Проблема наблюдателя - Песах Амнуэль

подавляем, и обычно нам это удается. Иначе трудно было бы жить — сомневались бы мы во всем, что видим, слышим, чувствуем. Зрение часто обманывает, слух — еще чаще, о чувствах, ощущениях и не говорю.

— Наблюдение… — сообразил Сильверберг.

— Именно! Мы наблюдаем окружающий мир, но это обоюдный процесс: мир в то же время наблюдает за нами. Тысячами глаз, множеством чьих-то поступков. Что-то такое люди всегда ощущали, отсюда — астрология. Звезды, планеты наблюдают за нами, и в результате мы становимся такими, какими, возможно, не стали бы, будь вселенная пуста и беззвездна.

— Я думал, ты терпеть не можешь астрологию! — воскликнул Сильверберг.

— Мне не нравятся интерпретации, Стив. Но в основе астрологии, как и в основе моего экспертного заключения, лежит простая вещь: мы наблюдаем, нас наблюдают, и в результате мир меняется ощутимым образом, который трудно, а чаще невозможно понять, поскольку все безумно сложно. Так же сложно, как сложны квантовые уравнения для взаимодействия триллионов частиц. Наблюдение — квантовый процесс, но мы это понимаем только тогда, когда описываем взаимодействие фотона с электроном или атомом. Мы понимаем то, что можем описать, и описываем то, что можем понять. А дальше начинаются сомнения. Почему Рихтер все-таки решил представить суду мое экспертное заключение, а не оставил его в компьютере? Он начал сомневаться, а Рихтер честный человек и не счел возможным держать сомнения при себе. Почему судья вынес оправдательный вердикт?

— Да, — промычал Гриффит, доедая салат. — Почему? Я был уверен, что он…

— Были уверены? — перебил Розенфельд. — То есть не сомневались?

Гриффит поднял взгляд от тарелки. Подумал.

— Я надеялся… — пробормотал он.

— То есть сомневались, — подхватил Розенфельд. — Надежда — результат сомнения. Надежда умирает последней, потому что всегда есть место сомнению. Всегда. Таков процесс наблюдения, в основе которого лежит квантовый принцип неопределенности. Выбор. То есть сомнение. Я всего лишь заставил инспектора и судью усомниться. А сомнение — и это прописано в законе…

— Трактуется в пользу обвиняемого! — дуэтом произнесли Гриффит и Сильверберг.

Розенфельд промолчал, и у Сильверберга возникли смутные сомнения, суть которых он пока не понимал, но предполагал, что друг сказал не все. То ли не все, что думал. То ли не все, что хотел. Настаивать Сильверберг не стал — он сомневался в том, что нужно говорить о своих сомнениях именно сейчас.

Розенфельд усмехнулся.

Гриффит встал и пошел к стойке — расплачиваться.

— Он понаблюдал за нами, — сказал Розенфельд, — и засомневался, будет ли кто-то из нас платить за всех. Причем, обрати внимание: если бы я не ощутил, что он за мной наблюдает, я бы заплатил, ты меня знаешь. Но тут меня взяли сомнения.

— Странно, меня тоже, — пробормотал Сильверберг. — Запутал ты нас обоих с твоим парадоксом наблюдателя.

— Я не сказал — парадокс, — буркнул Розенфельд. — Я говорил: проблема. Разные вещи.

— Я, пожалуй, поеду, — сказал Гриффит, вернувшись. — Пятая эсэмэс от Леонсии, она…

Он не закончил фразу, поэтому у Розенфельда не оказалось возможности перебить Гриффита, и он предпочел промолчать.

— Спасибо за все, — с чувством произнес Гриффит. — Я ничего не понял из ваших рассуждений, но судью вы заставили усомниться. Спасибо вам!

К удивлению Сильверберга, Розенфельд и теперь промолчал.

