Искатель, 2004 №12 - Керен Певзнер

А инии из оных, брагою упившися и корчаси мерзостно, оскверняху землю требами идолам-душегубителям, койя суть беси, а то режуть убогаю куряту и в воды озера мечуть, тем Коркодилу жертву приносяще, коий Велеар суть!»

Из «Поучения против язычества»

архиепископа Истринского Кирилла, XVI век

Трое подростков — двое парней и девушка — шли по извилистой лесной тропе. Стоял сентябрь, вторая его половина, и лес был расцвечен и полупрозрачен, а землю устилал пышный ковер опавших, но еще не слипшихся от влаги листьев. По обе стороны тропинки то и дело-встречались сыроежки, валуи и семейки волнушек, а кое-где проблескивали коричневым глянцем шляпки польских белых. Порою в верхушках древесных крон скользил неощутимый внизу ветерок, и тогда казалось, что тысячи желтых, золотых и красных бабочек спархивают с ветвей и невесомо кружат в хрустальном воздухе.

Однако подростки не обращали внимания на окружающие красоты, а целеустремленно шагали к какой-то одним им ведомой цели.

Первый парень, очевидно лидер этой маленькой компании, поскольку был на голову выше и явно старше прочих, шел молча, не оглядываясь. Стройный, загорелый, с белокурыми или же сильно выгоревшими на солнце волосами, что кудрявились крупными локонами, он мог считаться красавцем, когда бы не вечно приоткрытый толстогубый рот и чрезмерно выпуклые, обрамленные белесыми ресницами глаза, смотрящие на мир с рыбьим безразличием.

Следом шагал чернявый паренек лет пятнадцати. Он курил и при этом ежесекундно сплевывал, точно задался целью пометить слюной весь свой путь — от начала и до конца.

Замыкавшая группу девушка имела видимые черты родственного сходства со смуглым плюющимся юношей; несмотря на возраст, была она некрасива.

— Гришк, блин, — нарушил тишину подросток, шедший вторым, — ну и где твое, блин, болото? Долго нам тут, в натуре, шариться?

— Уже скоро, — ответил названный Гришкой. На выходе у него получилось нечто вроде «уве фково», точно его язык был слишком толст и оттого большинство согласных превращал в шипящие. Впрочем, особенных трудностей для понимания этот дефект не вызывал, поскольку словарный запас Григория был невелик и зачастую ограничивался всего несколькими фразами типа: «А я фу ево знает» или «нафу оно мне уффалофь», а также «вефь фивдеф!», ну и, пожалуй, еще «во фля…».

— Слышь, Гришак, а чего это болото зовут «яшкиным»? — спросила девушка.

— Яфек много, оттого и…

— Что за «яшек»? — удивилась она.

— Яффевиц, ну!

— Ха-ха! — прикололся чернявый паренек. — Это че, сельская феня такая: яшки — ящерки? Полный непрохил! А я втыкаюсь, что утоп там какой-нибудь Яшка, вот и прозвали.

— Мовет, и утоп, — пожал плечами Григорий.

— Какой Яшка? — еще более удивилась девочка.

— А я фу ево знает, — ответил Гриша. И, подумав, добавил: — У Кофтяна спрофи, да?

— Блин! — возмутился оказавшийся Костяном и сплюнул. — Ты местный мэн, а я должен в вашу тухлую ботву въезжать? Сам рассказывай про своего Яшку-утопленника.

— Нафу оно мне уффалофь… — буркнул Гришка.

Григорий действительно был местным, из ближней деревни Вельяминово. Это старинное, известное по письменным источникам еще с четырнадцатого века селение, названное так по фамилии разветвленного рода Вельяминовых, которому когда-то и принадлежало, располагалось на живописных холмах по-над Истрой. Правда, коренных жителей там осталось мало — в основном дачники.

Костя с девушкой, которую звали Леной и которая приходилась ему сестрой, тоже пришли из недальнего села — Аносино, но вот они-то как раз были дачниками, горожанами. А с Григорием они познакомились еще в начале лета, у аносинского сельпо, куда тот приходил за пивом (в Вельяминово разливным не торговали). Им, вероятно, польстила перспектива дружбы с парнем на полтора года старше их самих, а Гришка, в свою очередь, был не прочь свести знакомство с москвичами. Но сегодня они встретились совершенно случайно, когда бесцельно катились по шоссе на велосипедах. И где-то на полпути между селом Аносино и деревней Вельяминово, напротив ворот, за которыми прятались пансионат Генеральной прокуратуры и ведомственные дачи, они неожиданно заметили Гришку с небольшим рюкзаком на плече. В мрачные времена застоя молодежь из окрестных селений часто приходила в этот пансионат (тогда он назывался Домом отдыха Прокуратуры Союза ССР): в будние дни — посмотреть кино, которое там ежедневно крутили, а в выходные — на танцы. Но с утверждением в стране демократии пансионат и прокурорские дачи обнесли новым неприступным забором, а через наглухо затворенные теперь ворота стали пропускать лишь сотрудников и членов их семей.

Так вот, как раз напротив этих ворот, через шоссе, в лес уводила старая заросшая кустарником просека; на эту просеку и свернул Гришка, предварительно глянув по сторонам. Окликнутый приятелями, он досадливо выругался, но все же остановился. В ходе разговора выяснилось, что Григорий умудрился где-то раздобыть динамитную шашку и сейчас, чтобы ее испытать, а заодно «глуфануть» лягух с карасями, направляется на какую-то воронку. Разумеется, брат с сестрой моментально загорелись этой идеей и напросились к нему в компаньоны.

Компания удалилась от шоссе метров на сто, как вдруг им навстречу из пахучих бузинных зарослей с кряхтением вылез старик. По виду чистый бомж — борода кудлатая, в репьях, на голове только что гнездо не свито; одет, однако, чисто, хотя прикольно: в белую длиннополую рубаху без пуговиц, из-под которой выглядывали полосатые порты, заправленные в сапоги порыжелой кожи. А самая фишка, что по вороту стариковой рубахи шла вышивка из фашистских крестиков. Григорий обратил внимание на узор, потому как знак свастики относился к тем немногим знаниям, которые он вынес со школьных уроков истории. Возможно, он не запомнил бы и того, если бы не батя. Всякий раз, когда Гришке доводилось испытывать его родительское терпение, батя выкатывал глаза и орал: «Щас жопу на немецкий знак порву!»

Григорий уже прошел было мимо, слегка оттерев лесного бомжа плечом, но тот неожиданно ухватил паренька за локоть и, неуловимым движением сунув руку в его рюкзак, ловко извлек оттуда динамитную шашку.

— Ай-яй, Гришаня, — ухмыльнулся он в усы, — это ж боеприпас, статья уголовная!

— Ты фево-о? — с угрозой произнес Гришка, наступая на деда. — Фивды, фля, вахотел? А ну дай фюда, фля!

— Иди, борода, бутылки собирай! — храбро поддержал товарища Константин.

— Бери, конечно, — с готовностью согласился бомж, пристально, без тени испуга, разглядывая юношу, — нам оно без надобностей. Только скажи, Гришаня, пошто оно тебе?

— В воронку, — сам себе дивясь, признался Гришка, — хофю кинуть.

— В воро-онку? — протянул старик. — Прокурорские, глякося, дачи рядом. Не ровен час услышат, соследят. Ты,