Нежданная смерть и любопытная леди - Генри Бриджерс

– А угадай, что у меня есть. – Я лезу в карман и загадочно улыбаюсь.

– Даже не знаю, наверное, что-то чиппендейловское.

– Ха, лучше, – вытаскиваю лимонный леденец – стянула у миссис Тернер из буфета. Доггер старается не улыбаться.

– Агата, ну я же не… А давай.

Он увлеченно шуршит фантиком, упершись локтями в колени. Какая прелесть. Собаки тут же пытаются конфету отнять, подпрыгивая и лая, но Доггер, судя по всему, не из тех, кто делится сладким.

– А ты смотрела «Душу солдата»?

– Конечно. Даже несколько раз.

На самом деле ходила на фильм из-за главного героя – его звали Шон, и когда Шон смотрел в камеру, целый ряд девчонок начинал сдавленно похихикивать: уж больно хорош был Шон в своем летном шлеме. А так фильм очень патриотический, да.

– И как тебе? – Доггер смотрит как-то искоса и хрустит конфетой. Собаки пытаются вырвать фантик из его рук, он вяло отпихивает алчущие морды ладонью.

– Очень вдохновляющий, хороший закадровый текст. – Вдохновляющий Шон… как же звали актера?.. Джон Миллз? Вроде бы нет. – Он же сорок третьего? Попал в общие настроения весьма точно. Почему ты спрашиваешь?

– Просто так. – Хруст достигает своей кульминации.

– Перестань, скажи.

– Не скажу.

– Так, ладно, сама угадаю. Ты там не играл, я бы тебя запомнила… – Неожиданная догадка заставляет меня повысить голос и сместиться на самый край дивана: – Ты написал текст?! Поэтому тебе интересно мое мнение? Из-за того, что тоже пишу? – И еще одна неожиданная мысль вдруг озаряет небосклон моего затуманенного его спиной сознания: – Тебя не уволили. Ни в каком транспортном отделе ты не работал.

– Почему? Уволили, последние четыре года я правда работал в отделе транспорта. – Доггер выбирает безопасную тему. Что ж. Стоит сделать вид, что я не заметила, как блеснули его глаза, когда выдвинула свое предположение. Я под впечатлением. Насколько помню, текст был простеньким, но очень ладно скроенным, ровно таким, чтобы цеплять за живое, что-то навроде «Белых скал Дувра» Веры Линн. Если я права, Доггер заслужил не одну конфетку, а целый мешок. Буду думать, что права, даже инспектор Митчелл назвал меня сегодня прозорливой. А инспектор Митчелл, как король Георг VI – слов на ветер не бросает.[40]

– Что ты там делал, боже? В транспортном отделе?

– Грустил по большей части. – Он равнодушно пожимает плечами. – Но мне нравилось, что можно уйти с работы вовремя и больше о ней не думать.

Странным образом это откровение выводит меня на мысли о Максе. Что он за человек? Как два настолько разных человека – Доггер и Макс – могли работать вместе? Еще и мой отец. Немыслимо.

– А Макс, он… Вы поддерживали связь? Он всегда был таким фиксированным?

– Последние годы я с ним не общался. С Максом, думаю, дело в том, что тяжело встроиться в обычную жизнь после.

– После чего?

– Того, как необычная заканчивается.

– Но ты же как-то справился. Что же…

– Да, поэтому сижу здесь – отец семейства, с успешной карьерой. – Он досадливо дергает головой и складывает фантик, с усилием проводя по сгибам ногтями. – Извини, ерунда.

Мне хочется как-то его утешить, но я не умею утешать мужчин. Может, как с Гридигутом… Пододвигаюсь и запускаю Доггеру пальцы в волосы, чуть почесывая. Едва ощутимо вздрагивает от неожиданности, чуть поворачивает голову, будто подставляет под руку затылок. Боже мой. Собаки ревнуют, лают. Погодите, сперва большой Доггер, потом маленькие. Доггер не пользуется бриолином, волосы мягкие и густые, в них очень приятно зарываться пальцами.

– А когда ты был помолвлен? До войны?

– Нет, четыре года назад.

Хочу спросить еще – про семью и где он учился, важные вопросы, на которые не хватало времени до этого, – но он успевает первым:

– Когда приезжают рабочие?

– Какие рабочие? О боже! Я забыла! – Резко убираю руку – он дергается и оборачивается. Кажется, расстроен прекращением почесываний, но из-за неожиданного тревожного приступа не могу сосредоточиться на выражении его лица. – Я забыла позвонить лорду Эшертону! Quelle horreur! Я должна была с ним договориться еще неделю назад![41]

– С Джеймсом? А какие у тебя с ним дела?

– Откуда ты знаешь лорда Эшертона? – Мне все еще хочется восклицать на всех языках, которые знаю, в том числе и на латыни, но приходится взять себя в руки. В ноги взять себя не получается – дрожат.

– Однажды я был кое-где, и он там был, и у нас состоялась беседа.

– Кое-где? В Букингемском дворце?

– Нет. Так что за дело? У него есть сын.

Намек так прозрачен и так прямо отсылает к разговору на кухне, где Доггер пытался меня сосватать хоть кому-нибудь с титулом, что не могу удержаться:

– А у меня револьвер в несгораемом шкафу.

– Какая ты ядовитая, Агата.

– Как наперстянка. Твое сердце же бьется сильнее, когда видишь меня?

Секунду Доггер сидит с непроницаемым выражением лица, а потом начинает смеяться и тереть глаза рукой:

– Боже. Это экспромт?

– На самом деле, я хотела вставить это в книгу, но не придумала как. Видишь, пригодилось. – Я вполне довольна произведенным эффектом, тревога отступает, я улыбаюсь и помогаю Гризелю забраться на диван и мокро облобызать свою щеку. Гридигут обиженно дуется на Доггера под столом.

– А почему, кстати, у Холмски нет… романтического интереса? Только какая-то грустная история про бывшую жену.

– Потому что я хочу, чтобы он был так же одинок, как и я.

Мы молчим. Доггер складывает фантик до состояния спичечной головки, я делаю вид, что рассматриваю уши Гризеля. Зря я это сказала: создала в откровенном разговоре неловкую паузу – это раз, со стороны можно подумать, что я жалуюсь – это два. Хотя на самом деле просто констатировала факт. Доггер первым нарушает молчание:

– Так какие у тебя дела с Джеймсом? Или это тайна?

– Нет, никакой тайны. Я хочу открыть сад для посетителей и развалины…

– Тут и развалины есть?

– Да, старый замок, можем туда позже сходить, прогуляться, я все покажу. Но чтобы это сделать, надо привести сад в подобающий вид. Мне не хватает денег, я узнала, что лорд Эшертон охотно жертвует на разные творческие… так сказать… авантюры. Я хочу предложить ему поучаствовать в восстановлении сада взамен на процент с предполагаемого дохода… – Я замолкаю, раздумывая. На самом деле этот предполагаемый доход смущает меня больше всего. Захотят ли люди платить, чтобы посмотреть мои рододендроны? Возможно, ботаники – у нас есть несколько чрезвычайно редких для этой части света сортов. Каждую осень мы прыгаем с мистером Эндрюсом, как парочка