Танец теней - Яков Осканов

предложении промышленника не способ сделать себе карьеру или сколотить состояние, а возможность совершить великое открытие на благо всего человечества. Он был из тех исследователей, которые не заботятся регалиями, званиями или богатством. Даже перспектива войти в историю его не волновала. Наука в чистом виде и благо людей. Квинтэссенция гуманизма. Ах, какой был человек! Знали бы вы, как его любили студенты!

Иванов на некоторое время замолк, и было видно, как он сдерживает навернувшиеся на глаза непрошеные слёзы гордости за друга. Он достал платок и промокнул края глаз. Суздалев деликатно молчал, ожидая, когда палеонтолог справится со своими эмоциями. Тот несколько раз глубоко вздохнул и продолжил:

— Август договорился, что покинет кафедру на время. Неопределённое, впрочем. Но его авторитет был настолько велик, что его уверили, что он сможет вернуться к своим лекциям в любое удобное для него время. Потом, когда всё было подготовлено к его работе в Ирие, он с Михаилом Николаевичем отправился в Сибирь. Я долгое время не получал от него вестей. Понятное дело, жили они в уединённом месте, без постоянной связи с ближайшим городом. Да и зная моего друга, предположу, что он просто увлёкся работой и по рассеянности забывал мне писать.

— А когда вы в следующий раз увиделись с другом? — поинтересовался Суздалев.

— Это случилось примерно через полгода после его отъезда. Он приехал ко мне в один из выходных. Я поразился, увидев, как изменился Август. Он осунулся, постарел, вид имел неопрятный, будто забывал следить за своей внешностью. Но это не главное. Более всего меня поразила его подавленность. Я начал расспрашивать его о поездке и об исследованиях. Но он отвечал без интереса, привычного, когда он говорит о работе. Вид он имел угрюмый. Было видно, что его что-то тревожит и мучает. Ему хотелось кому-то открыться, но то, что он хотел рассказать, похоже, пугало его самого.

— Он рассказал вам, что приключилось в Ирие?

— Да, позже, когда он немного оправился от пережитого потрясения. Рассказ его, впрочем, не проливает свет на судьбу усадьбы, так как некоторые события он объяснить затрудняется, а некоторые мои вопросы остались без ответов, или ответы были сформулированы туманно, что не свойственно той ясной и чёткой манере Августа изъясняться, к которой так привыкли все люди, его знавшие.

— Насколько мне известно, Стужин и профессор благополучно добрались до Ирия. И некоторое время дела в усадьбе шли хорошо.

— Именно так. Август рассказал, что разместились они с удобством, место было живописным, а его исследования свойств воды из озера мало-помалу продвигались. Софье действительно становилось лучше. И в первое время он не мог понять почему, испытывая свойства воды и ставя различные опыты. В какой-то момент ему показалось, что он нашёл ниточку, которая, возможно, приведёт его к выходу из лабиринта этой научной загадки, но… — Илья Петрович неожиданно умолк и погрузился в себя.

— Но… — подбодрил его Суздалев, который настолько увлёкся историей, что хотел быстрее услышать её продолжение.

— Вы знаете, он сам толком не мог сформулировать, что произошло потом. Всё началось с каких-то мелких происшествий. Потом пропал любимый пёс Софьи. Потом появились какие-то странные фигурки из веток на берегу озера. Но это всё были незначительные события, пока не начали пропадать и умирать люди.

— А как они умирали? — не удержался от вопроса Суздалев.

— По-разному. Кто-то от несчастного случая, кто-то от неизвестной болезни, а кто-то и вовсе пропал. Но дальше случилось и вовсе непредвиденное — вода в озере начала меняться.

— Она перестала помогать Софье?

— В тот-то и дело, что нет. Софье становилось лучше, хотя анализы показывали существенное изменение состава. Я не очень понимаю в тонкостях химии, но Август говорил, что сделанные им прежде выводы оказались неверными. Если бы его первоначальная гипотеза подтвердилась, то Софье, очевидно, должно было становиться хуже, и она ни под каким видом не должна была пить воду из изменившегося озера. Но новый состав воды оказывал даже более сильный положительный эффект на здоровье девочки.

— Любопытно. Но почему же профессор Вернер вернулся?

— Это самая необъяснимая часть его истории. Он рассказал, что перемены начали происходить и с Михаилом Николаевичем. Он стал подозрителен и резок с дочкой. Временами куда-то пропадал. Несколько раз между ним и Софьей происходили ссоры. Что до того момента считалось немыслимым для всех, кто знал Стужиных. Ведь его любовь к дочке была притчей во языцех. Промышленник так обожал девочку и так потакал ей во всём, что было трудно представить, чтобы он не то что гневался, но даже голос на неё повысил. В какой-то момент он объявил профессору, чтобы тот прекратил давать Софье воду до окончания исследований. Август возражал и говорил, что видит положительный эффект, но Михаил Николаевич был категоричен и не желал слушать доводы моего друга.

— Это Стужин выслал его из Ирия?

— Выслал — не вполне подходящее слово, и сейчас вы поймёте почему. Август имел характер мягкий и первое время послушал Стужина. Но мой друг стал замечать, что состояние Софьи ухудшается. Он несколько раз заговаривал с Михаилом Николаевичем о том, что для девочки было бы хорошо возобновить приём воды, но тот оставался непреклонен. Дело дошло до того, что промышленник после одного из таких споров заявил, что если Август Альбертович соизволит ещё раз поднять этот вопрос, то он готов компенсировать ему все издержки и отправить обратно в Санкт-Петербург, а исследования свернуть. Как я и говорил, мой друг был гуманистом и мечтал, что сделает важное для человечества открытие, поэтому долгое время колебался, не смея перечить Стужину, ради продолжения своих научных изысканий.

— Но в какой-то момент что-то толкнуло его на решающий конфликт?

— Именно так. Дело было в Софье. Как я и упомянул в начале, большую часть времени она была прелестным ребёнком, и что самое важное — осознавала свою болезнь и хотела излечиться. После запрета отца она несколько раз приходила к Августу, упрашивая его дать ей воду. Поначалу мой друг отказывал ей, ссылаясь на распоряжение Михаила Николаевича и советуя объясниться с отцом, чтобы уговорить его продолжать лечение. Но девочке становилось всё хуже, приступы безумия стали сильнее и всё чаще имели над ней власть. После одного из них она снова пришла к Августу, умоляя дать ей воду. Она пообещала ему, что найдёт способ покончить собой, если он ей откажет.

— А почему она сама не набирала воду из озера и не пила?

— Ах, да… совсем забыл упомянуть! Память уже не та, — пожаловался Илья Петрович, — подводит временами. Последние две недели до этого,