Пока любовь растворяется в воде - Фульвио Эрвас

— Это вам рассказали те две сплетницы из вашего подъезда?

— Не совсем. Я спрашиваю не потому, что хочу вмешиваться в твою жизнь.

— А я ничего и не скрываю. Этот потаскун испарился с румынской шлюхой.

— Эй, малыш, выбирай выражения! — возмутился инспектор.

— И умудрился выродить такую же идиотку, как он сам.

— В смысле? У него есть дочь?

— Сейчас ей уже шесть, она на одиннадцать лет меня младше. Если я ее встречу — придушу. Все равно мы оба еще несовершеннолетние.

— Придушишь? Твоими могучими руками? Так я тебе и поверил.

— Вы меня еще не знаете. Ну так что за работа?

— Тебе у нас в управлении скучно?

— Мне вообще не бывает скучно.

— Это хорошо, но все-таки немного развлечения не повредит. Хотя бы в воскресенье и только сегодня утром. Я хочу, чтобы ты занялся культурной деятельностью.

— Что я должен делать? Петь?

Инспектор передал подростку сумку. Внутри были наждачная бумага, кисти и растворитель. Культурная миссия заключалась в том, чтобы убрать несколько надписей на стенах в окрестностях школы.

— Я не собираюсь это делать, — заявил Микеланджело.

— А придется.

— Я ненавижу чистить стены.

— А писать на них?

— Мне плевать на эти каракули.

— Значит, ты сможешь с легкостью от них избавиться. Раз тебе на них плевать, значит, и симпатии они у тебя не вызывают. Вот и отлично!

Стуки посмотрел вслед удаляющемуся Микеланджело. Края его брюк промокли, и мальчишка волочил ноги, словно тянул за собой гири.

— Может быть, тебе будет удобнее в нормальных брюках? — крикнул ему Стуки.

— Узкие брюки придумало ваше поколение, чтобы уменьшить нашу способность продуцировать сперматозоиды, — ответил Микеланджело, не оборачиваясь.

«А ведь в этом что-то есть», — подумал Стуки.

Послеобеденное время лениво скользило на подшипниках скуки. Поступающих в отделение телефонных звонков было на удивление мало. Возможно, магнитные бури на Солнце утратили свою интенсивность или пояса Ван Аллена[12] снова заработали, не позволяя высокоэнергетическим частицам добраться до Земли, чтобы возбуждать буйнопомешанных, изгонять домашних мышей, приумножать количество гениев и, главное, порождать лавину всяких «я вроде бы что-то видел», когда любая тень, каждый скрип, шорох и даже самая обычная отвертка принимают формы многочисленных, разнообразных и неминуемых опасностей. Все мы знаем, что преступления и магнитные силы идут рука об руку.

Стуки еле сдерживал зевоту, когда в его кабинет ворвался Ландрулли и объявил, что в городе нашли еще фотокопии.

— Другие фотокопии из записной книжки Аличе Бельтраме?

Антимама!

— Где и кто их обнаружил?

— Сегодня утром официант одного из баров увидел листки на уличных столиках. Похожие на те, какие он нашел пару дней назад. На всякий случай мужчина решил отнести их в полицию.

— Антимама! Фотокопии уже на столе Леонарди?

— Естественно.

Стуки ожидало очередное патрулирование с агентом Сперелли.

— Сегодня вести машину буду я, — сказал инспектор, — а ты держи связь с полицейским участком.

Он сразу же погрузился в задумчивое молчание. Стуки представлял себе, как искры объективных доказательств и интуиции соединялись в его сознании мимолетными нейронными мостиками, которые тут же распадались и в мгновение ока складывались в новые комбинации. Притихший Сперелли не смел беспокоить своего начальника.

Отвлекшись, Стуки принялся размышлять над тем, не использовали ли сестры из переулка Дотти Микеланджело в качестве приманки, чтобы поймать его самого на живца. Они что, действительно думают, что он не в состоянии понять всех их хитростей и, как дурак, попадется на удочку Елены Разведенной, Елены Нуждающейся в помощи, Елены Матери, исполненной чувства долга? Неужели он, взрослый и состоявшийся мужчина, станет выбирать себе эмоциональные страдания, руководствуясь рекламными акциями, скидками, распродажами и другими уловками, словно в дискаунтере? Елена…

— Стуки хочет знать, где вы сейчас находитесь и как продвигается работа.

