Танец теней - Яков Осканов

Где-то ещё полчаса ушло у меня на сбор нужного запаса дров и разжигание костра. Щепки долго не хотели разгораться, но в конце концов уступили моей настойчивости. Осторожно, чтобы не затушить с таким трудом добытый огонь, я начал помаленьку подкладывать ветки потолще. Дерево поначалу шипело, как рассерженная змея, но постепенно языки пламени становились выше и ярче, и стало понятно, что огонь покорился мне.

Затем я снова пошёл к ивняку и срубил там две толстые ветки: одну прямую, другую с рогатиной на конце. Раздвоенную ветку я заострил у основания топориком и воткнул её возле костра рогаткой вверх. Прямую ветку я положил на развилку рогатины так, что нижний её конец упёрся в землю (я привалил его сверху камнем), а верхний оказался над костром на нужной мне высоте.

Потом я достал из котомки свой котелок, пошёл к реке, ополоснул его, зачерпнул почти доверху воды, вернулся и подвесил котелок на палку, торчащую над огнём.

Убедившись, что я могу оставить костёр на время, пока вода будет закипать, я разделся и с разбегу, нагишом, впрыгнул в середину плёса, в самое глубокое место, которое оказалось мне по грудь. Я начал энергично барахтаться и плескаться, но не от холода. Вода хоть и не была тёплой, но и студёной тоже не была.

По моим расчётам, рыбы, затаившиеся в этой яме (а в таких мелководных речках именно в ямах и стоит рыба) должны были ринуться прочь, когда я столь бесцеремонно вторгся в их маленькое подводное царство. И чаще всего, спасаясь, они выбирают броситься не вверх, а вниз по течению. Где и стоял в этот раз мой неводок.

Я вышел на берег, взял вещи и устроил стирку на мелководье. Что и говорить, за дни странствий наряд мой настолько пропитался крепким мужским духом, что на близком расстоянии мог свалить в обморок не только прекрасных дам, но и, возможно, некрупного медведя.

Покончив со стиркой, я вынес одежду на берег и распластал её на камнях, чтобы она быстрее просохла. Затем вернулся к воде и занялся собой. Мылся я, как это ни странно звучит для городского жителя, грязью. У кромки воды я набирал в ладони смесь песка и глины и тёр этой смесью кожу. Таким же манером я помыл и голову. Потом снова зашёл по грудь в воду и несколько раз нырнул, смывая с себя импровизированное мыло.

К костру я вышел чистым, бодрым и основательно продрогшим. Ещё некоторое время посидел у огня, подбрасывая дрова и дожидаясь, пока высохнут капли на коже, а потом вынул из рюкзака запасную рубаху и надел её, чтобы немного согреться.

В таком полуголом виде я пошёл проверять неводок. Ожидания мои оправдались. В сети билось с полтора десятка мелких, не длиннее ладони, рыбёшек. Это были пескари и гольяны. Небогатый улов, конечно, но пообедать хватит.

Я быстро почистил добычу ножом и опустил в уже закипевшую воду. Чуть позже рыбам в котелке составили компанию прессованная гороховая мука и зелень, а также перец и соль.

Пока варилась моя чудо-уха, я разложил неводок сушиться на камнях. Потом сел поближе к огню, подложив под себя котомку, так как всё ещё был в одной рубахе.

Я раскурил трубку и, выпуская колечки, неспешно оглядывал окружающую меня идиллию. Речка за долгие годы вымыла себе русло и сейчас текла в лощине меж двух пологих холмов. Берега её заросли таволгой и кипреем, местами к воде подступали ивняки и ольшаники, а выше по склону начинался светлый лес, в котором перемежались берёзы, осины и липы.

Пели птицы, стрекотали кузнечики. Высоко, почти на грани видимости, в небе кружили какие-то хищные птицы. Я снова вернулся к мысли о том, какая удивительная разница существует между Ирием с его окрестностями и остальным лесом.

А ещё я подумал, что меня уже совсем не так манит тайна этой проклятой усадьбы, как манила два года назад в Санкт-Петербурге. В глубине души мне хотелось быстрее завершить начатое мной расследование, чтобы как можно меньше задерживаться в Ирие. И дело было не в суеверном страхе, а в здравом смысле. Я видел собственными глазами, что растительность вокруг усадьбы выглядит вырождающейся, озеро превратилось с болото, а звери избегают этого места. Полагаю, что и мне не будет полезным находиться там долгое время.

От тягостных мыслей меня отвлёк манящий запах из котелка, достигший моих ноздрей и приглашающий отобедать. Однако сперва нужно было проверить вещи. К моему удовольствию, одежда была уже почти сухой и вполне могла досохнуть на мне. Я оделся и вернулся к костру.

Уха, если, конечно, это можно было назвать ухой, удалась. А может, мой организм просто устал от галет и сушёного мяса. Так или иначе, котелок быстро опустел, а в моём теле начала разливаться приятная сытая теплота.

Денёк выдался отличным. Я управился с хозяйственными делами, сытно поел и сидел, привалившись к стволу дерева, дымя трубкой и попивая только что заваренный чай. Жизнь казалась прекрасной: где-то за моей спиной выводила звонкую песню какая-то незнакомая мне птица, приятный свежий ветерок обдувал лицо, облака бежали куда-то вдаль по пронзительно синему небу, показывая своим примером, что гораздо увлекательнее двигаться к неизведанному горизонту, чем сидеть на месте.

Я чувствовал себя обновлённым, бодрым, полным сил и готовым продолжать поиски. На этом пике охватившего меня энтузиазма я и задремал.

Сладкая дрёма была самым бесцеремонным образом прервана громкой дробью дятла, бесстрашно усевшегося на дерево, под которым меня одолел сон.

Судя по солнцу, проспал я от силы час, так что времени было достаточно, чтобы продолжить разведку, а потом с темнотой вернуться в Ирий.

Вещи были собраны, костёр затушен, и снова река стала моей путеводной нитью, вдоль которой я продолжил свой поход по левому её берегу.

В одном месте камни, торчащие из воды, сложились в небольшую косу, за которой образовалась заводь с медленным течением. К ней выходила широкая звериная тропа. Похоже, здесь находился постоянный водопой копытных, судя по истоптанному зверями пятачку у воды. Следов было множество, в основном косуль и кабанов. Наверняка в таком месте должны быть и хищники. Но как я ни присматривался, ни волчьих, ни медвежьих отпечатков лап обнаружить не смог. Но это обстоятельство меня ничуть не расстроило.

Можно было пройтись по тропе вглубь леса, в надежде добыть на ужин свежую дичь. Заодно хотелось