Нежданная смерть и любопытная леди - Генри Бриджерс

– Реджина так расстроена арестом мужа?

– Это ее смущает меньше всего.

– Боюсь, я не понимаю.

– И не надо. Мистер Доггер здесь? В доме?

Он меняет тему беседы, хотя я, мягко говоря, заинтригована. Что же такое могла выдумать себе миссис Финчли? Она в ярости думает, что была со мной мила и приветлива, а я коварно подговорила ее супруга убить гадалку? Или злится из-за того, что все вскрылось и теперь впереди маячит развод? Как развод воспринимают американцы? Великий грех или рядовое событие? А возможно, она влюблена в Освальда и оправдывает его… Впрочем, последнее кажется невозможным. Скорее поверю, что Реджина воспринимает Освальда в качестве аксессуара, навроде сапфировой броши, который неожиданно ожил и проявил своеволие. В любом случае Финчли не входят в круг моих забот: иметь с ними дело, а тем более выражать сочувствие, я не планировала.

– Вы хотели бы переговорить с мистером Доггером? Вероятно, он сейчас в другом крыле.

– Нет, я хотел убедиться, что вы под присмотром. И не начали расследовать новое убийство.

Не собираюсь комментировать эту безыскусную, но заслуженную шпильку в свой адрес. Теперь, чтобы расследовать убийство, мне придется организовать его самостоятельно: вряд ли в деревне случится нечто из ряда вон в ближайшие лет пятьдесят… Я подкатываю библиотечные ступени, чтобы добраться до шестой полки снизу и достать из тайника дневник убитой гадалки.

– Леди Харвуд, у меня к вам просьба… – Инспектор Митчелл говорит так вкрадчиво, что сразу понимаю – грядет ужасное. – Не могли бы вы переговорить с Перкинсом на предмет того, что это вы ему звонили?

Я промахиваюсь мимо ступеньки и чуть не падаю. Инспектор дергается, чтобы поддержать, но я успеваю зацепиться за шкаф.

– Это поставит меня в невыгодное положение.

Почему-то все сегодня пытаются меня в него поставить, хотя думаю, дело не во всех, но я все равно ощущаю кармическую предубежденность против себя.

– Вы сами создали эту неудобную ситуацию.

– Какая прямолинейность.

– Уж простите.

– Мне пригласить сержанта Перкинса на свидание? – Надеюсь, подпускаю достаточно яда в голос.

– Думаю, извинений будет достаточно. – Инспектор Митчелл что единорог – к действию яда невосприимчив. – Мы, знаете ли, несколько утомились выслушивать восторги по поводу таинственной незнакомки, а теперь Перкинс еще и берет лишние смены, чтобы не пропустить звонок.

– Я не раскаиваюсь.

– Я даже и не надеялся. – Что ж, это к лучшему. Некоторые базовые принципы общения со мной инспектор все же уяснил. Хотя мне до сих пор неловко, что клеймила его страшным. Надеюсь, сержант не пересказывает неловкий диалог дословно. Или он хотя бы додумался, что «страшный» относилось к характеру, а не к внешности.

– Хорошо. Вот. – Я спускаюсь, в этот раз инспектор подходит ближе, готовый если что поймать меня. Даже откладывает шляпу на геридон. – Спасибо. Я листала его в перчатках, никаких отпечатков быть не должно. – Он крутит в руках завернутый в пергамент томик.

– Хорошая работа. Вы не делали фото места, где дневник был найден?

– Нет, к сожалению, не додумалась взять свой Кодак. – С трудом получается собраться и не выдать свое удивление. Получается, инспектор довольно высокого мнения о моих познаниях в детективной работе. Был. Кодак-то я не взяла.

– Имейте в виду на будущее. – Окончательно теряюсь. То есть он уверен, что я продолжу свою… карьеру. Однако. Я вот в этом совершенно не уверена: совершила слишком много ошибок и чуть не пристрелила человека из-за того, что он сменил мебель в доме. Инспектор Митчелл спокойно продолжает: – Благодаря вашим… действиям появились законные основания осмотреть Скэмпстон-Холл, поэтому будем считать, что вы скомпенсировали ущерб от отсутствия фотографий.

Интересно, что они там нашли. Неужели идиот Финчли оставил окровавленную одежду? Или удалось отыскать вторую серьгу? Спрашивать бесполезно – у инспектора на лице написано: «не делюсь деталями расследования».

– Они так изуродовали его, вы не находите?

Инспектор Митчелл смотрит на меня несколько удивленно, вкладывая дневник во внутренний карман пиджака. Кажется, он борется с неким таинственным чувством – об этом говорит напряженное выражение его нестрашного лица.

– Вам надо познакомиться с моей женой Пенелопой.

– Простите?

– Думаю, вы могли бы схлестнуться за чаем в страстном обсуждении или осуждении чужих интерьеров. И тем самым я был бы освобожден от этой каторжной темы для беседы.

– Вы шутите?

– Нет, ничуть. Она даже выписывает журнал «Британские усадьбы».

– И как ей Харвуд-Хаус? Нас там печатали.

– Каторжная тема для беседы, леди Харвуд. – Инспектор морщится. – Наш номер есть в телефонном справочнике.

Я шокированно замолкаю на пару секунд. Наверное, я действительно могла бы позвонить женщине с ажурным зонтиком. Пенелопа. Какое чудесное имя! Почему нет? Тем более инспектор Митчелл сам предложил. Вряд ли он бы стал шутить на такие серьезные темы.

– Спасибо, инспектор. – Я спешу перевести тему, пока инспектор не передумал и не отозвал право звонка. – Я взяла на себя смелость предупредить Ирму, что вы можете захотеть переговорить с ней.

Иногда все же стоит прикинуться кроткой овечкой, но, видимо, это амплуа настолько мне не идет, что инспектор Митчелл издает нечто, похожее на смешок.

– Очень прозорливо.

– Инспектор, а мистер Финчли… где он? Он арестован?

– Он в полицейском участке. Вы его опасаетесь, леди Харвуд?

– Я? Нет, конечно. У меня же есть револьвер в несгораемом шкафу. – Выражение лица инспектора становится настолько отрешенным, что кажется, что будто прямо сейчас проводит мысленный диалог с самим Господом. Ой, он не ответит, я пробовала, видимо, обрывы на телефонной линии. – А он угрожал почтить Харвуд-Хаус визитом?

– Он в полицейском участке, леди Харвуд. Если ваши вопросы иссякли, я готов поговорить с Ирмой.

– Конечно. Мне позвать ее или вы…

– Я думаю, лучше, чтобы меня проводила ваша горничная. Также я думаю, чуть позже возникнет необходимость более предметного разговора с вами. Надеюсь, мы сможем его совместить с вашим визитом к сержанту Перкинсу в полицейский участок.

– Да, надеюсь, мы сможем совместить.

Каков хитрец. То есть мне в любом случае придется приехать в полицейский участок. Я рассчитывала принести извинения в письменной форме и избежать прилюдного приступа косноязычия. А если быть еще более честной, я вообще хотела сделать вид, что забыла про просьбу инспектора – не вижу на внутреннем горизонте ни облачка вины: поступи я иначе, сообразно навязанным правилам приличия, Перкинс сперва не пустил бы меня к инспектору, а потом так вообще отказался бы говорить по телефону. Сам виноват. Вот так вот. Я тоже умею не брать за себя ответственность, в конце концов мне необходимо держаться в образе.

Только собираюсь нажать кнопку звонка – слава богу, хотя бы