Аллегро. Загадка пропавшей партитуры - Ариэль Дорфман

в чьем блестящем будущем никто не смел сомневаться. И теперь, когда это будущее пришло в своем уродливом нищенском облике, само присутствие сына шевалье приносило утешение: он может быть мне полезен в этот период внезапного безденежья. Хотя – будь начеку, будь бдителен! – возможно, ему опять что-то от меня требуется: иначе с чего бы этот подобострастный наклон головы, блеск устремленных на меня глаз над извиняющимися кривыми зубами. Однако его присутствие хотя бы соединило меня со славным прошлым, пробудило веру в славное будущее, которое, возможно, еще наступит. Ах, если бы только достаточно многие имели веру в мои таланты… веру, которую Джек Тейлор, рассыпавшийся в хвалах моему гению тринадцать лет назад, еще мог бы питать.

Тем не менее наш с Джеком разговор состоялся не сразу.

Я ждал, чтобы кто-нибудь еще подошел и купил мне мороженого, а он ждал, чтобы толпа временных поклонников рассеялась. Его желание осуществилось раньше, чем мое.

Я оказался один под арками Пале-Рояля, я был один, когда солнце начало прощаться с текущими поблизости водами Сены, а он ко мне подошел.

Сына с ним не было.

На этот раз он обратился ко мне по-французски. Его французский был лучше моего, без акцента.

– Я снова, любезный сударь, мешаю вашему уединению и умоляю о снисхождении и расположении.

– Нет причин умолять, мистер Тейлор.

– Увы, речь опять пойдет о вашем менторе, достопочтенном Иоганне Кристиане Бахе. Он сейчас в Париже, как вы, конечно, знаете, и я действительно намерен умолять вас выступить посредником, чтобы мы могли наконец встретиться, как вы обещали в нашу последнюю встречу в день, который был чуть холоднее сегодняшнего.

Это было неожиданно. Я с радостью ждал приезда Лондонского Баха в Париж – хоть чего-то по-настоящему приятного среди такого количества мрачных новостей, надеясь, что мой друг Кристель возьмет меня под свое крылышко. Не только под крылышко – возьмет меня в театр и в оперу, на посещение которых у меня не было денег. И посоветует мне, как избегать своры посредственностей, занимающих все должности —как музыкальные, так и иные. Он будет на моей стороне, помогая справиться со столь мощным давлением – моего отца, барона фон Гримма, мадам Д’Эпине – о, она, конечно, дружит с Вольтером и Руссо, но как же меня удручают ее настояния, чтобы я смирился с, выражаясь ее словами, les circonstances, обстоятельствами, которые требуют, чтобы я согласился занять место королевского органиста при дворе. Как это: они хотят заточить столь гениального молодого человека в далеком, скучном, напыщенном Версале на шесть месяцев, приковав к органу сомнительного качества, лишив возможности давать уроки или получать вознаграждения, отрезав от выдающихся музыкантов, приезжающих в Париж? Ради чего? Ради жалких грошей? А Иоганн Кристиан Бах поможет моим планам переезда в Англию, где меня по-настоящему ценят, где я мог бы устроиться так, чтобы решить все проблемы моей родни и, возможно, некой маленькой особы, если она согласится. И вот теперь из этой самой Англии – проблема в лице Джека Тейлора – проблема, а не помощь, которой я жажду.

Нет-нет, лучше не ввязываться. Тринадцать лет назад вмешательство в дела Иоганна Кристиана можно было объяснить детской неискушенностью. А вот рисковать гневом моего ментора сейчас, в солидном возрасте двадцати двух лет, приведя к нему заклятого врага… Это шло бы вразрез моим собственным интересам, моей потребности умолять Баха о снисхождении и расположении. Конечно, мне не хотелось и разочаровывать Джека Тейлора, которому я так нравлюсь и который в возрасте пятидесяти с чем-то лет по-прежнему демонстрирует ребяческую ранимость, что щемит мое сердце. А как он хорошо одет: видимо, за этот немалый период он добился каких-то успехов!

К счастью, судьба помогла мне избежать неловкости, отвергая Тейлора ради Иоганна Кристиана.

Всего за неделю до этого Карл Фридрих Абель, проезжавший через Париж, сообщил мне, что визит Баха во Францию откладывается. Заметив, как я огорчен этим известием (хотя у меня имелись и более серьезные причины для переполнявшей меня меланхолии), он заявил, что меня необходимо развеселить, и устроил мне бурное турне по ночным тавернам и бильярдным Парижа, а также по игорному дому близ Лувра, где мы проиграли больше, чем следовало бы, и, наконец, привел в свой любимый бордель.

– Женщины! – прохрипел он, ударяя в дверь массивным дверным молотком, – если ты не знаешь, где в городе стонут и спят женщины, лучше в эту чертову дыру не соваться, Вольфганг. Я тут завел близкое знакомство с парой красивых сисек и ляжек, которые заставят тебя забыть о том, что наш друг Кристель еще не приехал в Париж. Пусть он мог бы наставлять тебя в скрипках и валторнах, но не привел бы тебя в этот священный храм; он даже не знает о существовании этого веселого дома. Ну, разве тебе не повезло, что вместо него приехал я?

Я не стал ему возражать и говорить, что предпочел бы, чтобы в Париже оказался мой Бах, но все-таки отказался следовать за ним в аляповатые недра борделя. Глядя, как он исчезает в объятиях и пышной груди крупной рыжеволосой проститутки, я только сильнее мечтал о компании Иоганна Кристиана и трезвых советах, которые он мог бы дать относительно моего будущего.

Мое тогдашнее огорчение из-за отсрочки приезда Баха в столицу Франции теперь немного уменьшилось. Мне хотя бы не придется выполнять свое ребяческое обещание помощи, которое я дал Джеку Тейлору.

– Мне только известно, сударь, – сказал я ему, – что барона Баха ожидают через месяц или больше, а в настоящее время он остается в Лондоне, откуда, как я могу догадываться, вы только что приехали? Возможно, вам стоит искать его там?

Тейлор явно расстроился.

– Что? В Лондоне? Он в Лондоне, говорите вы, а не здесь, в Париже, как они… О, как неблагородно было так меня обманывать! Мои осведомители… о, какой заговор они устроили за мой счет, ох, проклятье на весь их род! Мне дали понять, что он уехал, а он тем временем смеялся за своими дверями, когда его лакей мне это сообщал. Но нет, это слишком жестоко, я не могу и не стану верить, что Maître de Musique нашей доброй королевы способен на такое злодейство. Он не зашел бы настолько далеко, чтобы отправить меня в бесполезную поездку и вынудить потратить суммы, которые мне не по карману, которые лучше было бы использовать для лечения больных и несчастных в Хаттон-гарден. Наверное, это было какое-то недопонимание. Все, кто