Видеть — значит верить - Джон Диксон Карр

– …И все оставались на своих местах, – заключила Энн. – Единственным, кто приближался к столику, был сам Артур Фейн.

– Послушайте, Мастерс, – вклинился Г. М., откинувшись на спинку шезлонга так, что его омерзительная шляпа сползла на очки, – как вам предположение, что некто мог пробраться в комнату через дверь или окно?

Отвечать Мастерс не торопился.

– Ну же, сынок! Что скажете?

– Скажу, сэр, что это полностью исключено. И это подтверждают не только те, кто присутствовал в комнате, хотя их показания не вызывают вопросов. Касательно двери у меня имеется независимый свидетель.

– Свидетель? Кто?

– Дейзи Фентон. Служанка. – Мастерс достал записную книжку. – В общем, этой Дейзи стало до чертиков интересно узнать, что творится в гостиной. Она знала, что происходящее как-то связано с гипнозом, но подробности оставались ей неизвестны. Пожалуй, на ее месте любая девушка сгорала бы от любопытства. Поэтому с того момента, когда после ужина все перешли в гостиную, и до самого убийства Дейзи не покидала коридор.

– Ого! – заметил Г. М.

– Именно так, сэр, – мрачно кивнул Мастерс, – но дайте договорить. Итак, Дейзи слоняется по коридору. Чуть позже она видит, как из гостиной выходит миссис Фейн, когда ее просят побыть снаружи, как в игре на угадывание. Дейзи прячется в темной столовой и ждет. По ее словам, миссис Фейн подслушивала у двери, которую сперва закрыли не полностью, но чуть позже захлопнули накрепко. Несколькими минутами позже доктор Рич открыл дверь, пригласил миссис Фейн войти – в полном соответствии с тем, что мы уже слышали, – и Дейзи вернулась на пост в коридоре. Через некоторое время позвонили во входную дверь. Букмекер, по фамилии Макдональд, интересовался, нельзя ли увидеть мистера Хьюберта Фейна. Дейзи пробовала отделаться от него, но тот ни в какую не хотел уходить. Поэтому она отправилась в гостиную и позвала мистера Хьюберта.

Мастерс откашлялся. Предзакатное солнце жгло ему лоб. Хотя Кортни не видел вчерашней сцены, теперь она разворачивалась перед ним во всех подробностях.

– Мистер Хьюберт Фейн вышел на крыльцо, где они с букмекером затеяли какой-то спор. Какой? Неизвестно, поскольку Дейзи осталась, где была, в коридоре, прижав ухо к двери.

Г. М. размеренно сопел из-под шляпы так, будто на него сошла дрема, но вдруг открыл один глаз:

– Стоп, сынок! Неужто служанка не боялась, что старый Хьюберт разозлится, увидев, как она подслушивает?

– Нет, – помотал головой Мастерс. – По ее словам, мистер Хьюберт не стал бы ее отчитывать. Такое за ним не водится. Она говорит… – тут Мастерс без особого успеха сымитировал женский голос, – говорит, что он милейший старик и настоящий джентльмен.

– Угу. Давайте дальше.

– После разговора с букмекером мистер Хьюберт Фейн вернулся в коридор. Вошел в столовую, украдкой глотнул бренди – мне сказали, это вошло у него в привычку, – направился в гостиную и открыл дверь примерно через десять секунд после того, как мистера Артура Фейна ударили кинжалом в грудь. Другими словами, алиби у мистера Хьюберта не менее прочное, чем у всех остальных, кто находился в той комнате.

Мастерс звонко захлопнул блокнот.

– Но важнее всего показания Дейзи, понимаете? Она клянется – и, видит Бог, у меня нет причин сомневаться в ее словах, – что, пока она была в коридоре, никто не сумел бы пройти мимо, оставшись незамеченным. Вот он, наш свидетель. Так что дверь исключается.

– Да. Именно этого я и опасался.

– Так вы согласны со мной, сэр Генри? Согласны или нет?

– Ну ладно, сынок, согласен, – простонал Г. М. – Что насчет окон?

– Их я осмотрел на совесть. Под ними цветочная клумба шириной четыре фута. Ближе к вечеру ее поливали, так что стоило только ветерку подуть, и на ней остались бы следы. Окна находятся в восьми футах от земли. На отливах толстый слой пыли, совершенно нетронутый, а какой в комнате пол, вы сами знаете. Столик стоял в двенадцати футах от зашторенных окон, и, по заверениям свидетелей, шторы ни разу не шевельнулись. Как заколдованные! Конечно, окна не были затворены и закрыты на щеколду, ведь августовскими вечерами такое в высшей степени неуместно, но все равно не представляю, как злоумышленник мог забраться в гостиную этим путем. Так что окна тоже исключаются.

