Ночь тебя найдет - Джулия Хиберлин

– Я люблю бумажные карты, – машинально отвечаю я. – Карты Земли. Неба. Они дают глубокие, а не поверхностные знания. Гугл-карты подскажут, как добраться из пункта А в пункт Б, но это пустая информация. Она не встроена в окружающий мир. А с бумажной картой начинаешь понимать географию. Когда водишь пальцем, прокладывая маршрут, – даже на пешей прогулке, – получаешь чувственный опыт. И маршрут навсегда застревает в мозгу.

– Попробую объяснить это моей одиннадцатилетней племяннице.

На мгновение я смущаюсь. Не хочу думать о Шарпе как о чьем-то дяде, как о том, кого кто-то любит. Только не с этим окровавленным лассо на заднем сиденье.

– Кто она? – Я резко меняю тему. – Женщина, которая напала на мой джип.

– Барбара Джин Макклин из Маккини, Техас, если верить водительским правам. Для друзей просто Барби.

– Ее и вправду так зовут? Теперь мне все ясно. Бубба Ганз один их этих друзей?

Шарп пожимает плечами, выезжая на шоссе:

– Один из немногих, которых много. Когда ей вынесут обвинение, узнаем больше. Патрульные обещали держать в курсе. Я пытался их отговорить, но они также намерены связаться с тобой.

– Ты сказал, что за мной не следили.

Тон у меня обвинительный.

Шарп пожимает плечами:

– Она клянется, что это случайность. Узнала твой джип. Твой номерной знак. Твой нос. Кто ее разберет? Для людей, которые ищут жертв в социальных сетях, это игра. Дает им цель. Чувство общности, как в церкви. У них повсюду наблюдатели. Система обмена сообщениями позволяет отследить номерные знаки. Я имел дело с наркоторговцами, у которых была куда менее изощренная система оповещения.

– А ты тут как тут. Совпадение?

– Как это у вас называется? Предопределение?

– Может быть, у пресвитериан.

Шарп почти улыбается, затем улыбка становится гримасой.

– «Я хочу принять участие в шоу».

Словно ножницы режут бумагу. Тон удивленный, хотя Шарп притворяется. Целый час ждал, чтобы мне это сказать.

– Ты не шутишь, Вивиан? – спрашивает он. – Ты поджигаешь легковоспламеняющиеся кудри еще тысячам Барби. Сотне тысяч.

Я смотрю в темноту тонированного пассажирского стекла:

– Я не хочу об этом говорить. И о разговоре с Никки Соломон не хочу, даже если это твое самое заветное желание. Просто чтобы ты знал, я не позволю какому-то медийному придурку разрушить мою научную карьеру. Или превратить жизнь моей сестры в цирк, чтобы она боялась выпускать моего племянника поиграть в собственном дворе или была вынуждена защищать себя – защищать меня – перед репортерами, соседями и членами своего чертова книжного клуба.

Моему гневу некуда выплеснуться в вакууме пикапа.

– Вивви, я все понимаю, – говорит Шарп. – Но не лучше ли сосредоточиться на другом благородном деянии – закрытии дела пропавшей девочки по имени Лиззи? Не на встречах в пустыне с марсианами. Пусть Бубба Ганз перебесится. Скоро ты ему надоешь.

– О Господи, да нет никаких марсиан! По-моему, нам нечего делать на Марсе. Марс похож на Долину смерти. Мы берем там пробы, потому что на Марсе прозрачный воздух, атмосфера, позволяющая человеческому глазу видеть пейзаж. Потому что там человеку проще выжить. И потому что мы это понимаем. Вот Венера – тот еще супчик. Опасные горячие тучи. Слишком жаркие стихии. Однако глубоководные обитатели земных океанов живут в термальных источниках без доступа воздуха. Они поглощают железо из океана, чтобы нарастить толстый панцирь. Инопланетяне приспособятся.

Понятия не имею, куда меня занесло, я нечасто делюсь этими мыслями. Я просто не хочу говорить с ним про Лиззи.

– Я слыхал, ученые бывают такими же упертыми, как копы.

– Если ты имеешь в виду сбор сомнительных данных, громадное самомнение и совершенно противоположные выводы, к которым они приходят, – то да, ты прав. Мы даже не понимаем, что такое темная материя, однако ученые утверждают, что она составляет восемьдесят пять процентов Вселенной. Нет, правда, ткни любого ученого, и получишь новую теорию. Впрочем, человечеству от этого в конечном счете только польза.

Шарп кладет на панель большую ладонь. В этом тесном, узком пространстве особенно ощущается его близость.

– Темная материя, – произносит он тихо. – Исчерпывающее объяснение для копа. Стопроцентное попадание. Должен признаться, Вивиан, ты совсем не такая, как я думал.

Я неловко ерзаю на сиденье:

– Сегодня я слышу это уже во второй раз.

Все во мне вопит: не поддавайся! Шарп достает свой самый тонкий скальпель. Я даже не почувствую прикосновения к коже, а он уже доберется до кости.

– Кстати, для протокола, – замечаю я холодно. – Я не гоняюсь за инопланетянами в компании Илона Маска. Я просто надеюсь на крошечную искорку света. Вселенная расширяется с такой скоростью, а пространство настолько бесконечно, что вряд ли когда-нибудь мы наткнемся на разумную жизнь.

– Что ж, это очень большое разочарование. Да ладно тебе. От верующего – скептику. Какой Вивиан Буше представляет себе разумную инопланетную жизнь?

– Несовершенной, – отвечаю я, не раздумывая. – С чего мы решили, будто инопланетяне лучше людей?

Когда до дома остается пять миль, Шарп нарушает молчание: ему нужно в туалет и купить упаковку «Модело». Воскресенье неожиданно затянулось, а дома в холодильнике закончилось пиво.

Я не совсем понимаю, с чего он решил, будто способен меня одурачить, – я сижу в футе от его телефона, который последние полтора часа нервно вибрирует у него в кармане.

Никаких проблем, говорю я, посижу в пикапе, пока он заедет на заправку. Я решаю, что ему необходимо связаться с полицейским управлением, убедить их, что держит меня и мои твиты под контролем, и запросить запись нашего с Никки разговора в тюрьме.

Неспроста он ни словом не упомянул о Никки и их милых тюремных беседах.

Через минуту после его ухода я наклоняюсь и запускаю руку под свое сиденье. В карман рядом с ним. Ничего.

Я опускаю козырек со стороны пассажирского сиденья и вижу в зеркале свою растрепанную копию. Заправляю волосы за уши; пальцы раскрашены в желтый и оранжевый цвета, словно хеллоуинские черви.

Открываю бардачок. Еще карты. Оклахома. Колорадо. Нью-Мексико. Хорошая карта Биг-Бенда, которую я бы не отказалась полистать. Разворачиваю карту и провожу черной подушечкой пальца по пустынной местности – приблизительно там находится мое самое любимое место на свете. Палец оставляет след на бумаге.

Латексные перчатки. Упаковка антибактериальных салфеток. Компас. Мини-фонарик «Маглайт». Мощная портативная зарядка для телефона с четырьмя синими лампочками. Два батончика мюсли с впечатляющими двадцатью граммами протеина. Шариковая ручка. Швейцарский армейский нож, который мог принадлежать его деду. Две черные нейлоновые маски со словом «Полиция» крупным шрифтом. Пузырек с бенадрилом. Документы и страховки на пикап. У него очень вместительный и доверху забитый бардачок.

Я представляю, как содержимое моего бардачка подпрыгивает вместе с