Искатель, 2004 №6 - Андрей Левицкий

— Что вы де… — начал было Мерсов решительным голосом, но она прервала его словами:

— Не понимаю, почему вы не стираете эту дрянь сразу? Или вам нравится читательское панибратство?

— Нет, — буркнул Мерсов, придвинул к компьютеру стул и опустился на него, оказавшись в полуметре от этой женщины; он ощутил ее запах, ее привлекательность, ее тепло, ее нетерпение он ощутил тоже, но не смог понять, к чему оно относилось.

— Вообще-то, — сказал он, — неприлично читать чужие письма.

— Совершенно верно, — согласилась эта женщина. — Как и присваивать чужие романы.

Она закрыла почтовую программу и повернулась к Мерсову. Ее лицо было совсем рядом, глаза в глаза, он видел, как на ее переносице пульсирует тоненькая голубая жилка, а взгляд был не суровым и не нейтральным даже, взгляд был участливым и осуждающим одновременно.

— Почта у вас только за последние два месяца, — сказала она. — Вы действительно меняли программы.

— Вы думали, я лгу? — попытался возмутиться Мерсов, но слова получились не те, он совсем другое хотел сказать, более решительное и непримиримое.

— Нет, я и раньше знала, что вы говорите правду.

— Тогда что же…

— Хотела понять.

— Поняли?

— Похоже, что… Да.

— Тогда скажите мне все, — попросил Мерсов, погружаясь еще глубже в черный завлекающий взгляд.

— Все, что мне точно известно, или все, каким я его себе представляю, или все, каким оно может быть на самом деле?

Это сейчас было слишком сложно для Мерсова, и он лишь покачал головой.

— Все, — повторил он.

Она кивнула, взгляд ее уплыл в сторону, лицо отодвинулось, волшебство рассеялось, эта женщина поднялась и пересела к письменному столу, но что-то между ними все равно сохранилось, нить какая-то, протянувшаяся от одного подсознания к другому, и Мерсов не стал пересаживаться ближе, боялся, что от малейшего движения нить разорвется, и нужно будет начинать с начала.

— Вы вроде бы приготовили кофе, — улыбнулась эта женщина и, сдвинув в сторону лежавшие на столе бумаги, освободила место. Но Мерсов был не в состоянии двигаться, и она сама принесла из гостиной поднос, поставила чашку на письменный стол, а вторую перед Мерсовым на компьютерный столик.

Он отпил глоток и не узнал давно знакомого вкуса. Таким замечательным кофе не был никогда. Что она добавила в чашку по пути из гостиной? Не яд, конечно. Наоборот — что-то целительное, придавшее простому кофе аромат… Аромат Элинора, подумал Мерсов, и мысль не показалась ему бредовой.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Как и вы, Владимир Эрнстович, я тоже не понимаю, какая роль отведена мне, но играю эту роль и буду играть, пока жива. Может быть, со временем мне даже удастся понять, какие силы и по какой причине мне эту роль определили. А может, не удастся…

Так я живу много лет, и, как видите, еще не сошла с ума. Теперь и вам придется жить так же, но о своем душевном здоровье позаботьтесь, пожалуйста, сами.

С чего же начать…

Я познакомилась с Эдиком, когда он работал в институте теоретических проблем. Молодой специалист. Я влюбилась сразу. Он тоже, хотя, чтобы понять это, Эдику понадобилось несколько дней. Понимание всегда запаздывает за чувством. Бывает так, что чувство уже исчезло, исчерпало себя, а понимание того, что оно было необходимо, только возникает, и это самое горькое, что может быть в отношениях между людьми. Впрочем, ко мне с Эдиком это не относится…

Я всего на свете боялась — мужчин, преподавателей, незнакомых людей обоего пола, боялась ночи, потому что ночью темно, и яркого света, потому что он слепил глаза, я боялась полюбить, потому что боялась, что не полюбят меня, и боялась не полюбить, потому что боялась остаться старой девой… В общем, комок комплексов — наверное, я не одна такая, но других я не замечала, а в Эдике сразу признала родственную душу. Наши страхи оказались как мелодии, сыгранные в унисон. Я услышала эту мелодию сразу, как только увидела Эдика в студенческой компании, и он тоже услышал, иначе вообще не обратил бы на меня внимания. Услышал, но не понял, с музыкальным слухом у него всегда были сложности, а слух душевный проистекает из музыкального — вы не обращали на это внимания? Человек, которому медведь наступил на ухо, в обыденной жизни бывает не очень чуток к другим, он может оказаться добрейшей душой, замечательным мужем, но ему всегда нужно объяснять, что именно происходит, иначе он поймет или слишком поздно, или неправильно, или не поймет вовсе…

Несколько месяцев мы с Эдиком ходили друг около друга кругами, я понимала, что эта сила притяжения никуда уже не денется и нельзя торопить события, а он еще не знал, что ему без меня не жить.

И еще я поняла тогда, что один из нас должен измениться, иначе сила притяжения сменится силой отталкивания — так всегда бывает: два одноименных заряда могут некоторое время приближаться друг к другу, но, сблизившись на предельное расстояние, неизбежно разлетаются, это закон природы.

Эдик измениться не мог — я и не хотела, чтобы он менялся. Я любила его таким, каким он был. А он должен был полюбить меня такой, какой мне еще предстояло стать.

Несколько месяцев, что мы ходили друг вокруг друга по отдаленной орбите, стали для меня… Кошмаром? Нет, не то слово. Я каждый день отщипывала от себя кусочки собственной сути — если вы понимаете, что я хочу сказать. Выдавливала из себя если не раба — рабского во мне отродясь не было, — то те качества, которые я определила, как мешавшие нашему с Эдиком счастью.

Когда он созрел, чтобы понять, что с ним происходит, я уже имела над ним власть, которой он не мог сопротивляться. И не стал бы.

Он до последних своих дней был уверен в том, что его жена — самая энергичная, самая раскрепощенная, самая разумная женщина в мире. Он чувствовал, конечно, что когда-то я была иной, но ни разу не дал мне понять, что он это чувствует.

Когда мы поженились… Кстати, это я сделала Эдику предложение, все житейские инициативы в нашей жизни исходили от меня, и это было нормально для нас обоих. «Давай будем считать себя женой и мужем», — сказала я. «Ты хочешь, чтобы мы расписались?» — спросил он. «Нет, — сказала я. — Достаточно того, что мы с тобой запишем это в своей памяти». «Записано», — сказал Эдик, и мы стали женой и мужем. Так вот, когда мы наконец поженились, я сказала: «Жить будем отдельно. Недалеко друг от друга, чтобы