Кукла на цепочке - Алистер Маклин

зрения Самуэльсона это тоже полезно. И представь себе, что бы случилось, если бы Давид Мейер и в самом деле умер, пока его дочь была в руках FFF. Маловероятно, но все же не исключено. Люди, не слишком обремененные интеллектом, часто безнадежно романтичны. Синдром «смерть от разбитого сердца» всегда был популярен у широкой публики. Да, люди действительно умирают оттого, что их сердце разбито, но на это уходят месяцы и годы. Они умирают не на следующий день. Но это не важно. Если бы несчастный отец и в самом деле умер, отношение публики к Самуэльсону и FFF стало бы крайне негативным. И это отношение со временем только усилилось бы, как усилилось бы и сопротивление FFF. Люди на улицах стали бы говорить: «Черт бы побрал этого безжалостного монстра. Никогда, ни за что ему не уступим. Пусть делает что хочет, а там посмотрим». А этого Самуэльсон и егo компания меньше всего хотят. Вернемся теперь к коммюнике. Обрати внимание, с каким благородством и достоинством, с каким альтруизмом шеф FFF отказался дать объяснения. Я не знал, что у Давида Мейера больное сердце, но об этом могут знать очень многие. А если и не знали, то готов поспорить, что скоро об этом узнают все. Хельмут Падеревский, которого Самуэльсон называет своим голосом в Амстердаме, приложит все усилия к тому, чтобы его голос был услышан. Радио и газеты получат конфиденциальную информацию о том, что у Давида Мейера болезнь сердца. Журналисты быстро выяснят, что это чистая правда. Им, конечно, намекнут, что заложница-дочь умоляла спасти жизнь отца. Газеты обожают раздувать такие душераздирающие истории. Должным образом поданная история будет для Самуэльсона манной небесной, заметно улучшит его имидж. Он станет чуть ли не претендентом на канонизацию. Не важно, что он сделал или собирается сделать, симпатии общественности будут на его стороне и существенно облегчат принятие решения в его пользу. Весь мир любит исправившихся негодяев, бандитов с золотыми сердцами. Простые люди станут поднимать тосты за здравие Робин Гуда из Амстердама.

– Вот в это я могу поверить, – сказал Джордж. – Среди многих моих достоинств, о которых ты еще не знаешь, есть и такое: я немного болтаю на идише. Указания, которые Самуэльсон давал Падеревскому на идише, сначала показались мне бессмысленными. Теперь я понимаю, в чем тут дело.

– Не последнюю роль в этом деле сыграет и почтительное отношение голландцев к деньгам. Люди скажут, что для человека, отказавшегося от двадцати миллионов, ничего не жалко. Не важно, что у Самуэльсона нет этих двадцати миллионов и, скорее всего, никогда не будет. Тут главное – слезы сочувствия, которые прольют мягкосердечные граждане. Конечно, эти двадцать миллионов были включены в счет, предъявленный правительству, но ограбление правительства никогда никого не волновало. Ты все еще думаешь, Васко, что Самуэльсоном двигали гуманные мотивы?

– После того, что ты только что изложил, я уже так не думаю. Он – то, чем ты его считаешь, очень ловкий негодяй. Ты очень убедительно все объяснил. Жаль, что тебя не слышали остальные четырнадцать миллионов голландцев. Думаю, они по-прежнему уверены в обратном.

– Не все. Дай им время, и они разберутся, что к чему. Но подавляющее большинство не разберется. Этим-то Самуэльсон и опасен. Даже мне потребовалось время, чтобы отделить зерна от плевел. У Самуэльсона не ум, а настоящий компьютер. Он вычислил все это между делом, за несколько минут. Это получилось у него как бы само собой. Великолепный мозг. Этот человек очень опасен. Имея дело с Самуэльсоном, нужно быть крайне осторожным.

– Выходит, он – ключевая фигура в FFF. Больше никто на это место не подходит, – сказал Джордж. – Именно он сказал, что Риордан собирается использовать оружие дьявола против самого дьявола. Интересно, понимает ли Риордан, что, связавшись с чертом, приходится пенять на самого себя? А вообще, чтобы вести подобную игру, нужно тратить не меньше тысячи долларов в день. Возможно, даже десятки тысяч. У Аньелли таких денег нет. Я также сомневаюсь, что Риордан в жизни заработал хоть один цент.

