«Другой военный опыт»: российские военнопленные Первой мировой войны в Германии (1914-1922) - Оксана Сергеевна Нагорная

обычаям» славянские армии[1174]. В декабре 1917 г. в адрес Баварского военного министерства поступило прошение генерала ГС. Аксенова остаться в Германии после освобождения из плена. Генерал отмечал, что политические изменения в России произвели на него негативное впечатление. Он опасался, что на родине на него могли донести за ярко выраженные монархические настроения, поэтому возвращаться туда он не хотел ни при каких условиях[1175]. И хотя сам Аксенов все же оказался в России в качестве одного из командиров антибольшевистского Северного фронта[1176], очевидно, что намерение остаться вне военных действий осуществили многие бывшие военнопленные офицеры[1177]. Русские и балтийские немцы, планировавшие после освобождения из плена поселиться на территории отошедших от России государств, направляли в адрес ПВМ и немецкой администрации в Курляндии прошения помочь переправить родственников из большевистского Петрограда за границу[1178]. Принявшие решение о возвращении в Россию испрашивали у немецких органов разрешение на замену униформы гражданской одеждой в желании скрыть свой офицерский статус[1179].

Начавшийся еще в лагерях процесс обсуждения переживаний плена и политических событий в России, а также выработка приемлемых в изменившейся ситуации образцов толкования были продолжены после возвращения основной массы пленных на родину. В период, пока большевистское правительство допускало деятельность негосударственных организаций, репатрианты активно поддерживали существование «социальных сетей» и пытались отстаивать интересы своей группы в рамках различных союзов. Наступление власти на общественные организации и монополизация ею процесса перехода индивидуальных переживаний в коллективную память определили подстройку трактующих конструкций маргинальной группы к навязанным сверху шаблонам толкования.

IV.5. «русский народ закончил этой войне все классы и семинары»[1180]: плен как процесс обучения

В ходе развития немецкой системы военного плена по инициативе комендатур, а также при поддержке представителей самоуправления практически во всех лагерях возникли школы, в рамках которых значительная часть солдат приобщалась к грамоте, а для имевших начальное образование были устроены уроки математики, агрономии и немецкого языка, а также лекции и литературные чтения[1181]. Согласно отчетам представителей самоуправления, посещаемость занятий была достаточно высокой, а через некоторое время большинство учащихся «могли читать письма из дома и писать их»[1182]. Масштабы просветительской деятельности в агитационных лагерях отражают данные по лагерю Раштатт, где различные курсы посещали 2 500 человек[1183].

С поздней весны 1915 г., после перевода большинства солдат в рабочие команды, массовое обучение было прервано, однако наладившие свою деятельность лагерные библиотеки старались снабжать крупные бригады книгами и учебниками. Неработоспособные, оставшиеся в основных лагерях, продолжали повышать свой образовательный уровень, заказывая в благотворительных организациях учебную литературу, книги и программы для сдачи экзаменов на гражданский чин после возвращения в Россию: «Даром провести время — грех. Желаю дополнить свои знания, вышлите книги по сельскому хозяйству»; «Политической литературы совершенно не нужно. Высылайте беллетристику и учебники»; «Желаю приготовиться к сдаче экзамена на классный чин, вышлите учебников» и т. п.[1184] Здесь же инвалиды, лишившиеся в боях или на производстве правой руки, обучались владению левой.

Новый всплеск в развитии лагерных школ произошел по инициативе советского представительства в Берлине, которое распространило на лагеря закон об обязательном образовании и финансировало закупку книг и работу учителей[1185]. Путем пламенных увещеваний, что «самым сильным орудием борьбы с поработителями есть учение»[1186], а также угроз, что «неграмотные отправляться в Россию не будут»[1187], большинство еще не научившихся чтению и письму солдат были привлечены к посещению уроков.

В офицерских лагерях, во многих из которых содержались выпускники Академии ГШ и преподаватели высших школ из числа вольноопределяющихся, с согласия комендатур организовывались постоянно действующие курсы лекций на различные темы: о российской и зарубежных системах железных дорог, финансах, налогообложении, биологии и анатомии[1188]. В лагере Нейссе окончившим агрономические курсы выдавались соответствующие аттестаты[1189]. В смешанных лагерях по инициативе самих пленных устраивались так называемые «языковые тандемы» — парное обучение иностранным языкам у пленных союзников и преподавание им русского; это позволило желающим углублять свои знания английского и французского.

В одном из писем жене предводитель русского офицерского сообщества в лагере Дебельн полковник Буба, пусть и с легкой иронией, описывал многообразие обучающих мероприятий: «…Использую предоставленное время, чтобы читать. Благодаря службе, я отстал в этом и теперь восполняю недостаток знаний. Слушаю лекции по физиологии растений, которые читает доцент Московского университета в форме болтовни с некоторыми нашими офицерами. О пчелах и пчеловодстве уже прослушал. Учусь у француза языку»[1190]. Популярность подобных форм досуга подтверждается письмом еще одного офицера из этого лагеря: «…C полудня до часу слушаю доклады о шахматах, с полвторого до полтретьего — по химии, после этого я читаю и гуляю. В шесть — общая перекличка. По понедельникам и пятницам вечером — доклады о жизни растений и биологии. Потом читаем или играем в шахматы»[1191]. И все же добровольный характер подобных мероприятий и частые переводы офицеров в другие лагеря не позволяют сделать обобщающие выводы о результативности их обучения.

Одним из последствий привлечения к работам на заводах и фабриках Германии русских военнопленных, большинство которых были выходцами из крестьянской среды, стало приобретение ими новых профессиональных навыков. Уже в феврале 1915 г. ПВМ озаботилось созданием на каждого солдата индивидуальной рабочей карты с информацией о квалификации и степени работоспособности[1192]. С этой целью после попадания очередной группы пленных в проходной лагерь солдаты опрашивались на предмет их профессиональной деятельности до призыва в армию. Обученные шахтеры, слесари и инженеры сразу после прохождения карантина отделялись от основной массы и предоставлялись в распоряжение прусских предприятий. Чернорабочие и крестьяне направлялись на работы в сельском хозяйстве, в шахты, на строительство железных дорог или в прифронтовую зону[1193]. Для восполнения нехватки рабочих рук ПВМ практиковало сезонную занятость, после окончания сельскохозяйственных работ переводя военнопленных на промышленные предприятия, и наоборот[1194].

Недостаточное количество квалифицированных рабочих среди пленных вынудило немецкое командование пойти на устройство краткосрочных курсов по обучению специальностям, «необходимым для немецкого хозяйства»[1195]. На местах родилась инициатива по обучению военнопленных на машиниста парового плуга, которая среди солдат и работодателей пользовалась высоким спросом[1196]. В баварских лагерях Лехфельд, Траунштейн, Диллинген была организована подготовка электроинженеров и газовщиков[1197]; профессиональное обучение в техникуме проходили военнопленные-мусульмане, содержавшиеся в агитационном лагере под Берлином[1198]. Результаты реализации данных проектов определялись региональной спецификой: если в Вюртемберге местные ведомства оказывали сопротивление из опасения знакомства вражеских солдат с немецким производством и возможного использования ими