Эпицентр - Дмитрий Николаевич Поляков-Катин

В самом начале Зегефельдерштрассе ночная бомбардировка вдребезги разнесла целый квартал жилых зданий. От некоторых остались лишь фасады, которые в любую минуту могли обрушиться. В дымящихся развалинах копошились пожарные, сотрудники Технической аварийной службы с принтом эмблемы Те№ на нарукавных повязках и военнопленные. Посреди улицы зияло несколько обширных воронок, затопленных из лопнувших водопроводных труб. Сильно пахло газом. Из заваленных битым кирпичом подвалов выводили белых от пыли, ошалевших от ужаса людей. Многие были окровавлены. «Вы не видели кошечку, беленькую с рыжими подпалинами?» — взволнованно спрашивала у каждого встречного старуха в обгоревшем зимнем пальто, прихваченном ею, вероятно, когда она собиралась в бомбоубежище. Какая-то женщина с растрепанными волосами сидела на груде обломков, беспомощно озираясь, рот ее был раскрыт в беззвучном крике. Повсюду спасатели накачивали воздух в дыры и щели, полагая, что под обломками еще есть живые. Пожилой, приземистый вахмистр из оцепления, размахивая руками, сорванным голосом кричал охранникам, гнавшим пленных к завалам на другой стороне улицы:

— Куда? Обратно давай! Нету там никого! Здесь, здесь ищите! — и пояснил собравшейся вокруг толпе: — Бомба сквозь пять этажей — прямо в подвал! Душ триста там… Чего искать?

Судя по бессмысленным, хаотичным разрушениям, это был так называемый нецеленаправленный авианалет, когда бомбы сбрасываются наобум — куда попало.

— Что с этой женщиной? — спросил кто-то.

— Ребенок. у нее пропал ребенок.

Глядя на ставшую такой обыденной человеческую трагедию, Мод испытывала одновременно чувство и мучительного сострадания, и глубинного, мстительного торжества.

Коренной ленинградке, выросшей на почве двух культур — русской и германской (дед происходил из обрусевших немцев; отец его был часовщиком, сам он стал архитектором; в доме, наряду с русской речью, всегда звучал немецкий язык), одинаково обожающей стихи Пушкина и фуги Баха, ей в 41-м довелось пережить внезапный налёт «хейнкелей» люфтваффе на Гродно, где она, беременная, гостила у матери мужа, жившей возле дворца Радзивиллов. Бомбы накрыли дворец, превратив его в груду камней, вместе с примыкавшими к нему жилыми кварталами. В поезде, вывозившем людей из пылающего города, у нее случился выкидыш. Тогда она еще не знала, что в тот же день в Польше был убит ее муж, дипкурьер, с которым она прожила всего полгода. Отец ее, служивший хирургом в больнице имени Чуднов-ского, отправил дочь с супругой в Москву, а сам остался в заблокированном Ленинграде. Он сорвался с крыши, когда тушил зажигательные бомбы, сброшенные на больницу.

Мод (Маша Маркова) была шокирована варварством потомков Гёте и Шиллера. Сталинград, Минск, Севастополь, Мурманск — она не простила им ничего. Ее сердце оделось в каменную броню. Всякий раз, когда она видела последствия бомбардировки в Берлине, перед глазами вставала запечатленная в памяти картина: разорванные в клочья тела детей на разбомбленной площади в Гродно.

— Проходите! Не стойте тут! — хрипел вахмистр. — Проходите, не задерживайтесь!

Чтобы выйти к вокзалу в условленное время, пришлось почти что бежать. Мод не успела бы: путь в обход разрушенного квартала был внушительным. Но ей повезло: на параллельной улице она успела запрыгнуть в отходящий автобус и остановку проехала. Вернулась на уцелевший отрезок Зегефельдер-штрассе за семь минут до встречи с радистом, что позволило ей не спешить.

