Перед истиной - Владимир Павлович Виноградов

Раздался звонок у двери. Резкий, длинный, требовательный.

Наташа хотела встать и открыть, но ее опередила мать. Как резко изменилось лицо матери в это мгновение. Оно осталось в памяти и часто потом всплывало, будто проявляли фотографию, темное, перекошенное непонятным испугом.

— Я сама, — сказала мать нервно, — побудь в комнате. Не выходи. Я сама.

Кого боялась мама?

Звонок повторился еще. Настойчивей. Наташа осталась в комнате. Но дверь не открыли. Не слышалось голосов. Тишина.

Раздался третий звонок. Она не выдержала, вышла в коридор. Матери не было. Где же она? Наташа прошла на кухню, открыла чулан, заглянула в ванную, в туалет. А в это время звонили беспрерывно. Стали стучать. Видимо, были уверены, что в квартире есть люди.

Навесив цепочку, Наташа приоткрыла дверь. Много лиц. Она разглядела дворника, соседку с третьего этажа. Погоны милиции.

— Сейчас открою, — сказала, ничего не понимая.

Мужчина, который стоял ближе, в штатском, вошел первым и пояснил:

— Мы из милиции. — И спросил: — Вы одна?

— Нет, с мамой. — А сама гадала: «Где же она? Где?»

— Почему не открывали? — строго спросил он и, не дожидаясь ответа, прошел в комнату.

— Нет ее, — сказал он, вернувшись.

Они быстро осмотрели остальные помещения.

— Где мать? — спросил работник милиции.

Но в ответ лишь — растерянность.

— Это ее? — он указал на вешалку, где висело пальто.

— Да, мама ходит в этом... на работу, — удивление Наташи было искренним. — Здесь висело и новое, но его нет.

— В доме есть черный ход, — подсказал дворник.

— Что же вы молчали?! Покажите!

Наташа провела их на кухню и указала дверь на черный ход. Дверь оказалась не заперта. И обычно прикрывавшие ее куль с картошкой и ведро с тряпками были отодвинуты.

Милиционер, это был участковый, побежал вниз по лестнице. В штатском — инспектор ОБХСС — открыл окно и выглянул во двор. Обернувшись, сказал спокойно, будто ожидал того, что случилось:

— Сбежала.

И с досады поморщился.

— Как — сбежала?! — воскликнула Наташа. — Зачем?

* * *

Он еще раз провел кисточкой по щеке, оттянул толстыми пальцами кожу и, снимая пену с остатками волос, восхитился: «Прекрасные лезвия!»

Все было прекрасно. И «уилкинсоны» из валютного магазина, которые не брили, а ласкали, оставляя лицо гладким, как у младенца. И ванная. В никеле, голубом кафеле, с розовым ложем. Особенно теплая после балкона, где он только что делал зарядку. И прихожая, увешанная чучелами птиц и мордами зайцев — охотничьими трофеями. И желто-лиловая гостиная, она же спальня, столовая и кабинет, в собственного изготовления фотоснимках голых девиц, сувенирах и прочих безделушках. Вся его уютная однокомнатная кооперативная. И у подъезда «Москвич» цвета хлебной плесени.

И день. С ранним морозцем. Бирюзовый и ясный, как перспективы.

Лилась вода, и он не услышал, как вошла она. Открыла замок своим ключом. Символом ее равноправия здесь. И опустилась на стул в прихожей. Выйдя из ванной, он опешил:

— Надя?

— Я... Толя.

Когда-то, в первые дни их близости, случалось, она прибегала к нему и рано поутру. Не сюда. А в его бывшую комнатушку при кухне. Где ютился между любопытными соседками. Эти, как он называл, «заскоки» были приятной необходимостью. Но сейчас?

— Что?! — испуганно спросил он. И с нарастающим страхом ждал ответа, о котором уже догадывался.

— За мной пришли...

— Но зачем сюда?!

— Что сюда? — не поняла она.

— Зачем ты заявилась сюда?

Она не была ослеплена любовником до предела. Покопавшись в его душе, могла ждать и такого вопроса. И все же удар оказался неожиданным. Первый удар.

— А куда же мне идти, Толя? К кому?

Он думал в поглощавшей его панике: «Господи, не привела ли за собой хвост? Накроют у меня — все пропало».

Он ринулся через комнату на балкон, заглянул вниз. И стремительно назад, к двери. Приоткрыл осторожно, выглянул на площадку. Тихо. На цыпочках — к пролету. Никого. Вернулся в квартиру. Передохнув, спросил:

— А ты уверена, что за тобой не следили?

Надежда пожала плечами.

— Ну и что дальше? — спросил Анатолий.

— Нужны деньги... Вернуть и погасить... Вот и все.

Теперь он пожал плечами. Недоуменно. Хотя прекрасно понимал, что надо погашать.

— У меня денег нет.

— Я это знала... У тебя их никогда нет...

— Так чего же ты хочешь?! — вскричал он.

Иным людям очень необходимы встряски, разлуки и прочее для полного уяснения истинности чувств, ценности отношений. Но сейчас речь уже не шла о каких-то чувствах. С чувствами было покопчено раз и навсегда. Они спустились до ступеньки «элементарной порядочности». Но поскользнулись на ней.

А она-то считала его стеной. Опорой. Сильным мужчиной. Любитель горных лыж и лихой езды на автомобиле, туристских походов в сибирскую глушь, охотник и спиннингист, кино- и фотоумелец. Мастер на всё. Сейчас он линял, как плохоокрашенный забор под дождем.

— Но ты же обещал... Ты же говорил, что, если это произойдет, ты сделаешь все... Вывернемся...

Он молчал, убирая глаза.

Надежда резко поднялась, прошла в комнату и встала в центре. Огляделась. Будто пришла по обмену жилплощади.

— Кроме вот этих голых девиц и прочей чепухи, — сказала она, поведя пальцем, — тут все наполовину мое. Ты знаешь это. И там, у подъезда, машина. Такая же твоя, как и моя. И это ты знаешь.

Говорила и смотрела в упор. И его глаза, голубые, под рыжими кустиками бровей, густели смесью страха и злобы. Губы ее дрогнули.

— Да, да! Всё — на ту самую валюту!.. Которую я крала!.. Ради тебя... Толечка. — И поправилась, для объективности: — Ради нас.

— Стерва, — прошелестел он губами.

Надежда ухмыльнулась.

— Не обижаюсь. — И после паузы, которой стерла ухмылку: — Сейчас на другой квартире милиция обыскивает дочь. Вместо матери. А мать здесь. Как последняя шлюха. И вдобавок — воровка...

Она замолчала. Потому что он ударил ее. Ударил еще раз. И замахнулся в третий...

С «сильными» мужчинами нельзя так разговаривать.

* * *

Вернулся участковый. Наташе объяснили, что у них произведут обыск. Дали прочитать постановление. И попросили расписаться в нем за мать. Она читала, но слова плыли, не объясняя, туманя: «...хищении... ценности... вклады... на основании изложенного...»

Инспектор не обнаружил ценностей и сберкнижек. Только записи, адреса. Шкатулку, в которой