Карусель - Семен Теодорович Альтов

— Они прекратили! — доложила наконец Федосееву жена.

Федосеев медленно поднялся, подошел, истово обнял женщину.

— Прости, если что было не так!

— Я буду ждать тебя!

Незамеченный, Федосеев подполз к самой пещере.

Приятеля нигде не было. У входа отчаянно спорили Бородай и Махиня.

— Взялся — ходи! — требовал Бородай.

— Я не брался! — кричал Махиня. — А ты сам перехаживал!

— Я не перехаживал! Я еще не оторвал руки!

— Сейчас я оторву тебе руку!

Свалив доску с расставленными на ней фигурами, они бросились друг на друга.

«Все как в больших шахматах, — не смог сдержать улыбки Федосеев. — Молодец директор — учел тенденцию!»

И юркнул в пещеру.

Плодовитов с усилием оторвался от чертежей, направил на Федосеева электронную пушку.

— Ни шагу дальше! Кто вы? Как прошли мимо моих сотрудников?

Федосеев мило улыбнулся.

— Они играют в шахматы, слышите?

— Требую матча-реванша! — истошно вопил снаружи Махиня.

— А миллион у тебя есть?! — глумился над ним Бородай.

— Бездельники! — выругался Плодовитов. — И это в рабочее время!.. Ну, ничего, сейчас они займутся вами!

— Выслушайте меня! — взмолился Федосеев. — Ведь это вы изобрели и внедрили когда-то лампы дневного света, которые установлены теперь в каждом подъезде. Днем лампы горят, вечером — нет. Такое нужное изобретение!.. А ваш бесценный любовный опыт? Вы обязаны передать его тем, кто не знает любви!

Возвышенно и страстно, негодующе и протестующе, надменно и пылко, патетично и дидактично, аргументируя и аллитерируя, пропагандируя и жестикулируя, акцентируя и грассируя, мотивируя и иллюстрируя, пытался Федосеев убедить Плодовитова.

— Да здравствует вечное движение! Вечное обновление! Вечная любовь! Долой все тормоза! — провозгласил наконец Федосеев и раскрыл объятия Плодовитову.

Плодовитов смахнул выступившие слезы и кликнул Бородая с Махиней.

— Заприте его в подсобке! — приказал.

В подсобке надрывно стонал директор шахматного клуба.

— Жив?! — обрадовался ему Федосеев.

— Они не послушали меня, — бренча кандалами, сообщил приятель. — Модель тормоза готова. Испытания назначены на завтра.

Федосеев в отчаянии заметался по тесному помещению.

«Что же делать? — сверлила голову мысль. — Как же быть?.. А что, если…»

Еще не веря самому себе, он отыскал в темноте ухо приятеля.

— Слушай! — страстно зашептал Федосеев. — Слушай! Тебе ведь приходилось читать доклады о развитии шахматного движения? Много раз приходилось, правда?

— Ну, приходилось, конечно. А что? — удивился директор.

— Длинные были доклады?

— Длинные.

— А много ли было в них дельных мыслей, интересных фактов, ценного опыта? — не унимался Федосеев.

— Мало! — самокритично признал директор. — В основном общие места.

— Значит, ты лил воду? — с неописуемой радостью и нескрываемым волнением закричал Федосеев.

— Еще как! — сознался приятель. — Но объясни же, наконец, зачем тебе все это нужно?

— А затем, — торжественно произнес Федосеев, — что сегодня ночью, когда они уснут, ты будешь читать здесь свой самый важный, самый нужный, самый длинный и самый пустой доклад. Будешь лить воду, много, много воды. Отсюда вода выльется в пещеру Плодовитова и смоет все: модель тормоза, чертежи, расчеты! Ужасное изобретение погибнет накануне своего рождения!

— Я сделаю это! — лихорадочно блестя глазами, обещал приятель.

Они едва дождались ночи.

Первым зашелся в отчаянном храпе Бородай. За ним зарычал во сне Махиня. Последним тоненько зачмокал Плодовитов.

Пора!

