Технофеодализм - Янис Варуфакис

капитала поставляется со встроенной сверхспособностью заставлять миллиарды людей бесплатно заниматься его воспроизводством для вашего блага. Представьте себе далее, что этот тип капитала, финансируемый государственными деньгами и воспроизводимый бесплатным трудом граждан, усиливает вашу способность извлекать прибавочную стоимость не только из пролетариев, вынужденных работать за сокращающуюся заработную плату и в ухудшающихся условиях, но и из капиталистов, вынужденных убирать свои товары с традиционных рынков и продавать их через ваш облачный капитал. Вам даже не нужно будет демонически хохотать, когда открывается огромная сейфовая дверь в подвале банка, чтобы добавить очередную порцию сокровищ к вашему капиталу, поскольку вы будете гораздо мудрее и станете хранить свои колоссальные доходы в цифровом кошельке в вашей империи облачного капитала, а не на счете у какого-то жалкого банкира.

Это звучит неправдоподобно. Как, черт возьми, облачные капиталисты убедили центральные банки финансировать их? Ответ: им даже не пришлось этого делать.

Незапланированные последствия кризиса 2008 года. В течение пятнадцати лет с момента пережитого капитализмом опыта клинической смерти центральные банки печатали деньги и направляли их финансистам, полностью по собственной инициативе. Их руководители считали, что таким образом они спасают капитализм. На самом деле они способствовали его низложению, помогая финансировать возникновение облачного капитала. Но именно так действуют силы исторического развития: они прибывают на станцию в прицепном вагоне незапланированных последствий.

 Золотая жила напечатанных денег открылась в 2008 году, вскоре после всеобъемлющего краха банковского сектора Запада. Тогда политики опасались, что, если они допустят банковский крах, обнулив сбережения людей, как это сделала администрация Герберта Гувера в 1929 году, они спровоцируют вторую Великую депрессию. Поэтому на Лондонском саммите в апреле 2009 года руководители центральных банков «Большой семерки» — с одобрения своих президентов и премьер-министров — согласились сделать всё возможное, чтобы банки оставались на плаву. Это было разумно.

Неразумным было то, что в дополнение к спасению обанкротившихся банков они спасали банкиров, ответственных за крах, вместе с их смертоносными квазикриминальными методами обогащения. И что гораздо хуже, в дополнение к порочной практике социализма для банкиров они подвергли рабочих и средний класс жесткой экономии [21]. Сокращение государственных расходов в разгар Великой рецессии всегда является ужасной идеей. Делать это, одновременно печатая горы денег и отдавая их финансистам, — значит выиграть приз за очевидную глупость. Это стало не только ошеломляющим примером двойных стандартов, причинивших колоссальный ущерб вере целого поколения в политический класс, но и добило экономику.

Жесткая экономия не только вредит рабочим и людям, нуждающимся в государственной поддержке в трудные времена, но и убивает инвестиции. В любой экономике то, что мы коллективно тратим, автоматически переводится в то, что мы коллективно зарабатываем. Рецессия — это по определению процесс, когда частные расходы сокращаются. Сокращая одновременно государственные расходы, государство ускоряет снижение общеэкономических расходов и, таким образом, ускоряет темпы падения совокупного дохода общества. А если совокупный доход общества падает, предприятия вряд ли будут тратить деньги на наращивание мощностей, когда у потребителей нет денег на покупки. Так режим жесткой экономии убивает инвестиции.

Если инвестиции сначала были сбиты с ног крахом 2008 года, а затем добиты режимом жесткой экономии, то вливание всё новых и новых денег в финансистов никогда не сможет оживить их. Поставьте себя на место капиталиста в то время, когда режим жесткой экономии уничтожает доходы ваших клиентов. Предположим, я даю вам миллиард долларов взаймы бесплатно, то есть под нулевую процентную ставку. Естественно, вы возьмете бесплатный миллиард, но, как мы установили, вы были бы безумцем, если бы вложили его в новые производственные линии. Так что же вы сделаете со свободными деньгами? Вы можете купить недвижимость или предметы искусства, или, что еще лучше, акции вашей собственной компании. Таким образом, акции вашей компании вырастут в цене, и, если вы являетесь ее генеральным директором, ваш статус и бонусы, привязанные к акциям, также вырастут. Другими словами, никаких новых инвестиций, но гораздо больше власти в руках сильных мира сего.

