Аллегро. Загадка пропавшей партитуры - Ариэль Дорфман

– А, Вольфганг! – сказал Джек Тейлор, повернувшись ко мне, когда мы подошли к его любимому трактиру, – там, – тут он указал на высящуюся перед нами угрюмую крепость, Бастилию, – все еще томится мой друг, доктор Альфонс Ландрю, без надежды на перемены или скорое освобождение. Весь тираж его памфлета конфисковали, так что никакого вреда он не нанес, но, несмотря на это, его не отпускают. И не меньше сорока других газетчиков и писак гниют вместе с ним.

– Только мелкие людишки боятся мелких статеек, – сказал я.

Кристиан Бах посмотрел на меня со смешанным чувством восхищения и недоумения, словно увидев меня впервые.

– О, твои мысли выросли вместе с твоим телом, Вольфганг. Я должен взять назад те поспешные слова укоризны, которые недавно тебе адресовал. И в то же время я, как ментор (или бывший ментор), хочу предостеречь тебя: столь свободное выражение подобных идей может быть опасным.

– О, эта фраза мне не принадлежит. Как и никому из реальных людей. Я взял ее у персонажа пьесы. Фигаро, цирюльник, – из тех, кто часто работает с врачами, такими как доктор Тейлор.

Бах знал, о чем я говорю, что было у всех на устах. «Севильский цирюльник», пьеса, которую в Лондоне еще не ставили.

– Я услышал эти слова в доме мадам Д’Эпине рядом с шато де ла Шеврет, – поспешно объяснил я. – Там присутствовал автор, Бомарше. Он написал именно эту фразу, что только мелкие людишки боятся мелких статеек, которую должен был произнести его персонаж, но потом из благоразумия удалил из пьесы и ее, и еще несколько протестов против злоупотребления властью. «Но я их верну, – пообещал он, почти похвастался, всем, кто присутствовал на вечере. – И я работаю над еще одной пьесой, в которой Фигаро женится на милой сообразительной девушке по имени Сюзанна, и он в конце выскажется, и тираны будут трепетать, обещаю».

– Сюзанна, – вмешался Кристиан, – как моя сестра, Регина Сусанна. Только она замуж не вышла. То есть – насколько я знаю.

Мы посмотрели на него с любопытством, ожидая пояснений, но он сменил тему:

– Твоему другу Бомарше надо бы поостеречься, – сказал он мрачно, – или окажется в Венсенском замке вместе с Мирабо. Или здесь с добрым доктором Ландрю.

– У него там хорошая компания с таким множеством проституток, – хохотнул Джек Тейлор. – Не говоря уже о безумцах и юных аристократах, запертых отцами, или о мужах, отправленных туда женами во избежание позора. Когда реальный позор – это летр де каше, заточение без суда. Ах, если бы у французов была наша Великая хартия!

К этому времени мы уже устроились за хорошим столиком, который нам предложила мадам Мино, с видом на тихий двор, засаженный цветами, откуда неслись чудесные ароматы.

Когда мы сделали заказ, разговор перешел на другие злоупотребления властью, нарушения права на собрания и снова на глупые колониальные войны короля Георга, которые шли совсем не успешно. Я не мог сказать, соглашается ли Джек с Кристианом по этим и другим вопросам просто из соображений тактики, умасливая сына Иоганна Себастьяна для установления еще более дружеских отношений, однако в результате такой политической гармонии плюс бочонок (по крайней мере, таким казалось это изобилие) лучшего бургундского, мы дошли до того, что, когда трапеза подходила к концу и нам подали великолепный шоколадный мусс, Лондонский Бах пришел в достаточно хорошее настроение и решил продолжить свое повествование вместо того, чтобы возвращаться в отель и отдыхать, как он вначале собирался.

Решение завершить рассказ было принято по моей подсказке. Когда он заявил, насколько уныло проходят поездки без веселого общества его дорогого Абеля и как он мечтает снова оказаться в Лондоне в объятиях жены, Сесилии Грасси, я воспользовался моментом и сказал, что в юности дорога, на которую он сейчас так горько сетует из-за рытвин, дурной пищи и опасности ревматизма, казалась чудесным приключением. Его поиски Генделя стали его первым путешествием?

– Первым, – ответил Кристиан, – и очень нелегким, скажу я вам, хотя его вполне можно считать приключением. – Он вздохнул и хлебнул еще вина. – Потому что, конечно же, Генделя в Галле не оказалось: он приехал туда всего на один день, чтобы поклониться могиле матери, а потом бесследно исчез. Я несколько дней пытался найти хоть какие-то подсказки насчет его местопребывания, и наконец регент церкви, не великий поклонник музыки Генделя (слишком много языческих тем, по его словам, слишком много вольных библейских историй) и самого Генделя (что за сын, который только через двадцать лет собрался отдать долг уважения умершей матери?), неохотно признался, что человек, который проявил такую неблагодарность к своему родному городу, отправился на север, в Аахен, на воды, хотя кто знает, какова была реальная цель у его поездки в эту развратную столицу. И тогда я двинулся в Экс-ла-Шапель, как я все же предпочитаю его называть. Я никогда не видел ничего подобного этому имперскому городу с громадным собором, который Карл Великий возвел, чтобы короноваться императором, но меня больше впечатлили оживленные улицы, полные приезжих, которых, похоже, масса жарких развратниц интересовала больше тепла природных источников. Нигде больше я не видел такого множества мужчин, больных сифилисом, такого количества обезображенных лиц. Я был рад, что Генделя там не оказалось и мне не пришлось задерживаться там ни на один лишний час. Я вскоре выяснил, что он действительно провел некоторое время в расположенном поблизости спа (как мне сказали, здоровье начало его подводить), но уехал уже несколько недель назад, видимо, в Нидерланды, которые были совсем рядом. Я следовал за ним от города к городу до самой Гааги. К этому времени мой запас дукатов сильно уменьшился, а я к тому же начал опасаться, что приказ отца следовать за Генделем хоть на край Земли придется исполнять буквально. Дурные вести ждали меня в этом величественном городе. Минхер Гендель получил травму неделей раньше – то есть в конце августа. Карета перевернулась на отвратительной дороге в Харлем. Примчавшись в упомянутый город в страхе, что письмо отца придется вручать трупу, я узнал, что великий композитор оправился в достаточной степени, чтобы его перевезли в Девентер, где он стал гостем принцессы Анны, дочери Георга Второго, другом которой он был. Я поспешил туда, в этот прелестный город,