Сталинград: дорога в никуда - Анатолий Алексеевич Матвеев

Иван вздохнул, вслух произнёс:

– Вот те на.

Постоял, словно раздумывая, повернулся и вышел на воздух.

Женщина в расположении – не очень удобно: ни пукнуть, ни почесаться, а разные слова хоть забудь. Но делать нечего, придётся терпеть. И сказал Иван сам себе:

– Вот как жизнь повернула.

На улице посмотрел на небо, поглядел по сторонам, не зная, то ли остаться здесь, то ли спуститься в подвал. И чего греха таить, когда силы в тебе на троих, а рядом молодая женщина, хошь не хошь, а мужское нутро не спрячешь, так что придётся вдвойне терпеть. Иван хотел выругаться – тут, на улице, такое можно, а вырвалось из него только:

– Эх, ма…

Часовой, услышав его, спросил:

– Что не так, Иван?

– Да тут женщина к нам прибилась.

– Знаю, – сказал часовой.

– Да неудобно в одной комнате.

Часовой помолчал и сказал безразлично:

– Ну, женщина, ну и что. Не слон же приблудился.

Иван подумал, что часовой не понимает его, и в раздражении отмахнулся. Сел и закурил.

Женщина рядом – это что-то далёкое. За войну отвык от них, словно это другие существа, и надо приноравливаться к ним, а тут совсем рядом. Словом, нарушила она мужскую устоявшуюся жизнь.

И это, то есть её, придётся терпеть. Каждый день, каждый час. Но мысли о печке отвлекли его, и он забыл про Раю.

Бросил окурок, посмотрел, как тот дотлевает, мигая красным огонёчком. Встал, хотел спуститься в подвал, вспомнил про Раю и передумал. Можно остаться наверху и поспать, но свистит и грохочет так, что и глаз до утра не сомкнёшь.

Рая-снайпер

Иван, накинув ремень винтовки на плечо, собрался уходить. Вдруг Рая подскочила и сказала:

– Возьмите меня с собой.

– Куда? – удивился Иван.

– Туда, – кивнула вверх Рая.

Иван усмехнулся, подумал и спросил:

– Стрелять то умеешь.

– А вы проверьте.

Иван поправил винтовку и пошёл, кинув на ходу:

– Пошли.

Поднялись на второй этаж. Иван показал на амбразуру и сказал:

– Ложись.

Рая легла и ждала, когда Иван даст ей винтовку. А он спросил, слегка склонившись над ней:

– Что видишь?

Рая подумала, что он подшучивает над ней, но сказала, оглянувшись на него:

– Ничего. Нет немцев.

– Правильно, – согласился Иван и продолжил: – Вчера трёх подстрелил, вот они и попрятались. Погоди, день пройдёт, успокоятся. Вот тогда они твои. Тут не зевай, а то опять, как мыши в норы, схоронятся. Ну всё, вставай, пошли.

– А пострелять, – обиженно сказала Рая.

– Куда, куда? В белый свет, как в копеечку, – размахивая руками, возмутился Иван. Рая встала и недовольная причмокнула.

– Завтра повторим, – сказал Иван и стал спускаться вниз. Она пошла за ним. Иван, спускаясь, говорил Рае:

– Ты, главное, не торопись. Прежде чем стрелять, посмотри внимательно. Может, немец только и ждёт, когда ты голову высунешь. Он тоже стрелять умеет. Поняла?

– Поняла.

– Вот и хорошо. Главное не суетись. Подстрелить немца всегда успеешь. Думай больше. Главное позиция. Хорошая позиция, когда тебя никто не видит, а ты всё видишь. И целься получше. Мёртвый немец молчит, раненый кричит. Пойдут палить по тебе из минометов. Небо с овчинку покажется.

Когда спустились в подвал, примиряюще сказал:

– Полежи, отдохни, подумай. А завтра…

– Что завтра? – встрепенулась Рая.

– Пораньше встанем и посмотрим. А сейчас отдыхай, чтоб утром винтовка в руках не дрожала.

Утром Иван хотел разбудить Раю, но она подскочила, словно только этого и ждала. Тихо, чтобы не перебудить остальных, вышли. Светало.

Иван повёл к другой амбразуре. Она удивилась и спросила, кивнув на прежнее место:

– А почему не там?

– Там я вчера был. Может, примелькался. Они тоже стрелять умеют. А позиции меняй постоянно. Ну, давай.

Рая легла. Иван дал ей винтовку и спросил:

– Что видишь?

– Пока ничего.

– Жди. Ещё не проснулись.

Рая решила, что ей опять не повезло. В доме напротив словно все вымерли.

Немец шел спокойно, не зная, какая судьба его ожидает. Сначала он показался в первом оконном проёме, на секунду задержался, посмотрев на улицу.

Рая, затаив дыхание, решила стрелять, но внутри её что-то обожгло:

– Это же человек.

Руки задрожали, её зазнобило, стало страшно. Внутри неё всё противится. Не женское дело убивать, не её.

Иван стоял над ней. Он не видел немца, он смотрел на Раю и ждал. Наверное, уже пожалел, что взял её с собой. Вдруг он кашлянул.

Рая вздрогнула и нажала на курок. Немец рывком, словно отпрыгнул от окна, как будто кто-то невидимый его сильно толкнул, покачнулся и упал.

«Убила», – подумала Рая.

Её вдруг затрясло как в лихорадке, потом обдало жаром и бросило в пот. Упала лицом на винтовку, сначала заплакала, и, не сдержавшись, зарыдала.

Она убила незнакомого человека. У него, наверное, есть мать и отец, может, даже невеста, которая его ждёт. Они могли сыграть свадьбу, у них мог родиться ребёнок, а она убила его.

«Ребёнок, ребёнок», – стучало у неё в голове.

– Ничего, ничего, – сказал Иван, приседая рядом с ней на корточки и забрав винтовку, сказал: – Я когда первого убил, чуть в штаны не наложил. Первого всем страшно. Ведь человека убиваешь, не кошку.

– Правда? – спросила Рая сквозь слёзы.

– Правда, правда.

Помог Рае подняться и, придерживая её за руку, повёл вниз. Ей было стыдно за свои слёзы. Она размазывала их по щекам, а они без остановки текли. В подвале тихо сказал:

– Поспи, пройдёт.

Рая упала, ещё чуть-чуть поплакала и провалилась в сон.

Иван постоял над ней и подумал: «Вот война, всё калечит: и тело, и душу. Калеки привыкают и живут, а с душой-то как быть. Ей, женщине, детей рожать. Что она будет рассказывать им – добрые сказки или страшные воспоминания о войне, об убитом фашисте».

Но никто не знал ответа на этот вопрос. И он решил, что зря взял её с собой. Как ей с этим жить, но, может, ничего, выправится. Может быть.

Поправил винтовку, сползавшую с плеча, и пошел наверх, понимая, что, напуганные первым убитым, немцы будут осторожней. Но решил: что будет, то и будет. Зря, что ли, он рано вставал.

Вечером Рая сама подошла к нему и сказала тихо:

– Знаете, мне страшно.

– Что так? – удивился Иван.

– Страшно, а вдруг убьют и ничего не будет. Ничего не будет.

– Чего не будет? – не понял Иван.

– А ничего не будет. Я еще ничего не видела, ничего. Я мечтала, буду учиться.

– А тебе лет сколько?

Она помолчала и тихо произнесла:

– Мне восемнадцать.

Иван аж