Исчезновение в седых холмах - Полина Сутягина

— Подай нам чаю, Харриет. Возьми ту заварку, что на верхней полке. И смотри аккуратнее.

И когда дверь закрылась, добавила Джону:

— Совершенно не умеют ценить чай. Вы знаете, сколько стоит унция хорошего чая? Ну, впрочем, расскажите же скорее мне все подробности! А то сюда даже местные газеты идут с опозданием. А что, об этом деле уже писали? — На ее лице было что-то от выражения ребенка, предвкушающего именинный пирог.

— Да, все верно. Вышел скандал. Скажите, что вы сами помните об аукционе? Вы ведь тоже соперничали за медальон с лордом Хавизом, верно?

Миссис Пфаффинг кивнула:

— Да, да! Прелестная вещица! Уж поверьте, кто как не я знаю толк в этом. — И она коснулась ожерелья, одновременно демонстрируя и его, и перстни. — Но знаете, лорд Хавиз поднял такую ставку… уф! Я понимаю, камень хорош. Но работа немного грубовата, как по мне. Поэтому я и не очень расстроилась. Я, знаете ли, ценю только утонченные вещи и покупаю, только если уверена.

Чай принесли вскоре, но за это время Джон успел узнать о том, как тонко хозяйка разбирается в качественных вещах и как не терпит вульгарности, которой теперь так много во вкусах молодого поколения. Между собеседниками был помещен трехногий дубовый столик с немного запыленными изгибами. На подстершийся лак округлой столешницы уложили накрахмаленную явно не сегодня салфетку и выставили поднос с чаем.

— Харриет, ну что же ты замерла? — вкрадчиво поинтересовалась хозяйка дома. — Разлей чай, изволь.

Служанка с некоторым удивлением поспешила исполнить поручение: видимо, миссис Пфаффинг в обычное время предпочитала наливать самостоятельно.

— Погода… — пояснила старушка, когда Харриет удалилась, — ужасно сказывается… — В голосе вдруг исчезла высокопарность и послышалась обычная старческая усталость. Женщина взяла чашечку за изогнутую ручку двумя пальцами и поднесла ко рту. Темная жидкость в ней дрожала.

— М-да… — протянула она, возвращая чашку, — но камень был… глаз не отвести.

«И все-таки отвели, и увели даже», — подумал Джон.

— А кто еще претендовал на медальон?

— Вначале мистер Уортинг хотел побить мою ставку, — улыбнулась с легким азартом миссис Пфаффинг, — он сосед мой, если вы двинетесь по дороге в сторону гор на север, пересечете границу нашего графства, то как раз окажетесь в его владениях. У него две дочери — одна подросток, другая уже на выданье. Такие милые, но чересчур уж болтливые… Говорить, что думаешь, лучше уже после замужества, а то и вовсе — только овдовев и если у тебя достаточно денег. В остальных же случаях девушку красят скромность и немногословие, — авторитетно поведала она Джону, как будто это не у мистера Уортинга, а у него была дочь на выданье. — И супруга его тоже, знаете… — Она немного призадумалась. — Тоже милая дама. Он балует ее иногда украшениями. Но право… поднял ставку как-то формально, я сразу же перебила ее. И потом… Такой рубин на миссис Уортинг? Да господи упаси, он совершенно ей не подошел бы. Я сделала одолжение всему их семейству, подняв ставку! Но потом вступил лорд Хавиз, и вы понимаете… — Миссис Пфаффинг отпила чая.

Джон сделал пару пометок в блокноте.

— Мистер Картвей, пейте чай. Такого вы не попробуете в какой-нибудь сомерхеймской гостинице!

— Конечно, благодарю. — Чай действительно был хорошего качества, но заварен не слишком крепко. Джон сделал восхищенное лицо, дабы порадовать хозяйку. — Миссис Пфаффинг, расскажите, пожалуйста, подробнее, что было после того, как лорд Хавиз выставил финальную ставку? Камень оставался на столе?

— Да… кажется… Я не очень помню. Я была несколько раздосадована поведением лорда Хавиза в тот момент и сразу засобиралась. Да и что мне было там делать? В тот раз я ничего так и не приобрела, и не нужно было задерживаться, чтобы оформить договор.

В этот момент Джон припомнил слова мисс Флориндейл, но вовремя удержался от улыбки.

— Наверное, там он и лежал… Вот честно, совершенно выпало из памяти. Что я помню точно, так, когда уже все засобирались, вдруг разразился этот скандал. У стола собралась толпа, один из полисменов даже так неуважительно отодвинул меня, чтобы протиснуться! Я ему еще сказала так выразительно, знаете: «Прошу прощения!» А он мне даже ничего не ответил! Совершенно стыд потеряли.

— Но, кажется, вы сидели в первом ряду… — Джон перелистнул пару страниц в блокноте.

— Совершенно верно. Я всегда сижу в первом ряду, — подтвердила миссис Пфаффинг и предложила подлить еще чая.

Джон только кивнул:

— Тогда вы должны были хорошо видеть камень.

— Да, я ведь так и сказала! — В ее голосе послышалось негодование. — Я очень хорошо его видела. Замечательный рубин.

— И потом, когда сторговали его… — мягко подтолкнул Джон, — просто опустили на стол?..

— Нет же… — миссис Пфаффинг задумалась, — конечно же, не просто на стол… Ах, ну разумеется, его убрали в чехол! О чем это вы?

— А чехол положили на стол? Или, может быть, убрали куда-то? Кто это делал?

— Ах ты боже мой… Ну что же вы меня мучаете. — Она картинно приложила сухие пальцы с легкими коготками ко лбу. — Медальон демонстрировал мистер Лаверс лично.

— Не его помощница?

— Нет-нет, эта дамочка сидела рядом и записывала.

— Потом?

— Ну я уже все вам сказала: я стала собираться, за чем-то полезла в сумочку… а, за перчатками! Все поднялись, ну и дальше… Дальше совсем кошмар: полиция стала всех опрашивать, даже обыскивать, как будто мы, только посмотрев на камень, могли его украсть! Как, скажите мне на милость? Как фокусники с белым кроликом?

— Кто-то выходил до этого?

— Не знаю. В течение аукциона уходили, многие не остаются до объявления главных лотов — они им все равно не по карману. Такая публика бывает в начале аукциона, знаете ли! Я стараюсь приходить попозже…

— Понимаю, — автоматически ответил Джон, делая записи в блокноте.

Пока полученные сведения особо не расходились, и Джон поспешил выдвинуться на север, чтобы успеть до темноты.

Семейство Уортингов отчасти соответствовало описанию их соседки. Это были весьма добродушные и открытые люди, наделенные хорошим хозяйством и державшие свои дела в порядке. Светлые просторные комнаты, слуги со здоровым цветом лица, две улыбчивые дочки и пара лохматых собак — вот чем встретила Джона чета Уортингов.

— Да, все верно, красивый рубин, старинная работа, сразу видно, — сказал мистер Уортинг, среднего телосложения мужчина, что был лет на десять старше Джона, — думал сделать подарок Доротее. — Он обернулся на супругу, женщину не изящную, но довольно стройную, с мягкими темно-коричневыми волосами и довольно простым, но добрым лицом. Она выглядела младше мужа. Поверх домашнего бежевого платья была надета красивая цепочка с бирюзовым медальоном.

— Рубин — это слишком. Не