Технофеодализм - Янис Варуфакис

охотники за скидками набрасываются на подешевевшие товары, в то время как производители сокращают выпуск, и, таким образом, «коррекция» цен устраняет избыточное предложение. Но когда дело доходит до денег, происходит нечто иное. Когда их цена — процентная ставка — быстро падает, капиталисты паникуют. Вместо того чтобы радоваться, что теперь они могут занимать дешевле, они думают: «Конечно, хорошо, что я могу занимать почти бесплатно. Но раз центральный банк позволяет процентным ставкам так сильно падать, то, должно быть, ситуация выглядит мрачно! Я не буду инвестировать, даже если они дадут мне деньги». Вот почему инвестиции отказались восстанавливаться даже после того, как центральные банки уронили официальную цену денег почти до нуля. И это была только половина кошмара после 2008 года.

Другой половиной оказалось то, что обанкротившиеся банкиры удушающей хваткой вцепились во все структуры государства, включая центральные банки и правительства — наследие трех десятилетий доминирования американского Минотавра над мировым капитализмом. Умение банкиров проводить удушающий прием оказалось кстати, когда банки начали последовательно рушиться между 2007 и 2011 годами. Обычно одного панического телефонного звонка из банка было достаточно, чтобы заставить государство спасти его и предоставить ему открытый овердрафт [23]. С конца 2008-го и по начало 2022 года центральные банки Европы, Америки и Японии влили море свеженапечатанных денег на счета финансистов [24], усугубляя существующую проблему с процентными ставками. Колоссально увеличивая предложение денег, которые Большой бизнес отказывался инвестировать [25], подобный социализм для финансистов загонял процентную ставку всё глубже и глубже на отрицательную территорию.

Это был странный новый мир. Отрицательные цены имеют смысл для плохих вещей, противоположных товарам. Когда фабрика хочет избавиться от токсичных отходов, она назначает на них отрицательную цену: ее менеджеры платят кому-то, чтобы избавиться от отходов, и это дорогостоящий процесс, особенно если он осуществляется экологически безопасным способом [26]. Но как деньги могут стать тем, от чего нужно избавляться? Когда центральные банки начали обращаться с деньгами так, как автопроизводитель обращается с отработанной серной кислотой, а атомная электростанция — со своими радиоактивными сточными водами, стало ясно, что в королевстве финансиализированного капитализма что-то не так.

Как деньги могут приобрести отрицательную цену? Именно ты, папа, помог мне разобраться с парадоксом отрицательных процентных ставок. Познакомив меня с теорией двойственной природы света Эйнштейна, ты открыл мой разум для двойственной природы труда, капитала и, да, денег. Первоначальная природа денег — это товар, который мы обмениваем, как и любой другой, на другие товары. Но деньги, как и язык, также являются отражением наших отношений друг с другом. Они отражают то, как мы преобразуем материю и формируем мир вокруг нас. Они количественно определяют нашу «отчужденную способность» делать что-то вместе, как коллектив. Как только мы осознаем вторую природу денег, их отрицательная цена становится гораздо более осмысленной, поскольку именно эта коллективная способность была сломана. Отравленные деньги текли потоками, но не в серьезные инвестиции, качественные рабочие места или что-либо, способное оживить утраченный жизненный дух капитализма. Вместо этого акционеры и руководители компаний покупали землю, пустые склады, произведения искусства, швейцарские шале, целые деревни в Италии и даже острова в Греции, Карибском море и Тихом океане. Они скупали футбольные клубы, суперъяхты и в какой-то момент начали вкладываться в цифровые активы, такие как биткойны или что-то под названием NFT, то есть в то, в чём они ничего не понимали и не знали, что со всем этим делать. Вот как социализм для банкиров и жесткая экономия для всех остальных сломали динамику капитализма, загоняя его в состояние позолоченной стагнации. Как мы сейчас увидим, облачный капитал был единственной пульсирующей, бурлящей силой, извлекавшей выгоду из отравления денег.