Именно это и произошло. Видя, что подавляющее большинство, скорее всего, застрянет в нищете и прекарности в обозримом будущем, Большой бизнес пошел на самую глубокую и длительную инвестиционную забастовку в истории, тратя большие суммы на такие бессмысленные вещи, как вложения в недвижимость, которые превращались в джентрификацию городских кварталов и углубляли неравенство. Каждый Позолоченный век видел рост неравенства, когда богатые получали прибыль быстрее бедных. Эпоха после 2008 года была другой. Неравенство росло не потому, что доходы бедных росли медленнее, чем у богатых, — нет, их доходы падали, в то время как финансисты и Большой бизнес наживались на этом.

Когда государство активно помогает стать сказочно богатыми тем же самым банкирам, чья квазикриминальная деятельность привела к кризису, принесшему несчастье большинству населения, в то время как это самое население одновременно наказывают разрушительной жесткой экономией, надвигаются две новые беды: радикализация политики и перманентная стагнация. Радикализацию политики не нужно подробно описывать — от неонацистов Греции до Дональда Трампа в Америке, — мы все пережили кошмар. Но перманентная стагнация? Почему рост богатств сверхбогатых приводит к застою капитализма? И как это вылилось в финансирование облачного капитала?

Отравленные деньги, позолоченная стагнация. Термин «инфляция» относится к повсеместному росту цен на большинство вещей. Иногда цена на хлеб растет просто потому, что мука внезапно стала дефицитной или хлеб стал более востребованным. Но в случае инфляции цена одной вещи растет, потому что растут цены на всё, поэтому всем, а не только пекарю, нужно больше долларов, иен или евро, чтобы купить свою буханку хлеба, чашку кофе или смартфон. Так инфляция истощает меновую ценность денег.

Капитализм, как известно, вбил клин между стоимостью и ценой вещей. Деньги не стали исключением. Меновая ценность денег отражает готовность людей отдавать ценные вещи за определенные суммы денег — суммы, которые инфляция увеличивает (уменьшая стоимость денег), как мы только что видели. Но при капитализме деньги также приобрели отчетливую рыночную цену: это процентная ставка, которую вы должны заплатить, чтобы взять в аренду кучу денег на определенный период. Цена на картофель падает, когда есть запасы картофеля, который никто не хочет покупать. Точно так же, когда спрос на деньги (то есть на кредиты) остается ниже количества денег, доступных для кредитования, их цена — процентная ставка — снижается. При капитализме возможность занимать бо́льшую часть денег, которые кредиторы, в основном богатые люди с большими сбережениями, готовы предоставить в долг (что они и делают, когда инвестируют в облигации), имеет Большой бизнес. Таким образом, именно Большой бизнес с его аппетитом к займам определяет общий спрос на деньги. Теоретически центральные банки могут влиять на рыночные процентные ставки, корректируя «учетную» ставку, по которой они ссужают деньги другим банкам, позволяя им держать более низкую ставку, чем рыночная, и тем самым стимулировать (или препятствовать) инвестициям. Но в целом процентные ставки определяются, как и на любом рынке, общим предложением и спросом на деньги.

После 2008 года, и особенно во время пандемии, произошла странная вещь. Деньги сохраняли свою обменную стоимость — весь период с конца 2008-го по начало 2022 года был временем очень низкой (иногда отрицательной) инфляции, но в то же время их цена (то есть процентная ставка) падала, во многих случаях даже становясь отрицательной [22]. Это было отражением того факта, что режим жесткой экономии сводил на нет эффективность инвестиций в бизнес, и поэтому спрос бизнеса на деньги был ничтожным. Но ведь если центральные банки продолжат снижать процентные ставки, в конечном счете наступит момент, когда деньги станут достаточно дешевыми, чтобы заимствования и инвестиции снова начали расти? Не совсем.

 В случае с картофелем, микрочипами или автомобилями падение цен обычно решает проблему избыточного предложения (то есть когда предложение превышает спрос) именно таким образом: