Технология лжи. Нацистская антипартизанская пропаганда на оккупированных территориях СССР. 1941–1944 гг. - Иван Иванович Ковтун

class="a">[989]. 30 июля 1942 г. сотрудники абверштелле «Смоленск» сбросили в расположение партизан бандероль, где лежало письмо, адресованное Ничипоровичу. Письмо подготовил начальник бобруйского отделения контрразведки зондерфюрер Александр Валентинович Шмитляйн, поволжский немец и белоэмигрант, кадровый сотрудник германской военной разведки, свободно владевший пятью иностранными языками[990]. Текст агитки был лично согласован с командующим операцией, командиром 286‑й охранной дивизии генерал-майором И.-Г. Рихертом, подписавшим депешу[991].

В содержательном плане письмо было составлено в весьма учтивых выражениях и располагало к откровенной беседе. Шмитляйн писал: «Из официального отношения немецкого командования к Вам Вы видите, что несмотря на то, что Вы с Вашими отрядами находитесь в полном окружении и обречены на неизбежную гибель, немецкое командование все-таки мне разрешает вести с Вами переговоры, дающие широкие полномочия, и готово исполнить все мною данные Вам обещания. И это только потому, что оно Вас оценивает как хорошего командира и честного русского офицера, и главным образом потому, что оно не желает напрасного и бессмысленного истребления русского народа»[992].

Однако полковник В.И. Ничипорович отказался вести переговоры с противником о сдаче в плен. Напротив, во всех партизанских отрядах, чтобы поднять боевой дух, были проведены партийные и комсомольские собрания. Было принято единодушное решение прорываться из блокированного врагом леса[993].

В итоговом отчете о результатах операции «Орел» от 8 августа 1942 г. генерал-майор И.-Г. Рихерт, неохотно признавая, что партизаны вырвались из кольца, упомянул и о провале пропагандистской акции против командира кличевских «народных мстителей»: «31.7.42 г. полковнику Ничипоровичу специальными сигналами было предложено встретиться с зондерфюрером из абверштелле “Смоленск”. Ему гарантировалась свобода, а также предлагалось, чтобы он и его банды прекратили дальнейшее кровопролитие. Полковник от предложения отказался, хотя ему на руки было передано соответствующее письмо»[994].

Потерпев неудачу, немецкие пропагандисты и сотрудники спецслужб вовсе не отказались от рассылки писем. По данным ЦШПД за январь 1943 г., послания от врага получили командиры многих партизанских формирований Витебской области[995]. Например, одно из таких писем за подписью капитана Баха пришло по агентурным каналам командиру бригады им. Краснознаменного Ленинского комсомола Д.Ф. Райцеву. Послание изобиловало штампами нацистской пропаганды, но его тональность в основном была спокойной. Письмо носило вербовочный характер: Райцева убеждали стать агентом германской контрразведки. Причем способ передачи интересующей абвер информации комбриг мог выбрать по своему усмотрению. Положительного ответа противник не получил[996].

Известны также случаи, когда завязывалась тайная переписка между партизанскими командирами и коллаборационистами[997]. Каждый из участников переписки старался переубедить оппонента, используя соответствующий набор пропагандистских клише и выразительных средств. Шел весьма оживленный обмен агитационными материалами. К примеру, наиболее масштабной была переписка в июле – августе 1943 г. между командованием 1‑й русской бригады СС «Дружина» и штабом партизанской бригады «Железняк»[998]. Следует подчеркнуть, что «Дружина» имела положительный опыт разложения партизан, о чем сообщалось даже рейхсфюреру СС. Однако последующие попытки изменников распропагандировать «народных мстителей» оказались безрезультатными. Обмануть командира бригады «Железняк» И.Ф. Титкова не вышло[999]. Наоборот, советские патриоты, искусно проведя тонкую психологическую операцию, организовали переход частей русского соединения СС на сторону сопротивления[1000].

