Забыть о девочках - Жаклин Баблиц

– Бет не так повезло. Хотя это ужасное слово. Он надругался над ней у себя в доме, а потом убил.

– Боже.

«Осторожнее, Рути, – предупреждает Бет. – Не надо…»

– Наверное, это прозвучит странно, – решительно продолжает Рут, – но последние из тех двадцати восьми часов, что меня удерживали, со мной разговаривала Бет. Я думала, что умираю, а она меня утешала. Запретила мне плакать, потому что от плача Итан переставал быть добрым и по-настоящему зверел. Я тогда и близко не доросла до того возраста, чтобы разбираться в психологии таких людей. И я правда думаю, что Бет была там со мной. Помогала пройти через это. Гейб, я до сих пор ее вижу. А иногда и других девочек. Мертвых девочек, которые наверняка тоже были жертвами Итана Освальда, хотя у меня до сих пор не получилось этого доказать. Так что это не просто ощущение.

Гейб больше не смотрит на нее. Он наклоняется и дрожащей рукой треплет уши Ресслера.

Для него это чересчур, понимает Рут. Она сдуру взвалила на него слишком большой груз.

– Прости, – говорит она, глядя ему в затылок. – Все как-то вышло само собой. Не знаю даже, зачем я тебе рассказала.

Гейб выпрямляет спину; лицо приобрело мертвенно-бледный оттенок.

– Не извиняйся. Я рад, что ты поделилась со мной.

Она сомневается в его словах.

– Можно вопрос? – Не дождавшись кивка, он продолжает: – А почему ты напрямую не поинтересуешься у этих женщин, что они знают о твоем похищении?

– Так ни от кого правды не добьешься, – машинально отвечает Рут. – От психопатов в особенности.

– То есть эти женщины – психопатки?

– Возможно. Хелен точно, – отвечает она, думая обо всех этих книгах за авторством Йонаса Нильссона. И о том, как рассказчица в «Nydelig» снимает с себя всякую ответственность.

«Себя саму она с мемом не ассоциирует» – так описал это Кори. И добавил, что почти наверняка она и была первоначальным носителем.

– Говорят, на пятьдесят процентов психопатия зависит от наследственности, – сообщает Рут. – А остальная половина, возможно, добирается из брака.

Неожиданно из живота Ресслера вновь доносится громкое урчание, и этот бесцеремонный звук приводит Рут в чувство. Как она сподобилась перейти от «это для него чересчур» к таким рассуждениям?

– Ладно, – говорит она с напускной веселостью, от которой у нее сводит челюсти. – Сдается мне, ты не ожидал такого поворота, когда я тебя сюда пригласила.

– Еще бы, – тихо отвечает Гейб. – Но я рад, что ты решила мне довериться. – Откашлявшись, он смотрит на часы и делает вид, что прикидывает время. – Неловко уходить сразу после того, как ты мне это рассказала, Рут, но мне правда пора. Я только вернулся в город, и сегодня у меня кое-какие дела. Хотя мы обязательно еще поговорим. Само собой.

Само собой.

У Гейба, похоже, не получается быстро встать с дивана; Рут смешно: она видит его насквозь. Он слишком добр, чтобы заявить об этом в лоб, но рассказанное, очевидно, повлияло на его отношение к ней, и ему уже не терпится уйти.

Она прекрасно понимает его чувства.

Ожидая лифт, Гейб смотрит на стоящую в дверях квартиры Рут и нервно притоптывает левой ногой.

– До скорого, – говорит он и входит в кабину.

Рут успевает заметить, как он быстро касается пальцами губ, будто вспоминая об их поцелуе.

Похоже на утешительный приз. Даже если она не вполне понимает, что именно проиграла.

Глава 32

Рут раздавлена.

Прошло двадцать четыре часа с тех пор, как она выложила все Гейбу начистоту. И двадцать четыре часа от него ни слова. Она чувствует себя уязвимой. Беспомощной. А главное – глупой.

И правда, с какой стати книга должна служить доказательством чего бы то ни было?

Такое уже с ней бывало. Когда она так запуталась в своих догадках, так увязла в схемах, что не понимала, как ей выбираться.

Рядом с передвижной библиотекой на улице, где жила Лори, очевидец заметил мужчину в бейсболке – скорее всего, команды «Миннесота Твинс».

У автозаправки, рядом с которой исчезла Рея, кто-то видел старый, обшарпанный фургон. Скорее всего, темно-синего цвета.

Молодой человек в джинсах слонялся у дверей бассейна незадолго до того, как пропала Лейла. «Молодой» – значит, лет двадцати. Столько было Итану в 1985 году.

«Звони ему», – говорили девочки каждый раз, когда Рут обнаруживала очередной малоубедительный аргумент.

«Звони ему».

Звони ему.

Рут потеряла счет звонкам инспектору Кэнтону. Сколько раз он отвечал. Сколько сообщений она отправила, если он не брал трубку.

– Приезжай в Хобен, тогда поговорим, – однажды предложил он уставшим голосом.

Разговор происходил в полночь, а может, и еще позже.

– Я ни за что не вернусь в этот город.

– Тогда не совсем понимаю, что, по-твоему, я должен здесь сделать, Бет?

«Бет».

Та оговорка Кэнтона стала неожиданностью для них обоих.

К тому времени она уже рассказала инспектору, что видит девочек. Других девочек, которых тоже убил Итан, настаивала Рут.

– Я постоянно с ними разговариваю, – призналась она.

– Так же, как с Бет в той комнате? Рути, – мягко добавил Кэнтон в ту ночь, когда случайно назвал ее Бет, – кто-нибудь помогал тебе справиться со всем этим? Ты проходила терапию с тех пор, как была ребенком?

– Это же не я умерла, – прошептала она в трубку.

Сейчас она вспомнила, что тогда он засмеялся. Звук был неприятным, как скрип иглы по пластинке.

– По-твоему, надо умереть, чтобы стать жертвой? – спросил той ночью инспектор Кэнтон.

– Нет. Но думаю, что есть люди, которым гораздо хуже, чем мне.

Кэнтон вздохнул:

– Рути, травма – не пирог. Нельзя раздать по куску тем, кому пришлось хуже, а потом смотреть, что осталось на блюде. Деточка, факты по твоему делу тебе известны лучше всех. Только соучастников там еще не хватало. Достаточно того, что ты знаешь наверняка, и не в обиду будет сказано, но, на мой взгляд, тебе нужна помощь с переработкой этой информации. А эпизод могли спровоцировать деньги, что ты получила в день рождения. И это вполне понятно. Можно задать тебе один вопрос? И хочу, чтобы ты хорошенько задумалась над ответом. Сколько еще времени ты намерена оставаться запертой в той комнате?

Неужели именно это она и сделала вновь, когда случилась беда с Коко Уилсон? Уложила себя в ту кровать, приковала цепями?

«Не плакать! – предупреждает она себя. – Не плакать!»

Не потому, что она все еще боится Итана Освальда. А потому что знает: нет никого, кто бы ее утешил.

Во всем городе не осталось ни одного человека, кому было бы не