Танец теней - Яков Осканов

Суздалев поблагодарил девушку, и та ушла по своим делам. Он же стал ждать. Ожидание было недолгим. Михаил Юрьевич ободряюще коснулся плеча женщины, улыбнулся ей и направился к ожидавшему его посетителю.

— Михаил Юрьевич Соколов, главный врач этой клиники, — приветливо сказал он, протягивая руку.

— Никон Архипович Суздалев, путешественник.

Они обменялись рукопожатием. Суздалев объяснил цель своего визита, и директор клиники пригласил его присесть на свободную лавочку неподалёку.

Доктор был невысоким коренастым мужчиной, побритым наголо. Он не носил ни усов, ни бороды, отчего совсем не был похож на хрестоматийных докторов, какими их принято рисовать в своём воображении: высоких, худощавых, с острой бородкой и в круглых очках в тонкой оправе. Движения его были неторопливы, жесты скупы, а взгляд — внимательный и благожелательный. Это был редкий тип людей, которых интересно слушать и которым легко рассказывать.

Суздалев объяснил, что хочет попытаться найти пропавшего Стужина с дочкой, и что действует с позволения наследников и представляет их интересы. Доктор выслушал, не перебивая, и сказал:

— Конечно, я помню Соню. Прелестная была девочка. И я полагаю, что раз вы пришли ко мне, то хотите узнать что-то о её болезни?

— Да, вы правы. Дело это считается запутанным и тёмным. И я пока только ищу сведения, которые бы могли натолкнуть меня на путь к разгадке. Версий у этой истории много, и одна фантастичнее другой. Но, по моему наблюдению, чем фантастичнее версия, тем меньше знаний за ней стоит. Строить гипотезу, не имея фактов, всё равно, что строить дом, не имея кирпичей. Вы меня понимаете?

— Понимаю, — серьёзно ответил доктор.

— Позволит ли вам профессиональная этика рассказать мне о том, что же на самом деле было с Софьей?

— Что ж, как вы и сами, должно быть, знаете, судя по вашему вопросу, разглашать сведения о состоянии пациентов в нашей среде не принято. Но, исходя из того, что я слышал о трагической пропаже Михаила Николаевича и его дочери в тайге, есть два обстоятельства, которые следует принять во внимание. Первое — скорее всего они погибли, что само по себе не является причиной делиться сведениями о душевном состоянии девочки, которые мне стали известны за время лечения. Но есть и второе — возможно, они не погибли. И тогда вы, вероятно, сможете их спасти. И хотя такая вероятность ничтожна, всё же вопрос жизни и смерти в данном случае перевешивает врачебную этику.

— Поверьте, у меня нет и малейшего намерения узнавать подробности частной жизни и тем более болезни кого-либо. И хоть я сам также слабо надеюсь на то, что Софья или её отец живы, но пока их тела не найдены, подобную возможность исключать нельзя. А допуская её, мы должны положить все силы, чтобы спасти их из беды.

— Согласен. А позвольте узнать, какая именно, по-вашему, беда могла приключиться со Стужиными? У вас есть предположения?

— Да, имеются. Разной степени фантастичности.

— Поделитесь?

— Охотно. Самая маловероятная версия — со Стужиным что-то случилось. Например, несчастный случай, в результате которого он повредил спину и не может ходить. Или, например, с ним мог случиться апоплексический удар, в результате которого он мог утратить способность двигаться или даже мыслить.

— Почему же, позвольте узнать, она вам кажется маловероятной? И несчастный случай, и удар — вещи вполне обыденные.

— Я, похоже, неправильно выразился. Простите. Всё дело в том, что я хочу верить, что Стужины живы. И если сделать подобное осторожное допущение, то объяснить их пропажу тем, что Михаил Николаевич потерял способность двигаться, почти невозможно.

— То есть всё-таки возможно. И что же стоит за вашим «почти»?

— Тот факт, что двенадцатилетней девочке, выросшей в достатке в городе, придётся выживать в тайге и добывать пропитание себе и отцу. А это требует определённых знаний и практики. Если бы Стужина хватил удар, лишивший его речи или рассудка, они бы, скорее всего, умерли с голоду. Но, положим, он не повредился в уме, а лишь потерял способность ходить и мог объяснить дочке, как ставить силки на зайцев и птиц и какие растения и грибы можно собирать. В таком случае, они бы некоторое время жили, но он неизбежно умер бы от…

— … пролежней, — закончил фразу за Суздалева доктор. — Ну, конечно же! Михаил Николаевич был мужчиной рослым и массивным. Соня не смогла бы обеспечить ему должный уход, так как девочкой она была хрупкой, и ей было всего двенадцать.

— Вот именно. Поэтому эта версия убивает почти все надежды, оставляя лишь самую малую из них.

— Но есть и более обнадёживающая гипотеза?

— Да. Впрочем, она оставляет шансы лишь девочке. Тайга ещё мало изучена в тех местах. По сути, Стужин с его изысканиями и разведкой рудных месторождений был пионером тех мест. Мы не знаем, какие народы могут её населять. Ирий вполне мог быть разорён одним из враждебных племён. Но в таком случае я не думаю, что Стужина оставили бы живым. А вот девочку могли оставить в качестве престижного трофея — иметь в племени белую женщину.

— Да уж, не хочется в такое верить. Эта пугающая гипотеза.

— Не такая уж и пугающая. В конце концов, девочку могли воспитать в традициях племени, и она, возможно, могла бы смириться со своим положением и жить более-менее сносно. Меня больше пугает третья версия, которую я считаю наиболее вероятной.

— Что же может быть хуже?

— В тех краях законность сохраняется лишь в городках и факториях. Порядок в обществе хрупкий. А окрестные леса служат убежищем многим изгоям — беглым каторжникам, незаконным старателям, религиозным фанатикам. Трудно сказать, чем могло бы окончиться столкновение Стужиных с лихим людом, скрывающимся в тайге. Если рассматривать худшие из вариантов, то пленом или убийством.

— Да уж, картины, которые вы рисуете одна мрачнее другой.

Суздалев грустно кивнул, немного помолчал, обдумывая что-то, и продолжил:

— Это, конечно, не самые лучшие варианты. Жаль только, я не могу придумать более оптимистические версии с правдоподобным основанием. Может быть, если вы расскажите мне больше о Соне, у меня будет больше места для манёвра в моих предположениях.

— Хорошо. Но я не знаю степени вашей осведомлённости. Что вам уже известно о девочке?

— Я слышал, что она была больна и у неё был какой-то умственный недуг. В самых общих чертах.

— Да, это действительно так. Соня страдала формой душевного расстройства, которое мало изучено к настоящему моменту. Разные специалисты по-разному описывают и по-разному классифицируют расстройства подобного типа. В общем и целом в нашей среде этот комплекс недугов называется dementia praecox.