Когда Гриффит пожал руку Сильвербергу, с сомнением посмотрел на Розенфельда, предпочел обойтись без рукопожатия и направился к двери, эксперт произнес вслед:

— Вы были лучшим нападающим в «Орландо пауэрс», верно, Лайон?

Гриффита будто толкнули в спину. Замер он лишь на мгновение, но от Сильверберга это не ускользнуло. Гриффит вышел, и дверь, как обычно, сначала хлопнула, а потом уныло заскрипела.

— Что ты такого сказал? — удивился Сильверберг. — Отчего он так…

— А! — перебил Розенфельд. — Он понял, что я понял.

— Кто понял? Что понял?

Розенфельд поднял на друга удивленный взгляд.

— Я думал, — сказал он, помолчав, — ты тоже понял. Ты же слышал мои рассуждения о проблеме наблюдателя. И о том, как квантовые законы действуют в нашем обычном мире.

— Да. Особенно мне понравился твой визит к Дозуа. Бог-наблюдатель. Это круто.

— Вот! Ты и там пропустил самое важное.

Сильверберг демонстративно отвернулся и показал Бену большой палец. Официант кивнул, и через минуту на столе стояли тарелка с бифштексом и рюмка виски. Сильверберг принялся есть, отставив рюмку в сторону и не обращая внимания на иронический взгляд Розенфельда.

— Хорошо, — вздохнул эксперт, поняв, что наводящего вопроса не дождется. — Мне казалось, это на поверхности. К тому же, нужную информацию ты сообщил сам. Так я о наблюдении. Ты помнишь — чтобы получить информацию от наблюдаемого объекта, нужно вступить с ним во взаимодействие. Например, осветить протон лучом света — направить на него фотон. Но тогда состояние протона меняется, верно? Что делает Господь, наблюдая за своими созданиями? Он смотрит. Взгляд Бога материален, иначе никакой информации он в своем нематериальном существовании не получил бы.

Сильверберг что-то промычал, понять это можно было и как согласие, и как попытку возразить. Розенфельд сказал:

— Ты начинаешь понимать. Фотон в микромире подобен камню, который я могу запустить в кого-нибудь и наблюдать за его реакцией. Гриффит наблюдал за Поттингом. Камней-фотонов на обрыве множество, а еще больше внизу.

Сильверберг поднял наконец взгляд.

— Ты хочешь сказать, что Гриффит метнул в Поттинга камень?

— Это очевидно, — пожал плечами Розенфельд. — Сейчас я наблюдал за тобой. Метнул в тебя слово. А Гриффит метнул камень, попал Поттингу в голову, тот оступился, инстинктивно сделал пару шагов и — упал. На берегу множество камней. При падении Поттинг ударился головой, рана оказалась смертельной.

— То есть… Ты хочешь сказать…

— Стив, я всегда говорю ровно то, что хочу сказать. Гриффит прекрасно играл в гандбол. Это твои слова. Где легче всего спрятать дерево? В лесу. Где легко спрятать камень? В куче других камней.

— Зачем? Зачем Гриффиту убивать человека, за которым ему приказали следить? Если бы они с Леонсией увидели встречу Поттинга с курьером…

— Поттинг вышел бы сухим из воды, как делал это многократно. Сколько раз его задерживали? Сколько раз ему с помощью адвокатов удавалось отбиться? Он бы и теперь отделался легким испугом, если его вообще можно было чем-то напугать.

— Но убийство! Зачем это Гриффиту?

— Леонсия, — коротко произнес Розенфельд.

— Ты хочешь сказать…

— Это ты хотел сказать и сказал. Помнишь? Твои слова: «Увлекалась наркотиками… Чуть не покончила с собой… В полицию пошла, чтобы стать сильнее…» Поттинга однажды пытались судить за совращение малолетних, но дело даже до суда не дошло. И твои слова: «Лайон и Леонсия — замечательная пара».

— В твоем заключении этого нет!

— У меня чисто научная экспертиза. Если бы Рихтер поставил вопрос иначе…