Дыхание Донбасса - Владимир Дмитриевич Пронский

кворум. Вопросов было два: прекращение деятельности общественной организации «Писатели Заречья» в связи с кончиной его учредителя и создание новой организации литераторов – «Союз писателей Заречья». Подберёзов предложил свою кандидатуру на пост председателя, и его поддержали, учитывая организаторские способности, а также его вхожесть в администрацию города. В тот же вечер создали инициативную группу и начали готовить документы для регистрации общественной организации.

И вот теперь, по прошествии нескольких месяцев, Валентин Подберёзов стоял у дверей квартиры старинного друга, к сожалению, рано покинувшего сей мир.

Предварительно посмотрев в глазок, Маргарита открыла Подберёзову, пропустила в прихожую и весьма неинтеллигентно спросила:

– У вас всё ещё есть какие-то вопросы?

– Да, уважаемая Маргарита Леонидовна! Вопрос вроде простой, но это с какой стороны на него посмотреть. Все мы помним Германа Михайловича – истинного подвижника литературы, оставившего нам массу замечательных книг. Память о нём всегда будет греть сердца не только жителей нашего города, но всей страны. Его книги всегда будут читать, учиться по ним, и уже есть сведения, что его произведениями заинтересовались за границей.

– Вы разденьтесь и проходите в комнату, чего стоять в прихожей…

Пока он раздевался и дожидался чаю, то перемигивался с Виолкой, выглядывавшей из двери своей комнаты. И чем более Подберёзов обращал внимания, тем девочка живее вела себя, даже начала корчить рожицы, то ли желая рассмешить гостя, то ли подразнить. Пропала она, только когда Маргарита принесла поднос с чайником, чашки и блюдца.

Она разлила чай по чашкам, подвинула вазу со сладостями гостю и села напротив.

– Пока стынет чай, можно поговорить.

– Да, это так – поговорить есть о чём, – промямлил вспотевший Подберёзов. – На собрании нашего писательского союза мы приняли решение об увековечивании памяти Германа Михайловича, а именно: ходатайствовать в администрации города об установлении памятной доски на доме, где он жил. Это первое. Второе – учредить постоянно действующий конкурс и премию имени Германа Чернопута! Как вам такая идея? – спросил Подберёзов и сам же ответил: – По-моему, замечательная! Если работы с памятной доской могут затянуться, так как решение по ней будет приниматься не нами, то организовать конкурс нам по силам уже в будущем году, и начнём собирать материалы сразу после новогодних праздников. Мы решили, что приём творческих работ будет бесплатным, но для обеспечения хотя бы небольшой денежной премии, помимо дипломов победителей, не возбраняются пожертвования как участников конкурса, так и меценатов. Помимо всего прочего, мне поручено на бюро нашего Союза просить вас возглавить жюри в качестве почётного председателя. Как вам такая идея?

– Не знаю, что и сказать… Смогу ли?

– Всю работу будут вести члены жюри, а вам лишь надо присутствовать на итоговом заседании да представлять конкурс на телевидении и в печати. Думаю, это вполне по силам, тем более что вы заинтересованный человек.

– Ну, если так, то можно подумать.

– Никаких раздумий, Маргарита Леонидовна! Считаю, что вы дали согласие, благословили это значимое дело. – Он отхлебнул из чашки остывшего чая, промочив засипевшее горло, и продолжал напористо говорить: – Должен сказать, что многие члены нашей организации уже внесли некоторые суммы в премиальный фонд, и я это легко сделал, как, помнится, так же легко пожертвовал в фонд Германа Михайловича.

– Как и легко вернули! – не удержалась и уколола Маргарита. – И какая же сумма вас устроит?

– Уважаемая Маргарита Леонидовна, не для себя лично бьюсь. Мои пятьдесят тысяч уже в общей копилке! Если и вы хотя бы столько же пожертвуете, то это будет хорошим подспорьем в реализации наших планов.

Она с недоверием посмотрела на гостя, пытаясь найти хотя бы тень сомнения на его лице, но ничего не обнаружила, когда их взгляды встретились.

– Ну, так что? Оформляю? – спросил Подберёзов. И не дождавшись, достал из сумки ноутбук, подшивку бланков, начал заполнять один из них и пояснил: – Они все со штампом и печатью, с отрывной квитанцией – всё как положено!

Пока Подберёзов заполнял бланк, она смотрела на него, хотела задать несколько вопросов, но стыдилась этого, словно хотела обидеть подозрением, пытаясь обнаружить следы фальши, неуверенности – разоблачить его. Нет, гость всё делал споро, привычно, будто занимался заполнением кассовых ордеров с утра до вечера, и она поняла, что не сможет, не посмеет отказать в его просьбе, лишь уточнила:

– Сумма остаётся прежней, скидки по причине тяжёлого семейного положения не будет?

Он посмотрел на неё с внимательным сожалением и вздохнул:

– Так уж и быть, в виде исключения, с вас и сорока тысяч будет достаточно. Я же всё понимаю, думаю, и мои коллеги поймут… Так что записываю эту сумму в документ?

– Извините, Валентин Сергеевич, это сумма для меня неподъёмна. Тем не менее не хочу оставаться в стороне от благого дела и жертвую на него десять тысяч. Понимаю, что это немного, но вы же знаете мою жизненную ситуацию. Думаю, её не надо напоминать?

– Как скажете… Дело добровольное! – смухортился Подберёзов.

Он сделал необходимые записи, оторвал квитанцию и окончательно вспотел. Ему захотелось сразу же покинуть этот дом, но всё-таки сделал для себя необходимую отговорку, когда получил деньги:

– Что-то жарко у вас…

– Так ведь ребёнок маленький. Да и привыкли мы.

– Тогда побежал я, – торопливо доложил он и пояснил: – Остаёмся на связи, как будут новости – обязательно свяжусь!

Более он ничего не стал объяснять, да и как объяснишь, например, что бланки кассовых ордеров он скачал из интернета, что штамп и печать достались ему от Чернопута, и те были размытыми. Конечно, всё это не добавляло настроения, но что ему оставалось делать, если сама жизнь-злодейка иногда подбрасывает такие фокусы.

47

Как ни ждал Семён Прибылой выписки из госпиталя, но она случилась будто бы неожиданно, хотя к этому времени наступила зима. Воронеж – город почти южный, и снега не было, из окна казалось, что осень окончательно прописалась на его улицах, и не будет ей конца, зато подмораживало. Обычно больных выписывают сразу после выходных, но Семёна промариновали до среды, когда после утреннего обхода ему было сказано, что сегодня подготовят необходимые документы, завтра состоится врачебная комиссия, и тогда лети, голубь, на все четыре и радуйся жизни. «Завтра так завтра! – решил Семён. – День сюда, день туда – особой разницы нет!» Он позвонил Ольге, объяснил ситуацию и договорился встретиться утром в пятницу в Сарматове.

– Думаю, на один день ты отпросишься из своего архива, зато потом у нас будет целых три вместе с выходными. До четверга ничего не предпринимай, когда сообщу, тогда и отпросишься. Проходящие автобусы идут из