Технофеодализм - Янис Варуфакис

в него — в этот момент он сбегал от них. Он опасался эмоций, потому что считал их высшим хранилищем прозрений человеческого духа. И он использовал свои таланты, чтобы превратить в товар эту смесь памяти, сантиментов, непостоянства и прозрений, чтобы извлечь из потребителей деньги, которые они в противном случае могли бы оставить себе.

Его алгоритмические двойники вроде Alexa, возможно, совсем не романтичны, но облачный капитал монетизирует наши эмоции эффективнее, чем когда-либо получалось у Дрейпера. Он тонко настраивает жизненную среду, используя наши привычки и предпочтения для стимулирования потребления, а затем использует наши реакции из коммуникации с ним, чтобы настроить свое воздействие еще точнее. Но это только начало. Помимо изменения нашего потребительского поведения способами, которые привели бы Дона Дрейпера в изумление и, возможно, даже в ужас, облачный капитал способен на гораздо более впечатляющий трюк: он может незаметно заставить нас прикладывать усилия непосредственно для его собственного воспроизводства, укрепления и развития.

Подумайте, из чего состоит облачный капитал: умное программное обеспечение, дата-центры, набитые серверами, вышки сотовой связи, тысячи миль оптоволокна. И всё же всё это было бы абсолютно бесполезно без «контента». Самая ценная часть облачного капитала — это не физические компоненты, а истории, опубликованные в Facebook*, видео, загруженные в TikTok и YouTube, фотографии в Instagram*, шутки и оскорбления в Twitter, обзоры на Amazon или карты наших перемещений в пространстве, позволяющие телефонам оповещать Google Maps о текущих пробках на дорогах. Предоставляя ему эти истории, видео, фотографии, шутки и перемещения, именно мы производим и воспроизводим — вне всяких рыночных отношений — запасы облачного капитала.

Это беспрецедентная ситуация. Работники General Electric, Exxon-Mobil, General Motors или любого другого крупного конгломерата получают в виде зарплаты и премий примерно восемьдесят процентов валового дохода компании. В небольших фирмах эта доля может быть еще больше. В то же время Большая цифра тратит на оплату штатных сотрудников менее одного процента доходов своих компаний. Причина в том, что оплачиваемый труд выполняет лишь малую часть работы, от которой зависит функционирование бизнесов Большой цифры. Большая часть работы выполняется миллиардами людей бесплатно.

Конечно, большинство из нас делают это добровольно и даже наслаждаются процессом. Трансляция мнений и обмен интимными подробностями нашей жизни с другими членами нашего цифрового племени, кажется, удовлетворяет какую-то извращенную потребность в самовыражении. Несомненно, при феодализме крепостные, обрабатывавшие свои родовые земли, терпели огромные лишения, но всё равно не считали желательным и даже не могли себе представить, что у них могут отнять их образ жизни, общую культуру и традиции. Так что суровая реальность продолжалась: в конце сезона сбора урожая землевладелец отправлял управляющих забрать львиную долю их продукции — не платя крепостным за это ни копейки. Так же и с нами, когда миллиарды людей вольно или невольно производят облачный капитал. Тот факт, что мы делаем это добровольно и даже испытываем удовольствие, не умаляет факта, что мы являемся неоплачиваемыми производителями — облачными крепостными, чей ежедневный самостоятельный труд обогащает крошечную группу мультимиллиардеров, проживающих в основном в Калифорнии или Шанхае.

В этом суть. Цифровая революция может и превращает наемных рабочих в облачных пролетариев, которые живут в вечном стрессе всё более нестабильной жизни под невидимой дланью алгоритмических боссов. Она, возможно, заменит всех Донов Дрейперов на мощные алгоритмы модификации поведения, скрытые за элегантными настольными устройствами, такими как Alexa. Но это не самое важное свойство облачного капитала. Главное достижение облачного капитала, намного превосходящее любое из его прочих достижений, — это то, как он революционизировал собственное воспроизводство. Настоящая революция, которую облачный капитал совершил в отношении человечества, — это превращение миллиардов из нас в добровольных облачных крепостных, охотно работающих бесплатно, чтобы воспроизводить облачный капитал на благо его владельцев.

