Я во всем виновата - Элизабет Кей

– Я проснулась и всех вытащила, – сказала я.

– Ты проснулась, – согласилась Эмбер.

– Но она была без сознания, и в этом виновата ты.

– Нам пора уезжать, – сказала Эмбер.

Я кивнула. Мне не хотелось оставаться еще на одну ночь. Я хотела домой, подальше от коттеджа, туда, где все напоминало о нас.

Эмбер забрала из кухни какие-то вещи: флакончик красного лака для ногтей, пакет с травяным чаем.

– Твои? – спросила она, указывая на мои витамины.

– Выслушайте меня, пожалуйста, – сказала Лидия.

– Мы заняты, – отрезала Эмбер. – Мы уезжаем.

Она металась по кухне, прижимая к себе руку, обмотанную кухонным полотенцем, одновременно выбрасывала осколки посуды в мусорное ведро и опустошала холодильник.

– Дайте мне сказать, – попросила Лидия.

– Лидия… – сказала я.

Я сделала свое признание, как и хотела, и была бы рада больше никогда с ней не общаться. Все было сделано. Все было кончено.

Чарли положил голову на стол.

– Лидс… – прошептал он.

– Нет! – рявкнула она.

– Мы закончили? – Эмбер направилась к двери.

– Хватит! – Лидия вскочила, опрокинув стул. – Заткнитесь хотя бы на минуту!

Глава 39

Когда мама пришла забрать нас из соседнего коттеджа и погрузить в машину, Лидия спала под одеялом, а солнце уже вставало. Лидия даже не проснулась, когда ее уложили на заднее сиденье. Я посмотрела на наш коттедж – от крыши остались только стропила, все залито водой – и забралась на переднеe сиденье рядом с мамой. Мы молчали, пока не проехали деревню, пока не набрали скорость и не выехали на шоссе, пока побережье и коттедж не остались далеко позади.

– Но как же…

Я хотела спросить, пыталась ли она спасти мою двоюродную сестру. Она ждала совсем другого вопроса.

– Было тринадцатое число, – перебила она меня, – вот и все.

Летом мы топили камин раз в месяц, всегда тринадцатого, чтобы там ничего не забилось и не заржавело. Возможно, этот вопрос можно было решать как-то по-другому, но дедушка всегда делал именно так. В тот день мама тоже развела огонь.

Теперь я понимаю, что она винила себя.

– Я была уверена, что он погас, и пошла спать.

С тех пор я узнала, что пожар в домах, крытых соломой, обычно начинается со случайной искры, пробивающейся через дымоход на крышу, и как только эта искра попадает на солому, становится слишком поздно. Похоже, бумага хуже всего: она горит дольше щепок и может подняться по дымоходу, не прогорев до конца. Маловероятно, что виновата была мама, топившая дровами, но других объяснений тогда не нашлось.

Потому что я не призналась.

Я ничего не сказала, пока мы ехали в машине.

Я позволила ей думать, что зола не догорела до конца и из нее снова разгорелось пламя.

– Господи, – сказала Эмбер, неловко рассмеялась и поправила полотенце, которое прижимала к ране, – никогда не слышала от тебя…

– Сядь! – рявкнула Лидия.

– Не-а, – фыркнула Эмбер и пожала плечами.

– Да ты что?

– У тебя есть минута, – сказала я.

Я злилась на сестру, потому что она дала снотворное ребенку, и я не доверяла ей – вообще не доверяла, – потому что она всегда была капризной и слабой. Но и кузина мне совсем не нравилась. Я знала, что на этот раз она не подделала блокнот, но она была так уверена в себе и настойчива, что это заставляло меня сомневаться и в ней.

Она подошла к раковине, открыла кран, подождала, пока вода нагреется. Потом подставила руку под кран и осторожно потерла засохшую кровь. Оторвала кусок бумажного полотенца и промокнула рану. Потом выбросила бумажку в мусор, подошла и встала рядом со мной, держась за спинку стула.

– Ну валяй, – сказала она.

Как будто бросила вызов.

– Ты ведь получила записку, – сказала Лидия, – вечером, перед ужином. И поэтому вела себя так странно.

Эмбер вздохнула, закатила глаза и покачала головой:

– Не разводи драму.

– Я не просила его оставлять записку, он сам это сделал. Я давно знала, что той ночью произошло что-то еще, и каждый раз, когда мы были вместе, мне казалось, что все не так. Я себе не доверяла. Я себе совсем не доверяла, пока он мне не помог, и тогда… Я знаю, Эмбер. Я знаю, что ты сделала.

– Что ты… – начала я. Я следила за ее словами, но невнимательно. Ведь что она могла знать такого, чего не знали мы все? И, если подумать, почему мое признание было встречено без ужаса?

Эмбер смотрела в пол, вцепившись в спинку стула; кровь медленно сочилась из раны. Это не казалось отвратительным, но было неприятно. Поверхность раны была странного рыжего цвета.

– Мы не уедем отсюда, пока кто-нибудь из нас не расскажет ей, что случилось, – сказала Лидия.

Эмбер сложила руки на груди, пачкая кровью блузку.

– Хорошо, – сказала Лидия и повернулась ко мне. – Она умерла не от огня.

Она помолчала, сделала глубокий вдох и снова посмотрела на стол.

– Она не задохнулась в дыму, не осталась среди пожара, оттого что была слишком мала и не могла выбраться оттуда, и не из-за снотворного.

– Именно из-за…

– Таблетки ни при чем, – перебила меня Лидия.

Она открыла рот и тут же закрыла его. Она скривилась, словно слова были горькими. Глубоко вздохнула, пригладила волосы и положила ладони на стол.

– Я же говорю тебе. Эмбер убила Пейдж.

Эмбер усмехнулась.

– Какой бред, – сказала она. – Что ты выдумываешь? Ты, вообще, о чем?

– Я…

– Ей нельзя доверять, – отрезала Эмбер. – В лучшем случае она несет чушь, а в худшем просто бредит.

Лидия тихо заплакала, дрожа всем телом, вцепившись руками в стол.

Ты когда-нибудь видел кого-то в новом свете (это было буквально: низкое солнце дало новые тени), вдруг понимая, что ошибался на его счет все это время?

Лидия плакала.

И впервые это не выглядело как слабость.

Я видела ее слезы десятки или сотни раз, и всегда только вздыхала и закатывала глаза, потому что считала ее жалкой, честно говоря. Но в тот момент мне так не показалось. Я вдруг поняла, что она совсем не похожа на меня, никогда себя не контролирует и вечно испытывает противоречивые чувства, но, несмотря на это, она обладает внутренней силой. Когда она отменяла планы и не выполняла обещания, я считала, что она слишком слабая, чтобы у нее хватало сил на что-то, кроме себя самой. Но я судила о ней очень поверхностно. Я не замечала, что она постоянно борется с нарастающей тревогой, с разбегающимися мыслями и что, несмотря на это, она свободна.

Я бы никогда не стала стучать в дверь, бросив машину на