовать её на более ответственных участках.

3. Боевые задачи бригада получает устно, без подтверждения письменными приказами. Имелись случаи, когда командиры лично отдают приказы о выполнении боевой задачи без артподдержки и пехоты овладеть с предупреждением: «Если не овладеешь, то я тебя застрелю». Такой разговор произошел с командиром 1-го тб и командиром 72 гв. сд (справка – донесение командира 1-го тб). В результате такого использования бригада несёт большие потери и в материальной части, и в личном составе»[556].

Часто организация боя на уровне полка – дивизии и даже корпуса ограничивалась лишь постановкой задач. Старшие командиры не вникали в проблемы частей и подразделений, не стремились помочь им словом и делом, а при возникновении вопросов или затяжке исполнения приказов немедленно переходили на повышенный тон, обвиняя их командование в бездействии, трусости и нерасторопности, грозили военным трибуналом и даже расстрелом.

На Воронежском фронте ситуация осложнялась ещё и тем, что часть командиров дивизий и полков перед началом Курской битвы впервые были назначены на эти должности, в некоторых случаях буквально за несколько дней до начала немецкого наступления, а корпусное звено принимало подчиненные войска уже в ходе оборонительной операции. Поэтому даже те стрелковые корпуса, которые были сформированы ещё в мае – июне, не смогли стать полнокровными сколоченными боевыми соединениями. Особенно большая ротация комдивов прошла в 6 гв. А, находившейся на направлении главного удара ГА «Юг». К 5 июля 1943 г. из шести дивизий, входивших в её состав, в трёх командиры были назначены примерно за два месяца, а один – за неделю до начала боёв[557]. Причём три соединения, где прошла смена командования, занимали оборону в первом эшелоне армии. Пока эти дивизии оборонялись на подготовленных рубежах, проблемы и шероховатости удавалось в основном снимать без особых последствий. Но результаты боев уже на второй день битвы, 6 июля, особенно в полосе 6 гв. А, со всей очевидностью продемонстрировали неспособность корпусного звена в полной мере исполнять свои обязанности. Несмотря на относительно неплохую подготовку ряда командиров, слаженной работы соединений не получалось. По сути, их штабы выполняли функцию передаточного звена информации и приказов от руководства армии до дивизий и обратно. Причём делали это из рук вон плохо. Какой-либо инициативы, целеустремлённости у ряда старших командиров не наблюдалось. Причин этому было несколько, но одна из главных – отсутствие достаточного времени для ознакомления командного состава корпусного управления с подчиненными соединениями. Так, например, управление 48-го стрелкового корпуса 69 А начало принимать дивизии под командование 2 июля, а приступило к исполнению своих обязанностей 4 июля, после двух суток знакомства с войсками. А приказы о завершении формирования корпусного звена в 7 гв. А и 40 А были отданы уже в ходе оборонительной операции.

Отдельный вопрос – качество кадрового состава штабов. Часто офицеры, теоретически неплохо зная свои обязанности, на практике же, в динамичной, напряжённой обстановке боя, терялись. Не могли правильно организовать отражение вражеских атак вверенным соединением даже на подготовленных рубежах, адекватно реагировать на складывающуюся обстановку, быстро наладить потерянное управление войсками, установить и поддерживать устойчивую связь с командованием и соседями на флангах, а также налаживать эффективное взаимодействие с ними. Из справки управления контрразведки «Смерш» Воронежского фронта: «8 июля 1943 г. командиры 5 гв. тк и 10 тк, будучи вызванными начальником штаба Воронежского фронта генерал-лейтенантом С.П. Ивановым, получили приказ о наступлении на 8.00. По возвращении их на места поступила шифровка, изменяющая время наступления на 9.00. 5 гв. тк выполнил приказ, продвинулся на 10–15 км, но понёс большие потери и возвратился к 16.00 на прежний рубеж. К этому времени поступил приказ, отменяющий наступление в этот день и, как оказалось, 2 и 10 тк, получившие этот приказ своевременно, не приняли участия в наступлении, в результате чего 5 гв. тк не имел поддержки»[558]. Следует пояснить, что из упомянутых корпусов лишь 10 тк имел прямую связь со штабом фронта. Но, получив приказ об отмене атаки, штаб 10 тк об этом не сообщил соседу. Хотя оба соединения готовились действовать вместе и его командованию было известно о проблеме со связью в 5 гв. тк.

