Искатель, 2004 №9 - Владимир Жуков

Когда всех разогнали по камерам и утащили Черепка, двое зеков под присмотром охранника отвели Егора в медизолятор. Тюремный доктор обработал рану, наложил повязку и, сообщив, что Егору очень повезло, удалился, напоследок наказав продержать раненого в изоляторе неделю.

В помещении остались трое: Егор, зек по кличке Трофим, который попал сюда, приколотив гвоздем к нарам собственное яйцо — так ему не хотелось идти в мастерскую сколачивать ящики, и состоящий при изоляторе приговоренный к пятнадцати годам за убийство старый цыган, которого все в зоне уважительно называли Вещим.

Вещий пользовался всеобщим уважением по трем причинам. Во-первых, он непонятным образом ухитрялся воровать медикаменты, в том числе и слабые транквилизаторы, которые регулярно передавал обитателям зоны. Во-вторых, он слыл крайне рассудительным, справедливым и мудрым человеком. И, в-третьих, поговаривали, что старик обладает даром предвидения. Даже начальник зоны, пожилой подполковник, которого зеки крепко побаивались, иногда перед отбоем заходил в изолятор часок-другой пообщаться с Вещим.

Трофим куковал в изоляторе уже третью неделю, так как гвоздь попался явно не стерильный и началось какое-то воспаление. Он начал было донимать Егора расспросами что и как случилось, но Вещий цыкнул на него и, приказав заткнуться, выделил ему какой-то порошок, под действием которого Трофим мигом заснул, как ребенок поджав под себя ноги.

Вещий закурил папиросу, глубоко вздохнул и, предложив покурить и Егору, от чего тот, разумеется, не отказался, внимательно посмотрел Егору в глаза.

— Страшно не хотелось бы мне, Егорушка, встретиться с тобой вот здесь, да, знать, судьба моя такая…

Егор удивился такому началу разговора, но не пытался скрывать своего замешательства — Вещего не проведешь, поэтому он молча курил и ждал продолжения. Цыган продолжил:

— Прости, что не стал говорить с тобой раньше — было как-то неловко за себя, да и от тебя никак не ждал свидания в таком-то вот месте… Ты же хоть и хулиганил немножко на воле, но ведь беззлобно, не курил даже, спортом занимался, и маманю знаю что любишь…

Тут Егор не выдержал и перебил:

— Слышал я о тебе всякое, старик, но никогда не думал, что такое всерьез возможно. Расскажи, как ты это делаешь?

— А чо тут рассказывать? Твой батька, Ванька Волчок, цыган из рода Бесхмельницыных — мой старший сын, твоя мать дважды ко мне на свиданки приезжала и все про тебя рассказывала…

Тут Егор и вправду оторопел, аж папиросу изо рта выронил, а Вещий, довольный глупым Егоровым видом, продолжал своим булькающим голосом:

— Ну чо гляделки-то вылупил, залупи их скорее назад; а то потеряешь, как свою папиросу, внучок, твою мать… Не хотел я, чтоб ты знал, что дед у тебя такой, да зачем теперь скрываться, если и ты не лучше. Кроме того, люб ты мне, и на Ваньку здорово похож, хоть видом, хоть характером. Дай скорее обниму тебя, засранец!

Они крепко обнялись и почти всю ночь затем провели в разговорах. Егор всегда хотел больше знать о своем отце, а от матери слышал только, что он был добрый, красивый и сильный — да и что еще может сказать любящая женщина?

Дед рассказал об отце все, что только мог вспомнить, с самого его детства, и Егор еще больше зауважал отца, которого даже не видел. Но была во всем этом какая-то странность — говоря с Егором, Вещий то и дело как-то утайкой грустно поглядывал на обретенного внука. Егор спросил прямо:

— Послушай, Вещий. Нет, дед… А, какая разница! Короче, что ты так странно на меня зыркаешь?

— Спасибо, что спросил, Егорка! А то я уже не знал, как начать. Два камня у меня на душе. Первый — не долго мне осталось на тебя радоваться, скоро загнусь…

Егор пытался возразить, мол, ты чо, дед, мы, мол, еще повоюем, но Вещий жестом остановил его и, прокашлявшись, продолжал:

— Рак легких. Колеса, что я братве подбрасываю, это мое обезболивание, только мне оно ни к чему, боли я не чувствую.

Егор подавленно молчал, а Вещий продолжал спокойно и размеренно, не давая ему опомниться:

— Второй камень — это ты, Егор. На прошлой неделе я видел сон. Я долго живу, много видел всего, часто приходят ко мне такие сны, так что простые от непростых снов моих я отличаю сразу. Тот был непростой и был про тебя. Хоть ты и не злой, ждет тебя такая же черная судьба, как и батю твоего ждала. Но ты должен знать — за все своя расплата. Тебе за свою черноту судьба воздаст сполна. Я видел: три раза в тебя будут стрелять, и три раза не убьют. Сегодня — первый раз, значит, еще два у тебя в запасе…

Я тебе не судья и не воспитатель, но если не побрезгуешь советом старика — не пропадешь. Совет мой такой: выйдешь отсюда — назад не возвращайся, дела веди честные и от преступности откажись. Сможешь — проживешь долго. Ну все, Егорушка, устал я, пойду сцать.

И, оставив озадаченного Егора, Вещий улегся на кушетке и засопел. Посидев еще немного, выкурив пару папирос, Егор тоже лег и забылся крепким, без единого сновидения, сном.

На следующее утро он проснулся от диких криков Трофима. Тот встал чуть раньше, хотел выпросить у Вещего папироску и нашел того уже холодным.

Нельзя сказать, что Егор был убит горем, но потрясение было сильным — все-таки в течение суток он и обрел, и потерял близкого родственника. Пусть и недолгим было это родство, но за одну ночь между Егором и Вещим образовалась крепкая связь не только родственного, но и дружеского характера — встретились не просто дед и внук, здесь нашли друг друга очень близкие по духу люди.

Егор много думал о последних словах деда и нисколько не сомневался в их верности — он никогда и не собирался становиться на скользкий путь преступных деяний. В отличие от многих своих сверстников, он никогда не находил в этом никакой романтики.

К предсказанию Вещего, как бы фантастически оно ни звучала, Егор тоже отнесся серьезно, однако он считал, что ему оно не потребуется, и поэтому до самого своего выхода на свободу, а это случилось 16 апреля 1972 года, Егор о дедовом предсказании не вспоминал.

Вторые 9 граммов

Друзей особых Егор в зоне не завел. Между тем собралось немало желающих пожать ему руку прежде, чем он выйдет на волю. Получив вещи и выслушав напутственное слово начальника зоны, бывший з/к 3381, а ныне свободный гражданин