– Да, – признал Г. М., – исключаются.

В голове у Филипа Кортни вихрем кружились всевозможные мысли. Он надеялся, что вечером услышит хорошие новости или хотя бы узнает об изъяне в показаниях, но теперь, казалось, место преступления запечатали гуммированной бумагой – плотнее, чем когда бы то ни было.

– Но это невозможно! – воскликнул он.

Мастерс медленно обернулся и пристально посмотрел на него с видом человека, затерянного в чужой стране, но услыхавшего давно знакомую мелодию.

– Ах, – прошептал старший инспектор, – где-то я уже слышал эти слова. Господи, где же я их слышал? Нет, вы только посмотрите на сэра Генри! Как видно, его это вообще не беспокоит.

Действительно, у развалившегося в шезлонге сэра Генри был исключительно безмятежный вид. Над головой у него кружила муха. Наконец она села на тулью шляпы.

– К нынешнему делу, – настойчиво продолжил Мастерс, – надо подходить иначе. В этом сумасшествии все задом наперед. Нам с самого начала известно, кто убийца, но убийца – единственный человек, которого никак нельзя обвинить. Мы…

– Тише, тише, сынок, – попробовал утешить его Г. М., но Мастерс как с цепи сорвался:

– Надо найти человека, заменившего резиновый кинжал настоящим, но свидетели показывают, что никто не мог этого сделать. Бессмысленно задавать вопрос «Где вы были в таком-то часу?» – поскольку нам известно, где они были. От вопроса «Как вы объясните это подозрительное поведение?» не будет толку, ведь никто не вел себя подозрительно! Гипноз! Резиновый кинжал! Брр!

Он вытер лоб рукавом.

– Ну же, Мастерс, вы разгорячились…

– Да, сэр, разгорячился – и признаю это. А кто не разгорячился бы? Если вы в состоянии объяснить, каким образом подменили кинжал, я с радостью вас выслушаю. Но пока что, насколько мне известно, никакого объяснения у вас нет.

– Ох, сынок! Само собой, объяснение у меня имеется!

– С учетом всех фактов?

– С учетом всех фактов.

– И вы способны его озвучить?

– Конечно. Это проще простого.

Мастерс вскочил было на ноги, но снова упал в шезлонг, а Г. М. не без труда принял сидячее положение.

– Нет, сынок, не подумайте, что мне нравится хранить молчание. На самом деле я встревожен. Боюсь, что мое объяснение направит вас по неверному пути.

– Доказательствам я поверю, сэр Генри.

– Да, знаю. Именно это меня и беспокоит. Вот смотрите. – Г. М. потер лоб кончиками пальцев. – Чисто гипотетически вы верите показаниям свидетелей? Рассказам, что Энн Браунинг, капитан Шарплесс, доктор Рич и Хьюберт Фейн даже близко не подходили к этому столику?

– Ну а что мне еще остается? Если это убийство не дело рук преступного квартета лжецов, что мне еще остается? Я вынужден поверить их словам!

– Ну хорошо. Кроме того, вы считаете, что в комнату не мог проникнуть посторонний?

– Именно так, и охотно это признаю!

– Выходит, – расстроенно молвил Г. М., – если положиться на доказательства, существует лишь одно объяснение, которое можно назвать правдивым. Слепое пятно, которого, как ни странно, никто не заметил.

– Если вы о том, – тут же возразил Мастерс, глядя на сэра Генри с неприкрытым сомнением и даже скептицизмом, – что кинжал подменил сам Артур Фейн… Что ж, я лишь скажу «ха-ха» и воздержусь от дальнейшего обсуждения. Мистер Фейн знал, что его ударят этим кинжалом. Он сам на этом настоял. Ему даже нарисовали крестик над сердцем, чтобы миссис Фейн не промахнулась. Только не говорите, что человек может спланировать подобное самоубийство. Хотя мистер Фейн и впрямь единственный, кто подходил к телефонному столику.

– Ну вот, – вздохнул Г. М.

– Что «вот»?

– Вот оно, слепое пятно. Разрази меня гром, мы так часто повторяем, что никто не подходил к столику, что эта фраза утратила всякий смысл. Мы забыли, что, по общему признанию, к столику приближался еще один человек, причем на виду у всех. И не только приближался. Этот человек стоял спиной к свидетелям и, следовательно, закрывал обзор своим телом, а в той части гостиной было довольно темно. На этом человеке было