Имя раздора. Политическое использование понятия «гражданская война» (1917–1918) - Борис Иванович Колоницкий

стихийных действий. Эта война систематически готовилась внешним врагом с «дьявольской, чисто германской настойчивостью»[1281]. Кадетское издание и в других своих публикациях прозрачно намекало на связь политики большевиков с интересами Германии[1282].

Консервативные газеты призывали население дать отпор ожидаемому выступлению большевиков. «Московские ведомости» считали, что нужно организовать самооборону горожан из-за натравливания на интеллигенцию «темных масс» и ожидаемых «самых страшных эксцессов»[1283]. «Новое время» также убеждало в необходимости «самоохраны» домов не только из-за волны грабежей, убийств и разбоев, но и ввиду слухов о предстоящей «резне буржуев»[1284]. Ожидая, что к выступлению большевиков в столицу съедутся «опытные погромщики, воры, разбойники и хулиганы», газета утверждала: «Необходимо приготовиться к отпору всей той сволочи, которую ведут за собой большевики»[1285].

Настоящую агитационную кампанию в этом направлении повела «Новая Русь» с 17 октября, то есть с момента, когда начались пересуды относительно предполагаемой даты выступления большевиков. Газета призывала ввиду скорого захвата власти большевиками принимать меры к обеспечению безопасности жилищ и вооружаться[1286]. «Оружию надо противопоставить оружие», — призывала «Новая Русь»[1287].

Уже 18 октября в Петрограде прошло совещание домовых комитетов, обсуждавших тему погромов и грабежей[1288]. По мнению корреспондента массовой газеты «Петроградский листок», отсутствие реакции властей на подготовку большевиками восстания привело к тому, что обыватели сами стали «усиленно вооружаться»: «Одним словом, идет усиленная подготовка к „войне“. Мобилизуются силы с одной и другой стороны»[1289]. Накануне 20 октября в Петрограде говорили о грядущем «выступлении», «погроме», «избиении», Варфоломеевской ночи[1290]. В эту ночь столичные жители принимали настоящие оборонительные меры: они не только запирали парадные, но и строили во дворах баррикады[1291]. История повторилась и 22 октября. «Будут ли нас убивать?» — с таким вопросом, по мнению сотрудника «Биржевых ведомостей», проснулись в это утро тысячи петроградцев[1292]. Эти свидетельства отражают атмосферу паники, царившую в обществе. По замечанию историка Ц. Хасегавы, жители столицы, занятые обеспечением собственной безопасности, с безразличием отнеслись к самому Октябрьскому перевороту[1293].

В период, предшествующий предполагаемому большевистскому выступлению, общественные страхи в стране достигли критической точки. Одни издания понимали гражданскую войну как войну всех против всех, как «анархию», вызванную крахом государственного управления. Левая по отношению к действующему правительству оппозиция столь же негативно оценивала те случаи, когда власти демонстрировали свою готовность навести порядок, используя армию. Наконец, некоторые издания воспринимали внутренний конфликт как организованный и направляемый извне процесс, требующий от населения активной самообороны и готовности к вооруженному сопротивлению. Так или иначе, гражданская война расценивалась если не как неизбежное, то как наиболее вероятное последствие роста насилия, политического и не политического, которое охватывало все новые города и области.

3. Обвинения в подготовке гражданской войны и политическая борьба осенью 1917 года

С середины сентября, то есть еще до того, как ЦК большевиков принял решение о подготовке вооруженного восстания, в прессе все чаще стали звучать обвинения партии Ленина в том, что они готовятся к гражданской войне[1294]. Политические успехи большевиков, контролировавших Петроградский Совет, вызвали острую реакцию со стороны их оппонентов, а каждая новая резолюция Совета воспринималась как очередной шаг к вооруженному столкновению. Исследователи так описывали настроения в российской столице: «Близость гражданской войны все сильнее ощущалась в политической атмосфере Петрограда. Все газеты были полны самых мрачных предсказаний по этому поводу». Особые опасения высказывали эсеры и меньшевики[1295].

Так, например, «День» обратил внимание своих читателей на то, что резолюция Петроградского Совета 21 сентября, предупреждавшая о «контрреволюционном выступлении» в ближайшее время и призывающая к отпору врагам революции, пахла «кровью, ужасами и безобразиями июльских дней». По мнению редакции этой газеты, Съезд Советов большевики используют, чтобы «организоваться для очередной „вспышки“ гражданской войны», направленной против Предпарламента и умеренных социалистов: «Большевизм разных сортов объявил всю демократию предательницей революции, объявил демократии войну. Война так война». Признавая неизбежность подобной гражданской войны, «День» только выражал сожаление, что инициативу открытой борьбы с большевиками не взяли на себя руководящие центры меньшевиков и эсеров[1296]. Вероятно, имелось в виду, что тем самым «демократия» лишала себя тактических преимуществ.

Если Ленин яростно критиковал своих соратников за то, что они уступали инициативу в развязывании вооруженного конфликта своим противникам, то Временное правительство упрекали в том же солидные столичные издания. «Руководимая кадетской „Речью“ буржуазная пресса твердила изо дня в день, что нельзя предоставлять большевикам возможность „выбрать момент для объявления гражданской войны“», — писал впоследствии Троцкий[1297].

Еще больший резонанс вызвала резолюция, вынесенная 25 сентября. В этот день Петроградский Совет избрал своим председателем Л. Д. Троцкого. Заседание было посвящено обсуждению текущего момента, доклад на эту тему сделал Л. Б. Каменев. Его оценка ситуации звучала как призыв к борьбе с правительством: «Коалиция заключена за наш счет. Попытка создать коалицию — это провокация гражданской войны». Способом ее предотвращения он назвал отказ в поддержке власти и противопоставление ей Съезда Советов[1298]. «Только власть, которой верят, и верят по праву, может спасти нас от братоубийственной войны, от жестокого хаоса», — дополнил его мысль Л. Д. Троцкий[1299]. И в этих, и в других своих выступлениях видные большевики оправдывали свои грядущие действия необходимостью предотвращения гражданской войны. Впрочем, как мы увидим, Троцкий здесь был не до конца последователен. В некоторых своих речах он даже открыто прославлял гражданскую войну.

Меньшевики огласили резолюцию, которая призывала воздерживаться от «выступлений, могущих повести к гражданской войне, поражению передовых слоев демократии и гибели революции». Свои требования рабочим, солдатам и крестьянам предлагалось отстаивать в Предпарламенте[1300]. Тем не менее была принята резолюция большевиков; в ней говорилось о том, что создание коалиции означало «капитуляцию демократии перед корниловцами». Новый состав министерства, гласила резолюция, войдет в историю как «правительство гражданской войны». Петроградский Совет отказывал такому правительству в своей поддержке[1301].

Что подразумевали лидеры большевиков, руководители Петроградского Совета, и как воспринимали современники эту оценку?

П. Н. Милюков, комментируя позже эту резолюцию, рассуждал, что Троцкий, называя новую коалицию «правительством гражданской войны», имел в виду не то, что оно само начнет войну, а то, что его существование создает условия, при которых война становится неизбежной и более благоприятной для победы «пролетариата»[1302]. Таким образом, коалиционное правительство косвенно способствовало возникновению ситуации, выгодной большевикам.

В то же время некоторые обозреватели полагали, что резолюция содержит прямые обвинения Временного правительства в подготовке гражданской войны и по сути является объявлением войны правительству. С. А. Кливанский на страницах «Дня» назвал ее ясным и определенным объявлением Советом гражданской войны правительству