Технофеодализм - Янис Варуфакис

к концу 1960-х Бреттон-Вудский корабль потерял ход и оказался на мели. Причина? Произошли три события, которые привели к тому, что Америка утратила положительное сальдо и стала хронически дефицитной экономикой. Первое — эскалация войны во Вьетнаме, которая заставила правительство США тратить миллиарды в Юго-Восточной Азии, оплачивая поставки и услуги для своих военных. Второе — попытка президента Линдона Джонсона загладить пагубные последствия военного призыва для рабочего класса Америки, в частности, для чернокожего населения. Его благородный, но дорогостоящий набор программ социальных реформ по построению «Великого общества» существенно сократил бедность, но одновременно Соединенные Штаты наводнили дешевые импортные товары из Японии и Европы. И третье — оказалось, что заводы Японии и Германии превзошли американские как по качеству продукции, так и по эффективности, отчасти благодаря той поддержке, которую сменявшие друг друга правительства США оказывали производственным секторам Японии и Германии, — очевидный пример тому автомобильная промышленность.

Никогда не поздно принять реальность, поэтому Вашингтон собственноручно убил свое лучшее творение: 15 августа 1971 года президент Никсон объявил об исключении Европы и Японии из долларовой зоны. Бреттон-Вудс был мертв [10]. Это открыло двери для новой, поистине мрачной фазы в эволюции капитализма.

Безумные цифры. В 2002 году, через тридцать лет после Никсоновского шока, совокупный доход человечества приблизился к пятидесяти триллионам долларов. В том же году финансисты по всему миру сделали биржевых ставок на семьдесят триллионов долларов. Я помню, как твои глаза вылезли из орбит, когда ты услышал эту возмутительную цифру. Как и большинство людей, ты отказался ее осмыслять. Привыкший думать о деньгах в терминах вещей, которые имели смысл, таких как тонны стали или количество больниц, которые можно построить, ты не мог понять, каких размеров должна быть Земля, чтобы вместить все эти вещи на семьдесят триллионов долларов.

 К 2007 году совокупный доход человечества вырос с пятидесяти до семидесяти пяти триллионов долларов — приличный рост на тридцать три процента за пять лет. Но сумма ставок на мировом денежном рынке выросла с семидесяти до семисот пятидесяти триллионов долларов — рост более чем на тысячу процентов. Вот тогда ты и потерял нить моей мысли. Или, точнее, тогда мы согласились, что цифры сошли с ума, став арифметическим отражением капиталистической спеси.

Откуда появились эти безумные цифры? Что за ними стоит? Один из способов ответить на этот вопрос — технический: он включает описание финансовых инструментов, таких как опционы (или деривативы) — оружие потенциального массового финансового уничтожения, как их назвал Уоррен Баффет, — которые стали поводом, если не причиной огромного финансового пузыря, катастрофически лопнувшего в 2008 году [11]. Эти инструменты, известные как опционы, были доступны и при Бреттон-Вудской системе, но только после того, как Бреттон-Вудс умер, банкирам, освобожденным от цепей Нового курса, было разрешено делать ставки на фондовой бирже, сначала с помощью денег других людей, а затем с помощью денег, фактически созданных из воздуха, которые банки ссужали в астрономических количествах… сами себе.

Созданные из воздуха? Говоря начистоту: да, именно так. Большинство людей полагают, что банки принимают сбережения Джилл на депозитное хранение и затем одалживают их Джеку в форме кредита. Но банки делают не так. Когда банк ссужает Джеку деньги, он не заглядывает в хранилище, чтобы проверить, достаточно ли у него наличных для обеспечения кредита. Если он уверен, что Джек вернет кредит плюс оговоренные проценты, всё, что нужно сделать банку, это добавить на счет Джека ту сумму в долларах, которую он ему одолжил. Для этого не нужно ничего, кроме печатной машинки или, если речь про наши дни, нескольких нажатий на клавиатуре.

