Искатель, 1996 №1 - Торн Смит

Мистер Свенсон сидел у себя в комнатке над гаражом и мрачно рассматривал свое лицо в зеркале. Вдруг он услышал пронзительное ржание, вырвавшееся из глотки Рамми. Но мистер Свенсон не оторвался от зеркала и своего лица. Посмотрел на себя в профиль, оскалился… Попробовал с достоинством йахмуриться, улыбнуться… Да, что-то картофельное в нем определенно есть.

В окно влетел весьма непривычный звук. Пожалуй, он отчасти напоминал музыку — но печальную. Мистер Свенсон повернул свою картофельную голову к окну.» Похоже, — подумал он, — это стонет мистер Вули. Неужели мистер Вули стонет? Что же с ним случилось?» Свенсон вернулся к созерцанию своего картофельного лица, отчего постепенно погрузился в глубокое раздумье. Стоны повторились. Неторопливо потянувшись и зевнув, Свенсон поднялся наконец и стал неторопливо спускаться по лестнице. Стонов больше не было, однако в полосе света, вырывавшегося из двери конюшни, он отчетливо разглядел фигуру мистера Вули.

Свенсон подошел ближе, чуть наклонился.

— Почему, — спросил он, — вы спите здесь, на куче гравия?

— Оххххххх! — ответил мистер Вули.

— Жестковато, по-моему, — заметил Свенсон.

— Я умираю, — сообщил ему Вули.

— Ды ну?!

— Меня убили.

— Вы мертвый и говорите со мной? Что это за сказки?

— Ох, Свенсон, постыдились бы…

— И чего это я буду стыдиться?!

— Оххххх! — простонал мистер Вули.

— Выпили вы, вот в чем дело, — упрекнул Свенсон лежащего страдальца. — Перепили малость.

— Свенсон, это Рамми, — пожаловался мистер Вули.

— Хорошая сильная лошадь, — не понял его Свенсон. — В чем дело?

Однако он сжалился над мучеником и пошел в дом, там разбудил Бентли, повара, верхнюю горничную. Когда она вышла, с ней, как это ни удивительно, вышел полицейский Коннолли. Все вместе они доставили мистера Вули наверх и в постель — вниз лицом.

Все стояли рядом с кроватью и произносили утешительные слова. Но, протрезвевший от потрясения, мистер Вули вполне отчетливо слышал их мысли: получавшийся контраст утешить никак не мог. А он-то всегда считал, что о нем думают только хорошее! Да и мысли, надо сказать, были самые разные — вот, например, ему вовсе не хотелось знать, чем занимались в постели горничная и полицейский.

Несмотря на свое ослепленное положение, лицом вниз в постели, и жестокие «тыловые» боли, мистер Вули ясно видел один факт, ужасный и непреложный. Дженнифер. Это она поселилась в старой лошади. Потому и проклятье ее продолжает действовать. Мистер Вули без труда представил, как это произошло. Не пронзенная осиновым колом, присыпанная христианской землей, сдерживаемая лишь обычными, заурядными заклинаниями, произнесенными преподобным Фергюсом Пейтоном, она высвободилась из своего трупа и помчалась прямо в резиденцию Вули, где намеревалась занять самое подходящее тело — Хортенз, верхней горничной. Используя это тело, она могла бы со всеми удобствами мстить мистеру Вули. Но не удалось: горничная была слишком занята полицейским Коннолли, и Дженнифер не смогла проникнуть к ней в голову. Отскочив рикошетом от горничной, Дженнифер попала в нишу, предоставленную старой глупой лошадью. Там она и находится сейчас! Когда Дженнифер еще выбиралась из слабой христианской ловушки на кладбище, ее заклятье, наложенное на мистера Вули, не действовало. Но теперь-то она вблизи, в конюшне, и действие вернулось в полную силу. И то, что мистер Вули все это понимал, вовсе не помогло ему примириться с положением дел. О нет!

До рассвета он лежал без сна, мучимый тоскою и тревогой, и лишь когда за окном посерело, к мистеру Вули пришел сон — тоже, в общем, неспокойный.

ГЛАВА 15

ПОХМЕЛЬЕ И ОТ НЕГО ЗЕЛЬЕ

Любое умение можно освоить только прилежанием, даже если ученик буквально брызжет природным талантом и уверен, что ему доступно все. Особенно это справедливо в отношении уменья и навыков, требуемых для борьбы с похмельем.

Чтобы научиться переживать похмелье, нужно пробовать свои силы снова и снова, неустанно. Первый факт об этом состоянии является одновременно и самым худшим. Лечения от него нет. Через туннель похмелья необходимо пройти: это может получиться быстрее, может получиться медленнее, но иного пути просто не может быть.

Лучше всего поступить с похмельем так, как нормальный мужчина поступает с девушкой, то есть встретить лицом к лицу и победить. Жизнь его коротка: возникнув утром, оно к вечеру заворачивается в саван. Тут можно выпить заново, да побольше, и пусть завтрашнее похмелье будет совершенно новым. Останавливаться на этом не обязательно, и лишь люди мелочные и неразумные станут доказывать вам, что эдак каждый день будет проходить под тенью похмелья. Да, конечно, зато каким веселым покажется каждый вечер!

Мистер Вули, невинная душа, проснулся с первым в своей жизни похмельем. Если б это похмелье можно было отделить от владельца и выставить в каком-нибудь зоопарке, оно бы из всех маленьких посетителей зоопарка сделало фанатиков, твердо уверенных, что алкоголь — яд. Но, к несчастью, отделить похмелье от мистера Вули было невозможно. Впрочем, сейчас он и не мог бы сказать, где граница между этим огромным, всеобъемлющим похмельем и его телом — и даже сохранилось ли у него тело, и если сохранилось, то… Он застонал.

Тут же рядом появился Бентли.

— Принести вам завтрак, сэр?

— Нет, нет, — едва слышно отозвался мистер Вули. — Вообще не упоминайте о чем-либо подобном. Никогда больше. Пока я жив — а это уже недолго. Со мной произошло что-то ужасное, Бентли. Я отравлен с головы до ног. Приведите врача, Бентли, ради, Бога, врача. — Он услышал приглушенное бормотание, неблагородные мысли Бентли: «Ну и ну. Яд, говорит он. Только уж не то, что ты пил, Вули, потому что мое ирландское виски — не ад!» А вслух он проговорил:

— Доктор Мэнникс уже здесь, сэр. Он в гостиной, сэр.

— Бентли вышел, а через минуту или две вернулся с доктором Мэнниксом.

— Доброе утро! — поздоровался доктор Мэнникс.

Мистер Вули испустил долгий душераздирающий стон.

Доктор Мэнникс сел, поправил пальцем свои очки с толстыми линзами. Он начал думать, и эти мысли сразу же передались в огромную раскалывающуюся голову мистера Вули.

«Вот это похмелье!» — в мысленном голосе доктора Мэн-никса не звучало ни капли сочувствия. «Ну, ничего странного, у него ведь оно первое за не такую уж маленькую жизнь. Интересно, что люди чувствуют в этом редком случае? Может, Вули теперь хоть немного научится смирению — этот самодовольный болван!.. Нет, но до чего же доходят люди, чтобы позволить себе загул. Вот этот, как ни удивительно при его скудоумии, придумал жену-ведьму, которая преследует его средневековыми заклятиями…»

— Ничего я не придумал, — простонал мистер Вули. Он просто