Звезда героя - Сергей Малинин

Он погасил сигарету и поднялся на второй этаж, в спальню Виктора. В спальне царил порядок – сыщики сюда почему-то не добрались. Они вообще не поднимались наверх, по всей видимости полностью удовлетворившись осмотром сейфа. Собственно, они и приходили-то не ради обыска как такового, а лишь затем, чтобы заставить Машкова при свидетелях признать: да, именной пистолет у него был, а теперь его нет на месте.

Иван переступил порог, борясь с чувством, будто совершает что-то недозволенное. Он окинул взглядом полупустые книжные полки, заставленные в основном потрепанными сборниками фантастических рассказов и приключенческими романами, усмехнулся при виде стены, заклеенной вырезанными из глянцевых журналов фотографиями полуобнаженных красоток вперемежку с изображениями военных кораблей, стрелкового оружия и бронетехники. На обшарпанном и шатком письменном столе, за которым в свое время готовил уроки школьник Виктор Машков, не было ничего, кроме отмытой до скрипа пепельницы, наполовину выкуренной пачки сигарет и дешевой одноразовой зажигалки. Плохо представляя себе, что именно ищет, Иван выдвинул верхний ящик стола.

Первым, что бросилось ему в глаза, был старенький пленочный диктофон «Панасоник» в серебристом пластиковом корпусе. Иван задумчиво почесал бровь указательным пальцем: ему было непонятно, что делает эта игрушка в доме Машковых. Журналистикой никто из них не баловался, а для бытовых нужд существуют обычные магнитофоны, музыкальные центры и прочая техника, которая нынче стала дешева и легко доступна широким массам населения. Воображение мигом нарисовало яркую картинку: двенадцатилетний пацан, начитавшись приключенческих книжек, воображает себя следователем или, наоборот, шпионом и повсюду таскает за собой диктофон, экспериментируя с записями разговоров – то в портфель его спрячет, то в карман, то пристроит где-нибудь на полке, а потом сравнивает качество получившихся пленок…

Вот только, когда семья Машковых обосновалась в Новороссийске, Виктору было уже далеко не двенадцать, и о детской игре в шпиона или, скажем, эстрадного певца и речи быть не могло. В таком возрасте людей, как правило, увлекают уже совсем другие игры…

Он нажал клавишу перемотки. На крышке диктофона зарделись красные лампочки, сигнализируя о том, что батарейки находятся в рабочем состоянии, внутри серебристого корпуса зашуршала сматываемая лента. Остановив перемотку, Одинцов включил воспроизведение.

– …Ты меня извини, – произнес искаженный помехами голос Машкова. Одинцов вздрогнул, хотя, говоря по совести, уже ожидал чего-нибудь именно в этом роде. – Надо было сразу же тебя сюда отвести. Ты бы тогда, по крайней мере, не тратил мозговую энергию на подозрения в мой адрес. Так вот, дубликат ключа и код будут у тебя на тот случай, если…

Скривившись, как от зубной боли, Иван перемотал немного вперед и снова включил воспроизведение.

– А за Витькой приглядывать не надо? – спросил голос, в котором он не без труда узнал свой собственный.

Одинцов выключил диктофон, внезапно одеревеневшими, сделавшимися неуклюжими, будто не своими, руками извлек кассету и опустил ее в карман шортов. «Эх, Витька, Витька!» – крутилась в голове бессмысленная фраза, повторяясь снова и снова, будто там, внутри, заело старую граммофонную пластинку. Труднее всего было поверить в то, что на подобное предательство оказался способен сын Юрия Машкова. Правда, сын был не родной, а приемный, из чего следовало, что гены и вправду пальцем не раздавишь. Это было очень слабое утешение, как и то, что даже родные дети, выросшие в любви и воспитанные по всем правилам педагогической науки, очень часто предают своих родителей.

Он еще немного пошарил по шкафам и ящикам, но больше ничего не нашел. Дневника Виктор Машков не вел, и слава богу: Одинцов вдруг осознал, что ему совсем не хочется читать то, что мог написать о себе и окружающих покойный мичман.

За окном тем временем вечерело. Солнце начало клониться к горизонту, и лучи его приобрели тот особенный, теплый медно-красный оттенок, что бывает только перед наступлением сумерек. Над краем обрыва мелькали, паря на широко раскинутых крыльях, розовые от заката чайки, и в их криках Ивану Одинцову вдруг послышалась злая издевка: что, кап-три, съел? Интересно, что ты со всем этим будешь делать? Вольно ж тебе было подключать к этому делу мозги…

Помимо обрыва и моря, из окна спальни покойного мичмана был виден угол соседней дачи. «Что-то Зимин давненько не заглядывал», – подумал Иван. Ему захотелось постучаться к соседу, поделиться своим неприятным открытием и попросить совета, но он сдержал этот порыв, хотя сам до конца не понимал почему. Осознав, что остался один на один с проблемами, разрешить которые было ему не по плечу, он почувствовал себя потерявшимся, маленьким и никчемным. Противник решительно брал верх на всех направлениях, а капитан третьего ранга Одинцов до сих пор не только не вступил в бой, но даже и не разобрался, с кем, собственно, воюет.

Он вынул из лежащей на столе пачки сигарету и закурил. Сигареты были дорогие – гораздо дороже и лучше тех, которыми обыкновенно травился кавторанг Машков. Иван отметил это мимоходом, как нечто само собой разумеющееся – в конце концов, это были сигареты Виктора, а Виктор, судя по всему, имел недурной приработок на стороне, значительно превосходивший его мичманское жалованье. Дым заклубился по комнате, оседая на занавесках. Одинцов открыл форточку. «Найду Жигалова, – подумал он вдруг, – припру к стенке и буду мордовать, пока не расколется. Я ему не коллега из прокуратуры, мне процессуальный кодекс до фонаря, и допрашивать я его буду, как взятого на передовой «языка» – так, что правда из него сама наружу полезет вместе с дерьмом. Только сначала надо все-таки потолковать с Куком. Если он в деле, я его этим разговором спугну. Оно и к лучшему: заодно гляну, куда он побежит, что предпримет. Надо же, черт возьми, с чего-то начинать!»

Сквозь открытую форточку до него донесся негромкий звук идеально отлаженного мотора и шорох покрышек по пыльной грунтовой дороге. Одинцов выглянул в окно и удивленно присвистнул: вырулив из-за угла, перед воротами дачи остановился знакомый «лендровер».

– На ловца и зверь бежит, – со свирепым весельем произнес он вслух, с силой ввинтил в пепельницу длинный окурок, вышел из спальни и стал неторопливо спускаться по лестнице.

Глава 16

Неделя у капитан-лейтенанта медицинской службы Кукушкина выдалась хлопотная. При том, что ему вообще редко доводилось сидеть сложа руки, к дежурствам в госпитале, операциям и всему прочему неожиданно добавился ремонт, который как будто сам собой, по щучьему велению, затеялся во вверенной ему медсанчасти. Финансовое управление флота наконец вняло слезным рапортам капитанлейтенанта