Испытание декретом - Аксинья Витальевна Сивожелезова

Глава 21

Арина

7 дней от роду

Прошла неделя с последней встречи Инны Васильевны и Арины. Бабье лето заканчивалось, листья окрасились багрянцем и полетели в последний путь под ноги прохожим. Два дня назад Арину с дочкой выписали из больницы. Психолог знала это потому, что Арина слала ей СМС. Сегодня был их день, Арина еще утром перевела оплату, и поэтому Инна Васильевна не сомневалась, что прием состоится. Инна Васильевна была в психологическом центре, а не дома. В ее кабинете не было письменного стола, куда можно удобно поставить ноутбук, поэтому она села поглубже в кресло, принесла высокий барный стул из кухни и благодаря этой шаткой конструкции могла вести прием онлайн.

Ровно в назначенное время Арина вышла на связь.

– Здравствуйте.

– Как ваши дела? – спросила Инна Васильевна.

В первый раз за все время их работы Арина была с хвостиком и в домашней футболке.

– Все хорошо, – сказала она и залилась слезами.

– Что случилось? Что-то с малышкой?

– Нет, с ней все в порядке. Мы решили назвать ее Софией. Федору нравится это имя, мне вроде тоже.

– Прекрасное имя! Но ведь у ваших слез есть какая-то причина?

– Да. Все пошло не так, как я планировала. Мне в итоге сделали кесарево сечение. У меня теперь шрам на животе. У меня никогда не было до этого операций, а теперь во мне дырка. Я знаю, что все заживет, но я хотела, чтобы все было по-другому. Я знала, что будет больно, я готовилась терпеть. Я все делала правильно, но что-то пошло не так. Мне сказали, что я не смогу сама родить. Я им не верила, Федору пришлось меня уговаривать. Но я так много читала о важности естественных родов и не хотела соглашаться. Они настаивали, говорили, что она может умереть или стать инвалидом, если я не соглашусь, и я не смогла им отказать. Это было ужасно! Меня заклинило на нашем последнем разговоре, и я заставила Федора пообещать, что как только мне сделают кесарево и Соня родится, то он возьмет ее на руки и не будет отпускать, пока я не смогу с ней быть сама. Это оказалось против правил больницы, но из-за того, что я была непреклонна и угрожала им, они согласились. Все это было так страшно! Кристина мне о таком не рассказывала. Операция – это ужасно, обезболивающие лучше не принимать, потому что они проникают в молоко. Хотя все говорят, что ничего страшного и можно. Я не знаю, кому верить. – Арина плакала, всхлипывала, вытирала льющиеся слезы платком. Всю эту тираду она произнесла с огромным надрывом, но закончила безжизненным голосом, будто это случилось не с ней, а с кем-то другим. Инна чувствовала соленый вкус слез у себя во рту и боялась, что тоже расплачется.

– Я понимаю, как вам тяжело. Как чувствует себя ваша дочка сейчас?

Инна Васильевна не ожидала такого – Арина выглядела так, будто сидит на собственных похоронах.

– С дочкой все хорошо. Гипоксии не было. Ровно 4 кг и 53 см. Сейчас она спит.

– Поздравляю! А как вы сейчас себя чувствуете?

– Разбитой. Я столько читала о важности естественного рождения! Теперь у нее не будет волевого стержня и она будет избегать ответственности! – По щекам Арины снова потекли слезы.

– Арина, если бы была такая линейная закономерность, то при приеме на работу спрашивали бы не об образовании и опыте работы, а о том, каким способом родился человек. У нас у всех много предрасположенностей, и только мы сами принимаем решение, развивать их или нет.

– Вы уверены? – Арина посмотрела на психолога глазами кота из мультика про Шрека.

– То, что способ рождения влияет на личность, – да. То, что это приговор, – нет. Согласитесь, лучше иметь трудности с принятием решений, чем погибнуть.

– Конечно, вы правы. Но мне сложно смириться. Мне кажется, что все пропало, с самого начала пошло не туда. Она такая хорошая, а ей досталась недомать, которая сама родить не может. Кормить ее не умеет, молока не хватает. Держать ее боюсь. Федор гораздо ловчее ее моет и переодевает, чем я.

– Вы научитесь. Не ваша вина, что это первый младенец, которого вы держите в руках.

– Да, но я совсем не справляюсь. Бестолково хожу по дому и не понимаю, куда себя деть. В своих мыслях я была готова ко всему, но реальность оказалась совсем другой. Пеленальный стол я поставила неудобно. По всему периметру кроватки – бортиком мягкие подушки ручной работы в форме зверей. Но мне не видно сквозь них ребенка, когда я лежу, поэтому приходится постоянно вставать. И разделить их нельзя, только снимать целиком.

– Может быть, вас беспокоит что-то еще, кроме бортиков кроватки?

– Она такая хрупкая! – сказала Арина, и на глаза у нее снова навернулись слезы. – Это гормоны, конечно. Но я в ужасе, что с ней может что-то случиться.

– Например, что с ней может случиться? С чем вы не справитесь?

– Она может заболеть или я ее все-таки уроню. Я читала, что кто-то сел на младенца и раздавил насмерть.

– Попробуйте смотреть, куда садитесь.

– Понимаю, что это звучит смешно. Но я не могу остановиться, в голове крутятся мысли одна хуже другой: что мой ребенок через молоко подсядет на обезболивающие, например.

– Это маловероятно. Кроме вас еще довольно много людей рожают таким способом. В Дании уже выросло поколение детей с компьютеризированной историей болезни. И на основе этого там проводят много исследований о параллелях и корреляциях. И никаких данных о таких рисках нет.

– Это успокаивает. Люблю статистику и исследования. Они никогда не врут, – Арина уже пыталась неловко шутить. – Просто это так все неожиданно. Я понимала, что нее будут ручки и пальчики, но они такие маленькие. Как вы думаете, это может быть послеродовой депрессией?

– Арина, с вами все в порядке. То, что вы сейчас чувствуете, абсолютно нормально. Рождение ребенка – это стресс, операция – тоже. Помните, мы говорили, что стрессом является любое интенсивное переживание – как радостное, так и грустное? Дайте себе время восстановиться. Постарайтесь больше отдыхать. Найдите поводы для радости. Что вас обычно радует?

– Не знаю. Хорошее кино или сериал?

– Вы меня спрашиваете, что вас радует? Вам помогают? – спросила психолог.

– Моя мама приезжает через день. Но от нее тоже мало толку, она пока тоже боится брать Соню на руки.

– Есть кто-нибудь, кто этого не боится?

– Федор. Но он на работе. Приходит