Конечно, если все Джеки в мире будут использовать свои кредиты разумно, зарабатывая достаточно денег для их погашения (плюс проценты), всё будет хорошо. Но в природе банков — привлекать как можно больше Джеков, желающих брать в долг всё большие суммы, чтобы продолжать платить друг другу всё больше и больше, получая огромную прибыль от финансирования такой гигантской схемы Понци. Этот финансовый карточный домик неизбежно рушится — и тогда маленькие люди оказываются раздавленными падающими обломками мирового капитализма, как это произошло в 1929 году. Бреттон-Вудская система была призвана не допустить, чтобы такое безрассудство, подпитываемое алчностью, снова поставило человечество на грань Великой депрессии, и в том числе еще одной мировой войны. Но как только ее не стало, банкиры вновь получили свободу бесчинствовать.

Зная тебя, твое привычное неприятие риска и твое нежелание предполагать, что влиятельные люди глупы, ты счел бы это объяснение неудовлетворительным. Если мы с тобой достаточно умны, чтобы осознавать внутреннюю нестабильность их финансового карточного домика, наверняка банкиры тоже это осознают? Так почему же они не приходят в ужас от того, что может произойти, если их биржевые ставки разом пойдут ко дну? На это есть ряд причин. Одна из них заключается в том, что они разработали новый способ получения прибыли от предоставления кредитов Джеку, не завися при этом от его способности или готовности вернуть кредит. Хитрость заключалась в том, чтобы выдать Джеку деньги, а затем немедленно разбить его кредит на мелкие части и продать эти части — внутри множества очень сложных финансовых «продуктов» — ничего не подозревающим покупателям из другого финансового сектора, которые сами переупакуют их и продадут кому-то другому, и т. д. Такая практика внушала западным банкирам ложное чувство безопасности: кредит Джека больше не был их проблемой. Даже если Джек не выполнял своих обязательств, его кредит был разделен на столько мелких частей, что ни один банкир не понес бы бремени убытков. Они верили, что риск был разделен и рассредоточен и, таким образом, сведен к минимуму.

Усвоив это убеждение, они смогли усвоить и другое: что благоразумие — для слабаков и что умные люди вроде них на самом деле давали капитализму возможность расти и развиваться. Но, производя всё больше и больше долгов, разбивая их на всё меньшие и меньшие части и рассеивая по всей планете, они не минимизировали риск, а усугубляли его. На горизонте маячила угроза краха, но финансисты просто не могли вообразить себе, что все эти крошечные частички долга, на которых держалась финансовая система Запада, могут рухнуть одновременно.

Ты спросишь: «Почему?» Если это было настолько очевидно для нас, почему же суперумные банкиры не учли высокую вероятность одновременных невыплат — что все эти мелкие части кредитов, выданных различным Джекам, сразу и одновременно окажутся не погашены? Сказать, что банкиры не предвидели этого, потому что они были захвачены вихрем неконтролируемой алчности, — значит перефразировать вопрос, а не ответить на него.

Алчность — не эксклюзивный продукт 1980-х. Нет, после того как Никсоновский шок убил Бреттон-Вудс, произошло нечто другое. Что-то, что помогло заразить Уолл-стрит азартным безумием, раздув в процессе пламя алчности, породившей эти безумные цифры. Что бы это ни было, судя по его сокрушительным последствиям, оно должно было быть существенным: это забрало капиталистическую власть из экономической сферы — у промышленников и торговцев — и вручило сфере финансов, миру банкиров. Что же это было?

Тебе будет приятно услышать, что ответ — мой ответ — ссылается на древний греческий миф.

Бесстрашный Глобальный Минотавр. Давным-давно в знаменитом Кносском лабиринте, спроектированном Дедалом для критского царя, жило существо столь же свирепое, сколь и трагическое. Бродя по комнатам лабиринта в глубоком одиночестве, сравнимом только со страхом, который он внушал повсюду, Минотавр обладал ненасытным аппетитом. Удовлетворение его было необходимо для поддержания мира, который установил критский царь Минос, который позволял торговым судам спокойно пересекать моря, распространяя благотворное процветание во всём известном мире. Увы, аппетит зверя можно было насытить только человеческой плотью. Ежегодно из далеких Афин