Рынки закрываются, привет облачным феодам. «Заходя на amazon.com, вы покидаете мир капитализма. Несмотря на то что там происходят покупки и продажи, вы попадаете в новую реальность, которую нельзя считать рынком, пусть даже цифровым». Когда я говорю это, а я часто использую эту формулу на лекциях и в дебатах, люди смотрят на меня как на сумасшедшего. Но как только я начинаю объяснять, что я имею в виду, их страх за мой рассудок вскоре сменяется страхом за всех нас.

 Представьте себе следующую сцену прямо из научно-фантастического рассказа. Вы переноситесь в город, полный людей, занимающихся своими делами, торгующих гаджетами, одеждой, обувью, книгами, песнями, играми и фильмами. Сначала всё выглядит нормально. Пока вы не начинаете замечать нечто странное. Оказывается, все магазины, да и вообще каждое здание в этом городе, принадлежат парню по имени Джефф. Он может и не владеть фабриками, которые производят товары, продаваемые в его магазинах, но он владеет алгоритмом, который берет комиссию с каждой продажи, и он решает, что можно продавать, а что нет.

Если бы на этом всё заканчивалось, это напоминало бы сцену из старого вестерна, когда одинокий стрелок въезжает в город и обнаруживает, что баром-салуном, продуктовым магазином, почтой, железной дорогой, банком и, естественно, шерифом командует жирный бандит. Но на этом всё не заканчивается. Оказывается, что Джефф владеет не только магазинами и общественными зданиями. Он также владеет землей, по которой вы ходите, скамейкой, на которой вы сидите, даже воздухом, которым вы дышите. Фактически в этом странном городе всё, что вы видите (и не видите), регулируется алгоритмом Джеффа: мы с вами можем идти рядом друг с другом, наши глаза смотрят в одном направлении, но вид, предоставляемый нам алгоритмом, полностью индивидуален, тщательно отобран в соответствии с приоритетами Джеффа. Все, кто перемещается по amazon.com, кроме Джеффа, бродят в алгоритмически сконструированной изоляции.

Это не рыночный город. Это даже не некая форма гиперкапиталистического цифрового рынка. Даже самые уродливые рынки являются местами встреч, где люди могут взаимодействовать и обмениваться информацией достаточно свободно. На самом деле это даже хуже, чем полностью монополизированный рынок — там, по крайней мере, покупатели могут общаться друг с другом, формировать ассоциации, возможно, организовывать потребительский бойкот, чтобы заставить монополиста снизить цену или улучшить качество. Но в мире Джеффа всё устроено не так, там отношения между всем и всеми регулируются не беспристрастной невидимой рукой рынка, а опосредованы алгоритмом, который работает на рост прибыли Джеффа и пляшет исключительно под его дудку.

Если это недостаточно страшно, чтобы напугать вас, вспомните, что это тот же алгоритм, который с помощью Alexa обучил вас тренировать его для производства ваших желаний. Разум восстает против такой чудовищной наглости. Тот же самый алгоритм, который мы помогаем обучать в режиме реального времени, чтобы он мог лучше исполнять наши сокровенные желания, изменяет наши предпочтения и управляет выбором и доставкой товаров, которые удовлетворят эти предпочтения. Это то же самое, как если бы Дон Дрейпер мог не только внедрять нам жажду купить определенные продукты, но и обрел суперспособность мгновенно доставлять их к нашему порогу, обходя любого потенциального конкурента, и всё это в интересах увеличения богатства и власти парня по имени Джефф.

Такая концентрация власти должна пугать до смерти либерально настроенных людей. Любой, кто привержен идее свободного рынка (не говоря уже об автономии своего «я»), должен признать, что облачный капитал — это колокольный звон на его похоронах. Это также должно встряхнуть рыночных скептиков, в частности социалистов, избавив их от самодовольного убеждения, что amazon.com является злом, потому что представляет собой экстремальное выражение капиталистического рынка. На самом деле это нечто гораздо худшее.

— Если это не капиталистический рынок, то куда, во имя Господа, мы попадаем, когда заходим на amazon.com? — спросил меня несколько лет назад студент Техасского университета.

— В нечто вроде цифрового феода, — инстинктивно ответил я. — Посткапиталистического феода, чьи исторические корни — в докапиталистической Европе, но чья неприкосновенность сегодня поддерживается футуристическим, антиутопическим