– Конечно, во главе стоит Самуэльсон. Он здесь ключевая фигура.

– Жаль, что мы не можем навести о нем справки у Интерпола.

– Нам бы от этого было не много толку, даже если бы мы и смогли это сделать. Если этот человек так умен, как мне кажется, Интерполу о нем ничего не известно. Интерпол понятия не имеет о том, кто является самым выдающимся преступником современности. Потому-то Самуэльсон и выдающийся. Скорее всего, у него нет криминального прошлого. За ним ничего не числится. Он может оказаться тем, за кого его принял дядюшка Артур: бывшим плутократом, человеком, который сделал огромное состояние на нефти или на морских перевозках.

– Тогда бы мы о нем знали.

– Возможно, мы о нем и знаем – под другой фамилией, разумеется. Но может быть, что его фотографий вообще нет. Некоторые очень богатые люди избегают фотографироваться.

Джордж спросил:

– Если он так богат, как мы думаем, зачем тогда он пытается получить деньги из других источников?

– Это все спектакль. Я твердо убежден, что Самуэльсон в деньгах не нуждается. Но, как я понимаю, шеф FFF пытается убедить своих партнеров, что его запасы истощаются. Вот он и устроил спектакль, связанный с деньгами, именно для того, чтобы отвлечь внимание от факта, что деньги ему не нужны, потому что у него их достаточно, и что его интересы лежат совсем в иной сфере. Аньелли не делает секрета из того, что деньги его интересуют. Возможно, таким образом Самуэльсон поддерживает в Аньелли боевой дух. У этого типа огромный штат, и всем его соратникам нужно, чтобы Самуэльсон проявлял к деньгам повышенный интерес. Похоже, что мы ему нужны – пока неясно, для какой цели; возможно, он держит нас на случай непредвиденных обстоятельств, – ну а нам нужны деньги. И Риордана тоже надо ублажать, ведь ему необходимы эти нечистые деньги для достижения его священных целей.

– Нечистые деньги для священных целей, – сказал Джордж. – Извращенный ум. Раздвоение личности. Должно быть, у этих американцев ирландского происхождения не все дома. Мы знаем, что есть люди, которые торгуют героином, чтобы приобрести деньги на достойные цели. Недальновидность, – кажется, так это называется?

– Что-то вроде. У медиков есть понятие туннельного зрения – противоположность периферийному зрению. Нам приходится считать это болезнью и лечить ее, как только сможем.

– Как же мы будем лечить этот недуг? У доктора есть на уме нечто конкретное? – Несмотря на свою крупную фигуру, Джордж дрожал на пронизывающем ветру. – Выпишешь рецепт? Или у тебя есть панацея?

– Слишком поздно для лекарств.

– Может, хирургическое вмешательство? Я лично понятия не имею, с какого конца браться за скальпель.

– Тебе и не придется за него браться. Говоря языком медицины, хирургическое вмешательство сейчас противопоказано.

Джордж осторожно прочистил горло, что было не так легко сделать при таком ураганном ветре.

– У тебя вдруг выработался новый взгляд на преуспевающих особо опасных преступников? На преступников, которые готовы утопить бог знает сколько тысяч наших соотечественников?

– Никаких радикальных изменений, Джордж. Я знаю, что у них здесь достаточно и крутых ребят, и психопатов. И все же – неужели ты сомневаешься, что мы могли бы убить Риордана, Самуэльсона и Аньелли и забрать девушек живыми и невредимыми?

– Я-то знаю, что мы могли бы это сделать. Я прошу меня простить за то, что чуть не заподозрил тебя в мягкосердечии. Сердце у тебя из легированной стали.

На лице Васко не отразилось особого потрясения, но оно явно выражало настороженность и недоверие.

– Ты же полицейский. Ты поклялся соблюдать закон. Я хочу сказать, что преступников надо судить и поутру повесить.

– Будь моя воля, я бы перестрелял их, как бешеных собак, особенно если бы считал, что это поможет делу. На это есть две причины. Одна – психологическая, другая – практическая. Психологическая – это скорее любопытство. Я не уверен, что эти трое обыкновенные преступники. Я вовсе не убежден, что Ромеро Аньелли такой уж закоренелый преступник, готовый на убийство, каким он кажется. Ромеро не похож на своих братьев, которых