Пока любовь растворяется в воде - Фульвио Эрвас

У всех, включая Стуки, вырвалось невольное «ах!».

— При гексадактилии, разновидности полидактилии, — между тем продолжал судмедэксперт, — недостаточно избавиться от лишних пальцев. При этой аномалии могут наблюдаться различные сопутствующие дефекты костей, а также неврологические патологии, которые тоже необходимо учитывать.

— Такие были? — спросил Стуки.

— Я пока не могу этого исключить, — ответил Салмази. — Хирургическая операция была проведена на обеих стопах, но у скелета, который вы мне предоставили, отсутствуют эти части тела, начиная от щиколоток и ниже, если вам так будет понятнее. Кроме того — и это, на мой взгляд, весьма странно, — кости, которые я исследовал, оказались, скажем так, слишком уж чистыми.

— Этого не может быть! — единогласно заявили сотрудники убойного отдела.

— По моим оценкам, учитывая минерализацию, природный состав почвы, ее влажность и другие параметры, которыми я не хочу вас утомлять, кости пролежали в этой земле не более…

— Сколько? Говорите! — не выдержал Леонарди.

— …трех или четырех лет, плюс-минус месяц.

— Но это невозможно!

— То есть вы хотите сказать, что, если бы это был скелет Бельтраме, он сначала находился где-то в другом месте, а может, и не в одном, в течение примерно семи лет, — спросил Стуки, который начинал кое-что понимать.

— О-ля-ля, инспектор! — доктор Салмази улыбнулся, как игуанодон, решивший позавтракать.

— Они переместили тело из одного места, которое показалось им ненадежным, в другое, которое посчитали более подходящим. И во время этого переселения скелет потерял ступни, — предположил Леонарди.

— Мы продолжаем детально изучать скелет, в том числе и для того, чтобы ответить на этот вопрос, — заверил всех доктор Салмази.

— Однако, — продолжал судмедэксперт, — еще более странным оказалось отверстие в черепе рядом с венечным швом, которое мы первоначально приняли за пулевое.

— А разве это не так? — раздался голос одного из полицейских агентов.

— Мы совершенно уверены, что отверстие было просверлено в черепе при помощи самой обычной дрели. Кроме того, его расширяли постепенно, с каждым разом используя насадки все большего диаметра.

— Какой ужас! — вскричал Ландрулли, и лицо его позеленело от подступающей к горлу тошноты.

— Мучительная пытка? — спросил Леонарди, дышавший как кузнечные мехи.

— К счастью, ничего подобного, — успокоил всех доктор Салмази. — Череп продырявили уже post mortem[15].

Все посмотрели друг на друга в замешательстве.

— Таким образом, отсутствие ступней не позволяет нам на данный момент установить, действительно ли этот скелет принадлежит синьорине Бельтраме. Даже если многие характеристики костей совпадают, как, впрочем, и одежда, остатки которой были обнаружены на скелете, — она соответствует той, которую описали члены семьи, — подвел итог Леонарди.

— Необходимо учитывать, — прервал его Салмази, — что на волокнах найденной одежды не было обнаружено следов органического материала, а некоторые вещи вообще отсутствовали, как тот же голубой свитер и обувь. Так было отмечено в полученном мной отчете.

— Вот тебе и родственнички! — возмутился Леонарди, рассерженный тем, что ни мать, ни сестра пропавшей Аличе ни словом не обмолвились о гексадактилии.

— Нет, вы только подумайте! — добавил он, — Воровство костей! Как будто кто-то взял себе на память жуткий сувенир. Никто из местных на такое не способен. Мы не такие, правда, Стуки? Скажите — вы, повидавший на своем веку немало убийц.

— Действительно.

— Действительно что, Стуки?

— Но ведь кто-то же это сделал, — произнес инспектор.

В душе Леонарди бушевала буря. Детали, которые сообщил им доктор Салмази, фотокопии листков из записной книжки, ходившие по городу, эти отсутствующие ступни: у комиссара было такое ощущение, будто десять лет назад он потратил свое время впустую. А все потому, что семья Бельтраме выдала им только минимум информации, которая была лишь надводной частью айсберга. Комиссар Леонарди ощутил на себе невыносимую тяжесть. Всю эту шумиху вокруг дела Бельтраме нельзя было игнорировать. «Пора заканчивать и выходить на пенсию», — с горечью подумал следователь.