Еще одним приемом, который применялся врагом, было использование пленных партизанских командиров в пропагандистских целях противника. В ходе ожесточенного противостояния на оккупированных территориях СССР нередко происходили случаи, когда советские офицеры и командиры партизанских формирований попадали в руки нацистов. Судьба этих людей мгновенно превращалась в череду страшных испытаний, и далеко не всем удавалось их пройти с честью. Представители абвера и СД прибегали к интенсивным допросам, чтобы принудить вчерашних лидеров антифашистской борьбы к сотрудничеству. Одних ломали сразу, других долго пытали, прежде чем они соглашались работать на врага, третьих замучили до смерти, но ничего от них не добились. Впрочем, находились и те, кто добровольно вступал на путь измены социалистическому Отечеству.

Большой вред партизанскому движению нанес майор РККА Леонид Тарасович Лаберко. Осенью 1941 г. он попал в окружение и присоединился к партизанам. Весной 1942 г. Лаберко возглавил разведывательный отдел партизанской дивизии «Дедушка». В июле 1942 г., когда германские регулярные части и войска охранного корпуса генерала Макса фон Шенкендорфа проводили две крупные операции «Зайдлиц» и «Ганновер» против кавалерийской группы генерал-лейтенанта П.А. Белова и «народных мстителей» Дорогобужского партизанского края, майор перебежал к противнику. Лаберко включили в состав истребительной команды «охотников Востока» В.А. Бишлера. Бывший красный командир сообщил сотрудникам абвера места дислокации уцелевших партизанских отрядов в Кучеровских лесах (Глинковский район Смоленской области), выдал склады с оружием и сдал архив разведывательного отдела соединения «Дедушка». Немцы активно использовали коллаборациониста: от его имени были составлены и разбросаны листовки с призывом сдаваться. Лаберко лично обращался через громкоговорители к окруженным партизанам с предложением переходить на сторону врага[1001].

В отличие от Лаберко, батальонный комиссар И.П. Паньков, воевавший в составе 59‑й отдельной стрелковой бригады 2‑й Ударной армии и взятый в плен в конце июня 1942 г., на сотрудничество с противником пошел под давлением[1002]. Панькову повезло, так как пресловутый «приказ о комиссарах» в вермахте отменили 6 мая 1942 г., в противном случае его упорство могло бы стоить ему жизни. Измученный голодом и жестоким обращением, бывший политработник, друг военного корреспондента армейской газеты «Отвага» и поэта Мусы Джалиля согласился принять участие в акции, подготовленной отделом пропаганды «Остланд». В октябре 1942 г., когда Паньков находился в Пскове, он написал воззвание, обращенное к бойцам и командирам Красной армии, политработникам и партизанам. Агитка распространялась не только в формате листовки, его также опубликовала псковско-рижская оккупационная газета «За Родину»[1003].

Будучи небесталанным агитатором, свободно владевшим немецким языком, Паньков довольно быстро понял, на базе каких стереотипов строится пропаганда противника. В своей листовке он повторил почти все известные штампы нацистских медийных органов, начиная от того, что партизанская борьба бессмысленна, поскольку она наносит вред не столько германским войскам, сколько мирному населению, и заканчивая утверждением, что честный человек не может быть партизаном, так как последний «является бандитом». В агитке Панькова присутствовала и аппеляция к семейным ценностям. Он писал: «Распускайте ваши отряды, бросайте оружие и сдавайтесь немцам! Этим вы спасете себя, свои семьи и поможете быстрее установить мирную и спокойную жизнь. Вспомните о ваших женах и детях! Они ждут вашего возвращения домой»[1004].

Листовка Панькова не оказала серьезного воздействия на партизан. К концу 1942 г. «народные мстители» уже выработали стойкий иммунитет к подобной пропагандистской продукции врага. Что касается самого автора воззвания, то его, как «отработанный материал», отправили в лагерь. Ему посчастливилось выжить: окончание войны Паньков встретил в Маутхаузене[1005].

Тяжелые испытания выпали на долю сотрудника ГРУ