Тринадцать лет тишины - Нина Лорен

что‑то твердое и угловатое внизу – похоже, ботинок – больно бьется о поясницу. Я не могу определить, преследует ли меня хоть кто‑то, и не решаюсь тратить время и силы, чтобы оглянуться через плечо; просто бегу, до предела нагружая и без того утомленные, запуганные мышцы.

В поле моего зрения появляется машина, и я выхватываю из кармана ключи. Не припомню, чтобы когда‑либо прежде мне доводилось испытать такое идиотское счастье при виде своей колымаги.

Надеясь оставить позади наверняка бросившихся в погоню представителей прессы, я втапливаю педаль газа в пол и с визгом шин стартую с обочины. Пролетаю мимо знака «стоп», сворачиваю раз, сворачиваю два – и с тем же пронзительным визгом встаю на перекрестке.

Оторвалась. По крайней мере, похоже на то, хотя всюду кругом колышутся неясные тени, которые придвигаются ко мне со всех сторон. Выступившие слезы застилают зрение, но не желают проливаться; еще какое‑то время светофор кровоточит алым, но затем переключается на изумрудно-зеленый. Неуклюже вытирая глаза рукавом, я задеваю руль. Машина юзом несется по влажному асфальту, шины визжат и вращаются в пустоте. Я остро ощущаю вибрацию дороги через сиденье и через руль, за который цепляюсь изо всех сил. Мир водит вокруг меня хороводы, а городские огни плывут, оставляя длинные разноцветные следы.

Машина слишком поздно выравнивает свой бег. С глухим ударом ее колеса вскакивают на камни бордюра и пересекают тротуар; с тупым, сотрясшим все мои косточки стуком, от которого у меня болезненно щелкают зубы, машина врезается во что‑то и наконец встает как вкопанная.

Глава пятнадцатая

Машина не всмятку – и хвала Всевышнему; даже не знаю, что бы я делала, потеряв свой автомобиль. На бампере образовалась глубокая вмятина, да и капот выглядит слегка покореженным, словно банка колы после чересчур сильного сжатия пальцами. В любом случае эвакуатор уже прибыл, и при мысли о том, что мне придется выплатить штраф и ехать забирать машину в какие‑то дальние дали, меня начинает мутить от беспокойства. Еще до появления Шона меня заставили дунуть в алкотестер, и я могу только воздать хвалу своим счастливым звездам за то, что не случилось ничего более серьезного, что никто не пострадал, – разве что гребаный почтовый ящик, да и тот отделался лишь парой царапин.

Когда приехал Шон, мне не осталось ничего другого, кроме как рассказать ему правду. Мне показалось, что за мной гонятся. Я перенервничала за рулем. Дорога была мокрая… Обычный избыток оправданий, которые стоило бы, пожалуй, приберечь для страховой компании.

Сидя на пассажирском сиденье его машины, я отрешенно наблюдаю за происходящим по ту сторону стекол, за беззвучным шоу световых эффектов и людской суеты. Шон бродит снаружи, перекидываясь парой фраз то с офицерами дорожной полиции, то с водителем эвакуатора. Опять ему приходится брать на себя мои проблемы. Полицейские огни убаюкивающе мерцают синим и красным, успокаивая, а у эвакуатора огни апельсиново-оранжевые, они раздраженно мигают дурным стробоскопом. Таблетка «Ксанакса», которой я закинулась еще до приезда полиции, – единственное, что не дает мне рехнуться окончательно, и я позволяю себе опустить голову на удобную кожу спинки автомобильного сиденья. Веки тяжелеют и опускаются сами собой.

В следующее мгновение я понимаю, что Шон занял водительское кресло, хотя машина по-прежнему стоит на месте. Огни, однако, исчезли, все до единого. Когда же это случилось? Боже, как долго я тут просидела? Все кости ноют, будто насквозь замерзшие, в голове шумит кровь, а с трудом выпрямив шею, я вижу, что от полицейской машины, от эвакуатора, от моего «Неона» не осталось и следа. Да и вообще мы стоим на другой улице.

Шон разговаривает по телефону. Он сердит, но голоса не повышает.

Я тоже пытаюсь заговорить, но слова выходят какими‑то смазанными; согласные подтекают, как мокрая краска под дождем. Обернувшись ко мне, Шон прижимает к губам палец.

– И что с того? Нет, я не знаю наверняка, угрожает ли ее жизни опасность, но рисковать не хочу.

В его мобильнике однотонно гудит чей‑то едва различимый голос. Я отодвигаю сиденье и сажусь прямо.

– Тогда я сделаю это сам. Оплачу из своих денег. Мне не сложно.

– Что происходит? – наконец‑то удается спросить мне.

Яростным взглядом Шон заставляет меня умолкнуть. Потерянная, я вытягиваю шею и оглядываю вид за окном, но все равно не могу сообразить, где мы теперь. Вижу только низкое здание под рыжей черепицей, окруженное огромной полупустой парковкой.

Шон дает «отбой» и убирает смартфон.

– Какое‑то время ты побудешь здесь. Не «Риц», конечно, но я предпочел бы разместить тебя в месте, где полно людей и камер наблюдения. И вообще… ни к чему тебе и дальше жить в той ужасной многоэтажке.

– То есть как это?

Да как Шон смеет вот так запросто принимать за меня подобные решения? У меня есть право голоса. И кто он вообще такой, чтобы решать, что ужасно, а что – зашибись?

– Поверь, здесь тебе будет удобно… – Тон Шона граничит с мольбой. – Если тебе понадобились какие‑то вещи, не стоило ехать за ними самой. Лучше меня бы спросила, я бы привез все необходимое.

Одна мысль о том, что Шону пришлось бы ковыряться в разгроме, царящем в моей квартире, приводит меня в панику. Кроме того, нет у меня никаких «вещей». Все мои пожитки – тут, со мной, в рюкзаке, и я сообщаю об этом Шону, уже не заботясь о том, как при этом выгляжу. Но ему, кажется, только полегчало.

– Зачем ты это делаешь? – спрашиваю я, пока мы пересекаем парковку. – Я имею в виду, на самом деле?

Шон встает ко мне вполоборота, но сквозь непроглядную тень, упавшую ему на лицо, мне не видны глаза.

– Может, я просто пытаюсь загладить свою вину перед тобой. Как умею.

– Не стоит. Ты не сделал ничего, чтобы…

– В этом‑то вся проблема.

Я все еще неуверенно стою на ногах, но следую за ним в холл. Он прав, это местечко не назовешь роскошным: дешевая гостиница, которую не отличить от типичного «Бест вестерн» [12]. Мне она чем‑то напомнила мою психушку, только тут все бежевое, а не мятно-зеленое. Ковровое покрытие от стены до стены заглушает наши шаги, и сквозь таблеточное марево мне кажется, что я ступаю по облакам. И в любой момент могу провалиться.

Шон оформляет мне регистрацию. Получает сразу две карточки-ключа, причем одну вручает мне, а другую сует в карман куртки. Внутренне я разделяюсь надвое: одна половина переживает по этому поводу, второй стыдно за первую.

Потом Шон ведет меня