Как прибыль стала необязательной для облачного капитала. Я помню, как в конце 1960-х был озадачен, когда вы с мамой иногда прекращали ваши бесконечные дискуссии о хунте — так греки называли фашистскую диктатуру, разрушающую наши жизни, — чтобы обсудить тех, кого вы называли «правыми». Из того, что я смог понять, это звучало как нечто среднее между божественным и отвратительным. Поэтому я спросил тебя: «Объясни, кто такие правые?» После твоего обычного экскурса в туман истории — ты подробно описал, как в 1789 году в Национальном собрании, порожденном Французской революцией, радикальные революционеры, желающие свергнуть короля и его режим, сели с левой стороны от председателя, в то время как сторонники сохранения монархии заняли места справа; как позже, после того как возник и укрепился капитализм, правые стали отождествляться с интересами капиталистов и ярым противодействием организованному труду или государственному вмешательству, — ты в конце концов перешел к сути того, что обозначают этим словом в наше время: «В политике правые верят, что упорный труд, направленный на извлечение частной прибыли, является самым верным путем к богатому и процветающему обществу. Левые так не считают».

Позже я смог лучше оценить твое определение, когда познакомился с трудами Адама Смита, шотландского экономиста XVIII века, который является кем-то вроде святого покровителя адептов свободного рынка. Да, владельцы фабрик, загоняющие четырнадцатилетних рабочих нещадной эксплуатацией в могилу в юном возрасте, были жестоки. Но Смит утверждал, что потребности общества — больше дешевой одежды, жилья, еды; всё, что составляет основу процветания, — не смогут удовлетворить морализаторы или благодетели. Обеспечить их может только страсть капиталистов к наживе. Почему? Потому что для получения прибыли недостаточно было выжимать из своих рабочих все соки. В конце концов, их конкуренты делали то же самое. Нет, чтобы обойти конкурентов, капиталистам приходилось инвестировать — например, в новые машины, которые могли бы сократить издержки и позволить им предлагать меньшую цену, чем у конкурентов. Именно таким образом, движимое мотивом к получению прибыли, общество могло создать себе материальную базу для производства достаточного количества предметов первой необходимости по максимально низким ценам. По мнению Смита, именно по причине неутолимой жажды прибыли, присущей капиталистам, а не вопреки ей, капитализм породил богатство и прогресс. Как он писал в «Исследовании о природе и причинах богатства народов» (1776):

Преследуя свои собственные интересы, он часто более действительным образом служит интересам общества, чем тогда, когда сознательно стремится делать это. Мне ни разу не приходилось слышать, чтобы много хорошего было сделано теми, которые делали вид, что они ведут торговлю ради блага общества⊕.

⊕ Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. Книга IV. Глава 2 / пер. В. С. Афанасьева. М.: Эксмо, 2007. — Примеч. пер.

Крах 1929 года и Великая депрессия лишили привлекательности идею нерегулируемого рынка, ориентированного исключительно на прибыль. Но на протяжении всех последующих метаморфоз капитализма — во времена Нового курса, военной экономики, эпохи Бреттон-Вудса и особенно с ростом техноструктуры и Минотавра — прибыль оставалась его движущей силой. В сочетании с кредитом прибыль была той энергией, которая вращала шестеренки, приводившие в движение колеса каждой формы капитализма, которую видела планета. Так было вплоть до кризиса 2008 года, когда центральные банки Глобального Севера не попали в ловушку закачивания бесконечных объемов отравленных денег на финансовые рынки. Впервые с тех пор, как два с половиной столетия назад родился капитализм, прибыль перестала быть топливом, на котором работал двигатель мировой экономики, стимулируя инвестиции и инновации. Эту роль — топлива экономики — взяли на себя деньги центральных банков.

 Прибыль всё еще оставалась предметом желания каждого капиталиста, целью каждого продавца, вдохновением для людей, борющихся за более комфортную жизнь. Но накопление капитала — процесс, который создает богатство путем