Кровь в наших жилах - Татьяна Лаас

— Михаил Константинович, вы не правы. Вы не имеете никакого права так поступать.

Он выпрямился:

— Вы знаете, что я хочу сделать.

— Вороньи перья у могилы, в которой похоронена барышня, умершая меньше сорока дней назад, слишком красноречивы, поверьте мне. Пусть я слабосилок, но головы на плечах это не отменяет. Вы…

— Шшш… Вы же знаете: не захочет — не откликнется.

— И все же…

— Прошу, ждите меня у магомобиля. — Он спрыгнул обратно в разверстый зев могилы.

Кажется, она его не послушалась — был слышен скрип старательно вытаптываемого снега и сдавленные ругательства. Что ж, зря. Если его загребут жандармы, то она пойдет как соучастница, а могла бы быть простой свидетельницей.

Он старательно стер прежние знаки на крышке гроба, потом начал выводить новые — нашел в книгах отца, там же где и упоминание о «Чувствах на двоих» — отец, видимо, считал его слишком простым или ненужным, раз не стал его расписывать. Этот же ритуал был описан от и до.

Потом… Потом были перья, кости, выпитое дурманящее голову зелье и много, много, очень много крови. Его крови. Последние капли живой крови улетали из него, падая на перья и не разливаясь по крышке гроба — она услышала его и приняла его помощь.

* * *

Под утро из могилы вылетела черная карга, еле заметная на фоне алеющего неба. Девица-вороница, за которую положена смертная казнь. С громким граем та понеслась прочь, и за душу убившего её Ирина теперь и ломанного гроша бы не дала. Мстивы никогда не отпускают свою жертву. Им иногда и смерть не нужна для отмщения…

Вымотанная бессонной ночью и страхами, голодная, замершая Ирина, проведшая ночь в ледяном магомобиле, отчаянно долго ждала, когда следом за каргой из могилы вылезет уставший Михаил Константинович, но он что-то не спешил. Ирина, разрывая протоптанный в снегу защитный круг, осторожно подошла к краю могилы, ожидая увидеть там труп. Трупа не было — Михаил Константинович мирно, даже чуть похрапывая, спал в могиле, свернувшись серым, заросшим шерстью клубком. Вот же волкодлак! И что с ним теперь делать? Телефонировать Илье Дмитриевичу или Елизавете Павловне? Так они первыми же и отправят в тюрьму за осквернение императорской могилы, а то и на плаху за мстиву.

— Михаил Константинович… — робко позвала она, думая, стоит ли доставать нательный крест?

Волк вскинулся, осоловело пытаясь понять, где он и что случилось? Наконец его взгляд сфокусировался на ней, и он неуверенно встал на лапы. Слышать человеческую речь из волчьей пасти было странно.

— Ирина Сергеевна?

— Утро начинается. Пора привести могилу в порядок. И не смотрите так — я сейчас отойду и подглядывать не буду. Одевайтесь спокойно.

Михаил Константинович что-то пробормотал в ответ — Ирина не расслышала, отойдя по протоптанной за ночь дорожке подальше. Оставалось надеяться, что князь умеет одеваться самостоятельно. Она ему не помощник в таком, это не запрещенный ритуал, тут пусть сам справляется. Он выбрался из могилы минут через десять. Уставший, заросший светлой щетиной, растрепанный и грязный, он ничем не напоминал сиятельного князя, второго от трона следом за императри… Императором, точнее, ведь Алексей Петрович Калина, пусть и золотой сокол, но не Рюрикович по рождению.

— Ирина Сергеевна… — позвал он, беря лопату и начиная закапывать могилу.

Она медленно пошла назад — надо помочь Михаилу Константиновичу. Звезды на небе поблекли, на службу Ирина и князь уже опоздали. Быть может, ему и все равно — его ждет Москва, то по ней увольнение ударит весьма болезненно, особенно учитывая, что её магомобиль так и не отремонтирован. Ирина, беря в руки лопату и принимаясь закапывать могилу, пробормотала:

— Как вы думаете — нас уволят? Хотя можете не отвечать. За такое точно увольняют, а я так и не решилась телефонировать в магуправу — нельзя, чтобы знали, где мы были этой ночью и что делали. Хорошо, что мне Наталья Павловна предлагала фрейлинский шифр — теперь точно пригодится.

— Не соглашайтесь, прошу! — Михаил Константинович, даже кидать землю в могилу прекратил.

— Почему? Это почетно — в моем-то возрасте. Я не думала, что могу получить фрейлинский шифр. Может, замуж даже выйду, может, останусь до самой смерти во фрейлинах…

Михаил Константинович явно обозлился — внезапно земля задрожала и сама кинулась в могилу, становясь послушным холмиком.

Ирина наклонила голову на бок, удивленно рассматривая князя:

— Не знала, что колдуны так могут — без крови и наговоров.

Тот лишь кивнул. Кажется, он и сам не знал, иначе не махал бы перед этим лопатой. Он молча вернул на место крест, Ирина возложила цветы и перекрестила могилу, произнеся короткую молитву.

Михаил Константинович стряхнул с шинели нападавший за ночь снег и накинул её на плечи, тут же передергивая ими — холодно!

— Не принимайте фрейлинский шифр, прошу…

Он предложил Ирине руку и повел по тропинке к магомобилям. Сам он при этом шел по сугробам, глубоко проваливаясь в снег. В воспитанности ему не откажешь.

— Почему?

Ему не было никакого дела до её судьбы и фрейлинского шифра, но зачем-то он же влез в её ненужные размышления.

— Я уже договорился с Громовым о квартире для вас. Нехорошо княжеское слово нарушать.

— Только-то?

— И я вас люблю. Вот это главная причина.

Она не удержалась — кто он и кто она:

— Это сумасшествие! И глупость, Михаил Константинович.

Он обиженно остановился:

— Это не то, что хочет услышать влюбленный мужчина во время признания. Хотя… — он осмотрел свои окровавленные руки, шинель всю в снегу, грязные сапоги и помявшиеся брюки: — полагаю, заслужил — выслушивать признания от пропахшего трупным смрадом мужчины тоже не предел мечтаний.

Забавно — то, что ему казалось неправильным, ей как раз пришлось по нраву. В любовь всегда идеально выглядевшего князя, закованного в мундир, как в доспехи, не верилось. А вот грязный, пропахший потом, окровавленный мужчина со спутавшимися волосами и где-то потерянной шапкой, отчего его уши алели на морозе, был живым и вполне способным мимолетно влюбиться в случайную помощницу. В любовь до гроба ей, простите, не верилось.

— Давайте вернемся к этому разговору через неделю.

— Почему через неделю? — не понял он.

— Потому что за неделю я придумаю слова, как вам вежливо отказать, а вы — забудете о своем мимолетном порыве. И все будут довольны.

Он прищурился:

— Хорошо. Через неделю. Как положено. С кольцом, букетом и дрожью в голосе.

* * *

Утро было сонным и ленивым, и голоска под ухом он совсем не ожидал.

— Пошла прочь! —