Директор шахматного клуба ступил на воображаемую трибуну. Желая взбодрить приятеля, Федосеев бурно зааплодировал.

Оратор начал говорить. Вначале вяло, потом энергичнее, дальше — уже вдохновенно! Грамматически выстроенные, округлые, ничего не значащие, гладкие и обсосанные, пустые и никчемные фразы так и срывались одна за другой с его разгоряченного языка и тут же в холодном воздухе подземелья конденсировались в водяные капли, превращались в лужицы и ручейки. Несколько ручейков слились воедино, и образовавшийся поток нашел себе дорогу из подсобки в пещеру.

Там еще спали.

— Давай же! Давай! — молил директора Федосеев.

И приятель на глазах набирал силу. Он говорил все быстрее и быстрее, все обтекаемее и обтекаемее, и слова-капли уже не падали поодиночке на каменный пол, а струйками вылетали из его рта.

— Нажми! Нажми еще! — заклинал Федосеев. Но директора не надо было ни просить, ни заклинать.

Вдохновение перешло в эйфорию — и вот уже из уст директора низвергнулся мощнейший водопад.

Могучий напор воды выбил кое-как навешенную дверь подсобки, и вода хлынула в пещеру.

Оттуда доносились отчаянные крики Плодовитова, страшная ругань Бородая и Махини.

Подхваченный мощным течением, Федосеев выплыл в пещеру и увидел, что все кончено, — вспененная черная вода уносила последние листки с расчетами, обрывки чертежей и обломки жуткой модели.

— Хорош! — крикнул Федосеев приятелю. — Отбой!

Директор пустил по инерции еще несколько струй и закрыл рот. Вода медленно сходила, являя взору картину всеобщего разора и опустошения.

— Все пропало! — рыдал Плодовитов.

И тут он увидел Федосеева. Лицо изобретателя перекосилось.

— Это вы, вы подстроили! Вы ответите за это!

Тут же к Федосееву и его приятелю метнулись Бородай и Махиня.

— Стойте! — приказал им вдруг чей-то знакомый голос, и в пещеру на белом коне въехала прекрасная амазонка, с головой закутанная в бурку. За всадницей вошли множество джигитов со спокойными и решительными лицами.

Они быстро связали Бородая с Махиней, освободили из кандалов директора шахматного клуба, дали ему и Федосееву — мокрым, озябшим, продрогшим — глотнуть из фляги фруктового сока.

Амазонка распахнула бурку, и Федосеев узнал свою жену.

— Однако, ты вовремя, Сурепка! — ухмыльнулся он.

— Как всегда, Плазмодий! — поигрывая стременами, ответила жена. — Вас так долго не было. Я пошла в аул и все рассказала. Эти юноши, — она любовно оглядела джигитов, — вызвались мне помочь. Вот, собственно, и все.

Она повела глазами по пещере.

— А с этим тормозом, я вижу, вы справились сами?

С превеликой осторожностью глубоко в расщелину сбросили джигиты полуразбитые ящики с концентрированной ненавистью и место это для верности забросали огромными валунами.

Разом одряхлевшего, седого и немощного Плодовитова под руки вывели из пещеры. Рядом на траву к ногам жены Федосеева горцы положили связку Бородай — Махиня.

— Плодовитова мы переубедим. Он еще послужит людям! — объявила горцам жена Федосеева. — А этих… решайте их судьбу сами!

— А чего тут решать! — постановили горцы. — Мы возьмем их с собой — пусть сторожат отару!

Федосеев, его жена и директор шахматного клуба расцеловались с джигитами, договорились переписываться и приезжать друг к другу в гости.

Горцы ушли в горы, а они, придерживая Плодовитова, стали спускаться в долину. Не теряя времени, они наперебой начали переубеждать Плодовитова. Немощный старец волей-неволей слушал их горячие, вдохновенные речи (без воды), и постепенно с его лица сходили глубокие морщины, кожа становилась упругой, мышцы наливались силой, волосы чернели, у него молодо засверкали глаза, во рту появилось множество крепких зубов, и сочная жизнелюбивая улыбка украсила его свежее лицо. Плодовитов молодцевато