Вот и Шпандау. Спокойной, ровной походкой Мод приближалась к суетливой толпе, рассыпанной по привокзальной площади. Простая, немного усталая женщина, идущая по своим делам, погруженная в свои мысли, не замечающая никого вокруг. Краем глаза Мод посматривала влево, стараясь не только увидеть радиста, но также угадать, почувствовать, насколько органично выглядит поведение окружающих.

Наконец она заметила в толпе знакомую белобрысую голову. Лемке стоял на месте, неподвижно, даже, показалось Мод, как-то остолбенело. Это ей не понравилось, и пока он не увидел ее, она на ходу присматривалась к тем, кто находился вокруг. Секунда-другая, и взгляды их встретились. Лемке нелепо дернулся, губы его зашевелились, он зачем-то попытался улыбнуться, схватился за подбородок.

В ту же минуту Мод уловила какое-то «нелогично» поспешное движение сбоку от него, несколько «выпадающее» из естественного колебания привокзальной толпы. Походка ее, выражение лица нисколько не изменились даже тогда, когда она увидела выступивших из переулка и идущих ей навстречу двоих мужчин в одинаковых шляпах. Мод быстро обернулась — позади на приличном удалении за ней шагала еще одна пара не сильно отличавшихся друг от друга спутников. Она ощутила пульсирующий ток крови в висках, сердце билось ровно, но ей показалось, будто удары его слышны отовсюду. С площади кто-то направился в ее сторону, требовательным жестом останавливая машины.

Впереди был модный магазин, торгующий женским платьем. Дверь с тихим звоном открылась, в ней возникла дама с бумажным свертком, замешкавшаяся на пороге. Недолго думая, Мод грубо отпихнула ее и бросилась внутрь.

— Где запасной выход? — крикнула она оцепеневшей продавщице.

Девушка указала на боковую штору. Мод откинула ее, вбежала в примерочную и с грохотом распахнула дверь, ведущую в лабиринт внутренних дворов.

Через несколько секунд в магазин ворвались гестаповцы. Один из них схватил продавщицу за локоть:

— Где она?!

— Выбежала туда!

Двое кинулись во двор. Двое других принялись обыскивать магазин.

Снаружи завыли сирены воздушной тревоги. Это был дневной налет американской авиации, частенько дополнявший ночные вылазки англичан. Гестаповец оглядел крохотную примерочную, уставленную зеркалами с таким расчетом, чтобы визуально расширить пространство: отражение множилось во все стороны до бесконечности. Сунулся в кладовку, на склад, в туалет… Искать было негде.

Продавщица замерла в стороне, вжавшись в прилавок, и растерянно наблюдала за действиями сыщиков, как вдруг взгляд ее упал на узкую щель, образованную между зеркалами. Она открыла рот, но не издала ни звука. Из темноты на нее смотрели ледяные глаза Мод и черное дуло пистолета.

— Поди ж ты к дьяволу! Сбежала, сука! — выругался гестаповец, утирая шляпой пот с лица. — Теперь Шольц башку нам в задницу запихнет.

«Либерейторы» появились в небе настолько внезапно, что никто не успел даже помыслить о бомбоубежище; первые удары орудий ПВО совпали с разрывами тяжелых фугасных бомб. Снаружи началась паника.

Два месяца спустя

1944 год (сентябрь-октябрь)

Лондон, Даунинг-стрит, 10, резиденция премьер-министра Великобритании, 1 сентября

— Сэр, фельдмаршал Смэтс и генерал-майор Мензис уже восемнадцать минут ожидают вас в приемной, — сухо доложил похожий на дога камердинер, затем достал из кармана жилета часы, взглянул на них и добавил: — Прошу простить: девятнадцать минут.

Черчилль опустил свежий выпуск «Дейли мир-рор» и вопросительно посмотрел на него. Он лежал в постели, усыпанный пеплом от торчащей в углу рта догорающей сигары, в съехавших на кончик носа, маленьких, круглых очках