Дело с довоенных времен - Алексей Фёдорович Грачев

Тот заговорил о себе, о том, как жил он под Псковом, в каком-то городке. Римка такого и не слыхивала. Жил он с семьей, в собственном доме, работал связистом при местной машинно-тракторной станции. И вот теперь ни дома, ни семьи, и он сам уже раненый. А сейчас служит в отделении связи, и выезжают они в сторону фронта, на станции, которые подвергаются налетам немецкой авиации, помогают штатским связистам исправлять повреждения. Вчера он приехал тоже из поездки и видел, как бомба попала в вагон. И удивилась Римка, глядя на его покрасневшие глаза: как же он пришел в эту шумную толчею, сам только что повидавший столько горя. И она спросила об этом Леонида Алексеевича. Тот согнулся еще больше, пожал плечами.

— Я завхоз, — сказал он и кивнул на командиров. — Обслуживаю вот их и связистов-путейцев. Доставляю товары, материалы. Ну и приглашают. А не по мне это, конечно. Только и их понять надо.

Тронул этот разговор Римку так, что сама всплакнула и принялась рассказывать про Егорку, про его гибель. Леонид Алексеевич сказал:

— Это, наверное, под Бобруйском. Под Бобруйском в августе шли тяжелые артиллерийские бои. Я как раз попал там в одну часть, которая вышла с боями из-под Луцка...

Где такой город, Римка не знала, но она представила вдруг Егорку под взрывами снарядов и поцеловала в щеку Леонида Алексеевича, а тот заморгал и сказал:

— Вы, наверно, очень добрая...

Тут Римку подхватил кудрявый, утащил в круг, понес ее на руках, и она, чувствуя себя пушинкой, принялась хохотать. А тот ей на ухо:

— И что это вы с обомшелым дядей вдруг сели?

Римка не ответила, а только загадочно улыбнулась. И Валентина тоже спросила, когда садились за стол:

— Что ты какого выбрала?

— Да ну тебя! — ответила ей Римка, и назло всем подсела к Леониду Алексеевичу, и снова стала слушать его тоскливый рассказ о довоенном житье: о козах, о хозяйстве, о том, какой красивый лес начинался прямо за их домом. И вот этот бор — под бомбы, а дом — в огонь. Как коробок спичек...

— Как коробок спичек — и вся жизнь в пламени.

Слушать было тяжело, и Римка попросила вдруг:

— Проводите-ка меня лучше... Да не говорите больше про печаль, Леонид Алексеевич.

Он шел рядом с ней, в очках, все так же похожий на конторщика, вглядывался все в нее, и в этом взгляде она читала какую-то просьбу. Что-то он хотел сказать. Может, хотел обнять ее и попроситься на ночлег. Но возле дома Римки постоял недолго:

— Завтра под Бежецк едем, — сказал. — Были два разведывательных вылета немецких самолетов. Может быть налет. А мне надо готовить с собой материал. Я к вам приду. Вы в которой квартире живете?

Римка ответила и, когда уходила, ласково погладила его по щеке, а зачем — и сама не знала. Только растормошила его, встревожила. Поцеловал он ей вдруг руку и быстро сказал:

— Спасибо вам, Римма Федоровна.

На другой день в ресторане, под звон ковшей, под хриповатое покрикивание старого повара, спрашивала тихонько Валентина Римку:

— Ну, и что ты с ним?

— А ничего.

— Ну и дура!

Валентина нагнулась к ней:

— С официантками знакомство имей. Они тебя, если хочешь, с денежным и хлебным человеком могут познакомить. Пригодится для твоих ребятишек.

Не обиделась на такое жуткое откровение — куда сватает ее Валентина — в ресторанные стервы сватает. Но не обиделась, нет. Такая уж жизнь. Оборона страны — верно и что немцы рядом, и что бомбы уже по соседству падали. Но не отнимешь того, что ребят надо кормить каждый день, не отнимешь.

— Поди-ка ты, Валька, — сказала ей, и та фыркнула, надулась. Но через некоторое время пришла с посудой, брякнула ее, сказала:

— Поговорила я с Верой насчет тебя... Обещала. Скажи ей только.

Официантку Веру знала Римка — вихляющая задом, верткая, с нахальными глазами. Акула, а не девка, хоть и молода совсем, чуть не дочка ей.

— Ладно, — ответила миролюбиво, хотя и не собиралась давать согласие.

Стал приходить в гости Леонид Алексеевич. Пил чай, потирая потную шею, посматривал на ребят добрыми глазами из-под стекол очков. А то что-нибудь мастерил. Принес как-то книгу «Остров сокровищ», принялся вслух читать. Допоздна, пока не засыпали ребята. Оставались тогда одни. Вот тут бы — хоть и одна комната, но погладил бы ее, поцеловал. Нет, как будто боялся ее. Одевался быстро и уходил. И постепенно злость появилась у Римки на него. Конечно же, он верность сохраняет своей сгоревшей в пожаре жене. Не иначе. Как-то не удержалась, спросила его об этом. А он лишь кивнул виновато головой, потупился, как мальчишка.

— Разве забудешь...

— Разве забудешь! — так и вскричала Римка и захохотала, заухала, точно сова. А он глянул на нее странными и обиженными глазами. Надел шапку да и пошел к выходу. Она не держала его, она была раздражена. Она тоже, чай, имела чувства к Егорке, а что же ждать? Коль через два бы года вернулся Егорка, другое дело, а тут что же!

И в таких вот рассерженных чувствах пришла на другой день в ресторан и, когда увидела Веру, остановила ее. Проговорила, не глядя ей в глаза, чувствуя, как даже в кончиках пальцев мерзко делается от слов поганых:

— Ну, коль кто приятный будет, поговори.

Подтолкнула ее Вера, вильнула задом — есть же такие, им ничего в мире не свято. Потом забежала к ней, опять подтолкнула плечиком — в руке пустые бутылки из-под пива.

— Плохо ли пива задарма выпить, Римма. А уж хозяйка сама себе. Посидишь. Посмотришь. Неволить не будет никто.

И совсем этим успокоила Римку — раз так, хорошо, если неволить не будут.

Неделю спустя, ломаясь на тонких ногах, забежала Вера в кухню, оттащила Римку за котлы, сообщила ей:

— Вот потеха-то... В прошлый раз одному про тебя сказала, а он промычал недовольно. А сегодня пришел и сразу же — где твоя Римка, которую можно проводить домой.

Она захихикала, погладила Римке бок. Что такое происходило в этом мире: у Римки погиб муж, гибнут люди, а той все весело.

— Веселиться-то что тут, Вера, — не удержалась. — Ну, ладно, а кто он такой?

— Из себя прямо тебе скажу, — начала