Разговаривая по телефону со сослуживцами, Сперелли напускал на себя вид крутого парня, который имел право оказывать на них давление. При этом полицейский агент исподтишка поглядывал на инспектора Стуки.

— Мы делаем свое дело, — сухо ответил агент Ландрулли.

— Поторопитесь!

Ландрулли пробормотал несколько слов на своем родном неаполитанском наречии, которых Сперелли не понял. Затем Ландрулли сообщил ему промежуточные результаты расследования.

— Что говорят в управлении? — спросил Стуки агента Сперелли, очнувшись от своих размышлений.

— Обсуждают новый элемент, который раскопали наши парни: один из наследников земельного участка, где нашли человеческие кости, числится последним официальным кавалером Аличе Бельтраме. Десять лет назад он проходил по делу в качестве свидетеля.

— И это значит, что…

— …он знал жертву и скелет был найден на его земле.

— Интересный поворот. Нужно будет проверить, закопал ли он ее на своем участке или вторгся на чужую территорию. Если так, то положение подозреваемого значительно ухудшается. Ты со мной согласен, Сперелли?

— Мы все проверим, — отчеканил полицейский агент.

В полицейском управлении комиссар Леонарди и агент Ландрулли продолжали рыться в бумагах.

— Да здравствуют явления! — время от времени повторял Леонарди, копируя начальника полиции.

Было очевидно, что комиссару неприятно перечитывать свои старые рапорты. Он предпочел бы, чтобы нынешняя рабочая гипотеза оказалась ошибочной. Ведь если окажется, что кости действительно принадлежат Бельтраме, тогда всем станет ясно, что десять лет назад он что-то упустил. В тот раз и сам Леонарди, и его коллеги склонялись к мысли, что исчезновение Аличе Бельтраме было бегством экстравагантной натуры. Кто знает — может быть, она отправилась в Индию, ничего не сказав ни строгой матери, ни высокомерной старшей сестре. Такой представлялась ему эта семья: замкнутый женский мирок, богатый и буржуазный, где единственной женщиной, умеющей держать все под контролем, была самая молодая и энергичная из них, мечтавшая о побегах — и не только романтических. Вокруг нее вертелось множество случайных знакомых, бойфрендов и любовников, большей частью посредственных и лишенных глубины. Работая над делом Бельтраме в прошлом, комиссар Леонарди был убежден: рано или поздно мать и сестра ему позвонят и скажут, что расследование можно закрывать, потому что они получили письмо, которое все прояснило. И что тогда он сможет наконец расслабиться и позабыть об этом деле, ведь целых пять месяцев Леонарди имел довольно тесные отношения с призраком синьорины Аличе Бельтраме. Но шли дни за днями, и вскоре комиссар в очередной раз убедился, что жизнь никогда не останавливается и что, сойдя с любого движущегося средства, включая саму жизнь, ты просто растворяешься во тьме.

У вошедшего в кабинет к Стуки комиссара Леонарди был мутный взгляд и темные круги под глазами.

— О каком новом элементе идет речь? — спросил инспектор.

— Джакомо Бенвенью. Врач. Впрочем, «элемент» не такой уж и новый: я уже встречался с ним сразу после исчезновения синьорины Бельтраме. Не думаю, что его стоит рассматривать как одну из версий.

Стуки ничего не ответил.

— Как же это все меня бесит! — воскликнул Леонарди, выходя из комнаты.

Сестры из переулка Дотти были убеждены, что инспектор, уже ставший жертвой прекрасных глаз Елены, просто нуждался в небольшом утешении — дружеской беседе, которая развеяла бы его сомнения по поводу чувств женщины. Ох уж эти мужчины! Их страхи всегда приходится устранять женщинам, а иначе они наотрез отказываются строить любые отношения.

Чтобы хоть немного скрасить сырость вечера, соседки приняли Стуки с большой теплотой. Каково же было удивление сестер, когда вместо того, чтобы всплакнуть на их дружеском плече, полицейский начал расспрашивать о некой Аличе Бельтраме.

— А это еще кто? — воскликнули разочарованные