Дело в том, что из-за быстрого перехода с конца 1942 и особенно в первой половине 1943 г. Красной армии на корпусное звено управления возник острый дефицит старших офицеров и генералов, имевших опыт и способных к работе в штабах такого уровня. Остро эта проблема стояла и войсках Воронежского фронта. Начальник штаба 40 А генерал-майор А.Г. Батюня докладывал: «Корпусные управления, сформированные из резерва командного состава НКО, в подавляющем большинстве командиры не были участниками Великой Отечественной войны. В то же время имели академическую подготовку. Функциональные обязанности штабами были не изучены, а теоретические знания медленно преломлялись к боевой обстановке, отчего в первые дни управление боевой деятельностью войск осуществлялось плохо, и штабу армии целиком и полностью приходилось подменять работу управления корпусов»[559].

Но это были объективные проблемы, и Н.Ф. Ватутин не мог кардинально повлиять на них. Тем не менее, стремясь решить возникавшие трудности с управлением в корпусах в ходе операции, командование армий большинство вопросов брало на себя. Это в свою очередь осложняло работу армейских штабов: увеличивалась нагрузка на их офицеров, средства связи, что в свою очередь снижало оперативность принятия и исполнения решений, терялось их качество и глубина проработки. Вал текучки так их захлёстывал, что не было времени даже толком проконтролировать отданные приказы и распоряжения.

Вместе с тем обострились проблемы и субъективного характера. Ряд старших офицеров, назначенных на высокие должности, демонстрировали нежелание и неспособность работать на результат. Так, предметом постоянного внимания командующего 6 гв. А генерал-лейтенанта И.М. Чистякова, а затем и лично Н.Ф. Ватутина стала ситуация в её обоих корпусах. Уже 7 июля Военный совет фронта был вынужден отстранить сначала временно, а впоследствии окончательно от должности командира 23 гв. ск генерал-майора П.П. Вахромеева, войска которого удерживали главное танкоопасное направление – Обоянское шоссе и прохоровское направление, с формулировкой «как не справившегося с работой»[560]. Недисциплинированность генерала и пьянство стали одной из главных причин такого решения[561].

Не смог наладить слаженную работу управления, установить рабочие отношения с подчинёнными дивизиями, да и не проявлял особых усилий и настойчивости для этого начальник штаба 22 гв. ск полковник И.П. Нагаткин. Все службы и отделы работали вразнобой. От корпуса было невозможно добиться ясной и правдивой информации о состоянии дел на рубеже обороны, положении войск и т. д. Сначала в его адрес звучали лишь устные нарекания, но положение не менялось. Из приказа № 0125 по л/с командующего 6 гв. А от 25 августа 1943 г.: «Начальник штаба 22 гв. ск …на протяжении всего времени пребывания в этой должности к исполнению своих обязанностей относился недобросовестно, мало уделял внимания вопросам сколачивания отделов штаба корпуса, подготовки штабов дивизий, не вникал в их жизнь, боевую деятельность, не осуществлял контроля за их работой.

Над собой не работает, знаний своих не совершенствует, опыт Отечественной войны не изучает, систематически злоупотребляет спиртными напитками, после чего жалуется на болезнь желудка.

В период проведения корпусом активных боевых операций гвардии полковник Нагаткин проявил полную бездеятельность в руководстве штабом своим, оторвался от штабов дивизий, потерял всяческую ориентировку и не знал действительного положения войск на поле боя, вследствие чего штаб не являлся органом управления командира корпуса в период боёв»[562].

Сразу же после завершения Курской битвы полковник был снят с должности и направлен в распоряжения Военного совета фронта.

О неоднородности командного состава Красной армии в профессиональном (качественном) отношении знал и, естественно, пользовался этим наш