Кровь в наших жилах - Татьяна Лаас

Эпилог

Утро было туманное, пробиравшее холодком даже через охотничью куртку. Солнце ярко светило, слепя глаза, но еще не грело. Березы уже сыпали во всю золотыми листьями, пожелтевшие клены еще держались, рябины только стыдливо краснели, их ветви печально клонились к земле под тяжестью ягод — зима обещает быть стылой и суровой. Заросли сирени стояли зелеными, всем приближающимся холодам назло. Пахло прелью, приглушенно сосновым духом и остро, раздражающе пряно грибами — так пахнет только осень. Особая, бодрящая свежесть, за которой придет долгий зимний сон.

Лиза зевала, передергивала плечами от холодка и медленно, наслаждаясь прогулкой, шла куда глаза глядят. Затеряться в лесу, когда ходишь кромежем, невозможно. Корзина болталась на согнутой в локте руке. Щебетали где-то птицы, обещая очередной теплый денек. В просветах между деревьями плыли прочь на север кудрявые облака, лишь изредка бросая на землю тень. В Суходольск и его окрестности впервые за все годы его существования пришла золотая осень, щедро рассыпая всюду свои краски.

Думать ни о чем не хотелось, но в голову упрямо лезли мысли о завтрашнем выступлении в Госдуме — признание прав на жизнь и свободу для нейтральной нечисти шло со скрипом, а ведь Соколов и император Федор Васильевич почти десять лет приучали народ к мысли, что домовые, банники, овинные, лешие, кикиморы и анчутки — не зло. Лиза снова и снова проговаривала про себя речь и понимала, что слов, способных убедить принять нужный закон, ей не хватает. А еще надо снять запрет на проживание берендеев и волкодлаков в больших городах — им это не особо нужно, но Лизу сам запрет раздражал: они же люди и права должны быть равными. Тому же Мише, который не собирался скрывать, что он волкодлак, на въезд в столицу теперь требовалось разрешение. И надо отменять особый жандармский надзор над ведьмами и колдунами — история императорской семьи доказала, что маги в разы опаснее. А еще кромешники… Лизе леший уже три раза жаловался на брезгливо прошедших на перекрестках мимо детских корзинок людей. Это нелюди — бросающий в опасности ребенка человеком называться не имеет права. Столько всего надо было сделать…

Венец, который самовольно нацепил на Лизу леший, уже начинал давить — в переносном смысле, конечно. Какая из неё амператрица, только бедовая. Она не знала, за что хвататься, хорошо еще, что при ней были Катя и Илья, всегда готовые помочь. И Михаил, и Максим, и Кирилл, конечно. Дашков уже сменил песню — его предсказания с атомной бомбой пока еще не осуществились, и теперь он всем рассказывал о могуществе расщепления ядер — это позволит вырабатывать огромное количество энергии, которую можно направить на любую благую цель. Да, атомную электростанцию в каждый крестьянский дом — как-то так это звучало для ничего не понимающей в физике Лизы. Кирилл — очень увлеченный маг и физик; казалось бы, это два совершенно несовместимых занятия и надо же… Саша собирался направить кипучую атомную энергию самого Кирилла на изучение кромежа — Алексей все же сдался, решив, что это может пригодиться. Рано или поздно люди научатся ценить детские жизни, это не может не случиться, и тогда кромешники перестанут появляться на этот свет. И не факт, что такие, как Лиза и Петя, не исчезнут, растворившись среди немагов. Генетические игры пока еще во многом загадка, история Рюриковичей не даст солгать.

Она шла по лесу без цели — слишком хорошее утро для прогулок, хотя Наташа опять будет выговаривать, что Лиза пропустила воскресную заутреню. «Не с твоими революционными взглядами на нечисть пропускать заутрени!» — снова и снова повторяла она, и Алексей с ней соглашался. Лизина свадьба на кромешнике понаделала шума тогда в декабре — слухи до сих пор бурлили. Сама Наташа не пропускала ни одной службы — по стране упорно ходили слухи, что на престол венчали нежить. Или нечисть, в зависимости от осторожности говорившего, жандармы-то не спят. Чистосотенцы, борцы с нечистью и язычеством, политическое течение, которое не удавалось пока прижать ни Алексею, ни Саше, уже пять раз нападали на императрицу. Лиза, стараясь не нервировать сестру, ожидавшую ребенка, умалчивала, сколько было попыток убить её — ей проще, она кромежем могла уйти в любой момент. Вот не зря она старательно бегала от короны и власти. Не зря. Народного ликования хватает ненадолго, потом начинаются серые, тяжелые будни, в которых привычно ищут виноватых, и виноват тот, кто допустил на трон нечисть, а то и вовсе подменил императрицу, и та, бедная, теперь в опричном монастыре слезы льет да людские грехи замаливает. Фантазии людские бывают такие затейливые… Как бы не стали чистосотенцы нападать на опричные монастыри. Лиза хотела, конечно, разрушить их до основания, но не руками фанатиков от политики.

И это чистосотенцы еще с Еленой и Анной не сталкивались! Что тогда будет — страшно представить. Елена пока держалась чужачкой, согласившись поселиться в Перынице. Точнее, её звали в дом к Михаилу, который носился в поисках хорошей компании для его подрастающих сестер и кузин, но пока Елена редко бывала в комнатах, которые ей выделили. Чаще она проводила время в лесу да в речной заводи — не той, где жил молодой баюн, а расположенной рядом с волковским особняком. Анну Лиза не видела с прошлой зимы, когда её забрал к себе леший. Даже думать было страшно, кем на самом деле был леший — ему покорился Агриков меч. Меч Добрыни и Святогора. Иногда сказки и былины, которые на ночь рассказывала нянюшка, внезапно вторгаются в обычную жизнь, немного пугая.

Лиза замерла перед ветроломом — к огромному дубу, уже щедро поросшему мхом, прижалась, как невеста, вывороченная с корнем белая березка, вся усеянная мелкими бледно-бежевыми опятами, кокетливо показывающими свои юбочки на тонких ножках. Закон природы: смерть всегда порождает новую жизнь. Это странно, но неизменно.

Линорм, всю прогулку сопровождавший Лизу, залетел, шелестя своими перепончатыми крыльями, на поваленный дуб и с интересом стал рассматривать грибы, пробуя их длинным змеиным языком. То, что опята не ядовиты, Лиза и сама знала. Линорм захлопал крыльями в недоумении: мол, чего ждешь?

Собирать грибы не хотелось — они были слишком красивыми в ярких солнечных лучах, пробивавшихся под лесной полог.

— Не по нраву? — раздалось за спиной знакомым голосом лешего. Лиза сперва провалилась в кромеж, просто на всякий случай, а