Поднявшись со стула, он крикнул присутствующим:

— Начинаем снова с семьи!

Все понимали, что Леонарди отчаянно храбрился.

— Сперелли, садись сюда ко мне.

Стуки смотрел на полицейского агента, который сидел в баре на площади Синьории через несколько столиков от него.

— Не сяду, инспектор. Я понял, что я вам не нравлюсь.

Надо же, какой обидчивый!

— Сперелли, мы сюда не жениться пришли. Выпьем вместе кофе и снова пойдем работать.

— Нет, я буду пить мой кофе здесь, один.

— Ну, как знаешь. Скажи, что ты думаешь о ходе расследования?

— Скелету отрубили ноги, чтобы было труднее его опознать. Если мы найдем ступни и они будут со следами шестипалости, тогда мы можем быть уверены, что это скелет синьорины Бельтраме.

Стуки взял свою чашку кофе и приблизился к столику Сперелли.

— А если они не найдутся?

— Тогда у нас не будет такой уверенности.

— Как ты считаешь, кто-то сделал это, чтобы усложнить нам работу в случае, если бы труп был найден?

— Конечно.

Стуки вернулся за свой столик.

— Ты читал листки из дневника Аличе, которые дал Леонарди?

— Естественно, в полицейском участке все их читали. В них море ненависти к мужчинам, вот что.

— Тебе это показалось ненавистью?

— Еще бы! Она терпеть не могла мужчин.

— Всех?

— Без исключения.

— Может быть, в чем-то мы это заслуживаем?

— Нет.

— И как тогда можно объяснить эту всеобъемлющую ненависть к мужчинам у Аличе Бельтраме?

— Сумасшедшая. В мире полно сумасшедших.

— Ну приехали.

Инспектор Стуки пристально рассматривал остатки кофе на дне чашки. Так он пытался дистанцироваться, чтобы представить себе женщину в полном расцвете своей красоты и женственности, которая рано утром отправляется на прогулку в горы и встречает на пути собственного убийцу. Где-то там начинается мучительный процесс выхода из жизни, сопровождаемый страхом, растерянностью, возможно, болью. Глаза женщины закрываются навсегда, не давая ей возможности проститься со своим миром. Молекулы тела, постепенно отдающие тепло окружающей среде. И кто-то, отрезающий женщине ступни ног.

«Отрежьте ей ноги!»

Стуки обнаружил, что его кофе совсем остыл. Холодный кофе отвратителен.

Комиссар Леонарди вместе с агентом Ландрулли встретились с матерью и сестрой Аличе Бельтраме, чтобы сообщить им о возобновлении расследования. Комиссар спросил их согласия провести анализ ДНК, который бы развеял любые сомнения. Он также попросил у родственников образец почерка пропавшей Аличе. Мать развела руками: у нее не осталось практически ничего, что было написано рукой младшей дочери. Школьные тетрадки и университетские конспекты в свое время выбросила сама Аличе. Пытаясь вспомнить, женщина ушла в другую комнату и вернулась оттуда, неся в руках открытку, которую Аличе подписала для мамы в день ее день рождения.

Комиссар Леонарди прочитал текст поздравления и пристально взглянул на женщин. Он чувствовал себя обязанным задать им этот вопрос, даже если это было совсем не просто.

— Синьоры, почему вы ничего не сказали мне по поводу… врожденного дефекта синьорины Аличе.

— Какого дефекта? — откликнулись мать и сестра.

— Шестипалости на ногах, — чрезвычайно вежливо произнес Леонарди.

— Гексадактилии, — прошептала Беатриче.

— Мы не думали, что это настолько важно. В конце концов, хирургическая операция все исправила, — ответила мать Аличе, слегка дрожа.

— Не настолько важно? — переспросил Леонарди, изо всех сил пытаясь сдержать себя.

— Для человека, пропавшего без