Динамитчик. Самые новые арабские ночи принца Флоризеля - Фанни ван де Грифт Стивенсон

от голода, а в карманах не было ни гроша. И всё же, слоняясь по улицам, он с удивлением обнаружил, что на сердце у него легко, словно он ощутил сошедшую на него благодать. Он сказал себе, что даже если его ждёт самое плохое, то он станет голодать, утешая себя мыслью о том, что Зеро исчез с лица земли.

Ближе к вечеру он оказался у входа в лавку мистера Годолла. Совсем обессиленный, едва осознавая, что он делает, Сомерсет отворил стеклянную дверь и вошёл.

– Ба! – воскликнул мистер Годолл. – Мистер Сомерсет! Ну-с, как ваше приключение? Вы мне расскажете обещанную историю? Садитесь, прошу вас, и позвольте предложить вам сигару собственного изготовления. А взамен вы порадуете меня захватывающим повествованием.

– Мне сейчас не до сигары, – ответил Сомерсет.

– Конечно, конечно! – согласился мистер Годолл. – Однако позвольте получше разглядеть вас. Мне кажется, что вы изменились. Бедный мальчик, надеюсь, с вами ничего не случилось?

В ответ Сомерсет разрыдался.

Эпилог в курительной

В один из дождливых дней декабря прошлого года, где-то между девятью и десятью часами утра, мистер Эдвард Чаллонер с зонтом над головой появился у входа в курительную на Руперт-стрит. Он был здесь всего лишь однажды, поскольку воспоминания о случившемся после и страх увидеть Сомерсета препятствовали его возвращению. Даже теперь он заглянул внутрь, прежде чем войти. Но покупателей в лавке не было.

Молодой человек за прилавком что-то столь увлечённо писал в блокноте, что не обратил на появление Чаллонера никакого внимания. Однако после того как вошедший пригляделся, ему показалось, что продавец узнал его.

«Боже мой! – подумал он. – Вне всякого сомнения, это Сомерсет!»

И хотя перед ним стоял человек, общества которого он столь ревностно избегал, антипатия каким-то образом сменилась любопытством.

– «Или ротонда с колоннадой рвётся ввысь», – пробормотал продавец, оценивая размер. – А может, лучше сказать «с колоннами ротонда рвётся ввысь»? Так было бы изящнее. Вот в чём горечь творчества: форма безупречна, но при этом почему-то теряется смысл.

– Сомерсет, дорогой мой! – начал Чаллонер. – Что это за маскарад?

– Как? Чаллонер! – вскричал продавец. – Чрезвычайно рад вас видеть. Одну секунду, позвольте мне закончить заключительную строку второй строфы моего сонета. Одну строчку.

Дружески взмахнув рукой, он снова предался служению музам.

– Послушайте, – произнёс он чуть позже, подняв глаза от блокнота, – вы прекрасно выглядите! А как же сто фунтов?

– Я получил небольшое наследство от двоюродной бабки в Уэльсе, – скромно ответил Чаллонер.

– Ах, вот как! – отозвался Сомерсет. – Весьма сомневаюсь в законности наследования. Мне кажется, оно должно было отойти государству. Я сейчас переживаю период увлечения социализмом и поэзией, – виновато добавил он, словно речь шла о лечении на водах.

– Вы и вправду связаны с правящими кругами? – осторожно поинтересовался Чаллонер, избегая слова «лавка».

– Продавец, всего лишь продавец, – ответил Сомерсет, пряча стихи в карман. – Помогаю нашему «Счастливому и Великолепному» старцу. Не угодно ли сигару?

– Я, знаете ли… – начал Чаллонер.

– Ерунда, милейший! – воскликнул продавец. – Мы очень гордимся своей маркой. А старик, позвольте вам заметить, кроме того, что безупречен с точки зрения этики, в буквальном смысле является царственной особой. «De Godall je suis le fervent[9]». Между прочим, Годолл только один такой. Кстати, – добавил он, – как ваши дела на детективном поприще?

– Я даже и не пытался, – сдержанно ответил Чаллонер.

– Ну а я вот пытался, – сказал Сомерсет, – и потерпел сокрушительное фиаско: лишился всех денег и едва не сделался всеобщим посмешищем. Это занятие куда сложнее, Чаллонер, чем кажется на первый взгляд. Впрочем, это относится к любому занятию. Надо проникнуться им до конца или же вовсе не браться за дело. Отсюда, – прибавил он, – и признанное неуважение к водопроводчикам, поскольку нельзя проникнуться сантехническим делом.

– Между прочим, – поинтересовался Чаллонер, – вы всё ещё рисуете?

– Сейчас нет, – ответил Пол, – но подумываю начать играть на скрипке.

Взор Чаллонера, сделавшийся несколько беспокойным при упоминании детективного поприща, на пару мгновений задержался на утренней газете, лежавшей на прилавке.

– Боже мой! – вскричал он. – Вот так штука!

– Что за штука? – спросил Пол.

– Да так, ничего особенного, – отмахнулся Чаллонер. – Просто я встречал человека по имени Макгуайр.

– Я тоже! – воскликнул Сомерсет. – Там что-то о нём?

Чаллонер принялся читать вслух:

«Загадочная смерть в Степни. Вчера произведено дознание по поводу смерти Патрика Макгуайра, предположительно плотника. Доктор Доверинг заявил, что в течение некоторого времени амбулаторно лечил покойного от бессонницы, потери аппетита и нервной депрессии. Доподлинная причина смерти не установлена. Врач полагает, что покойный просто угас. Покойный не отличался умеренностью, что, безусловно, ускорило смерть. Покойный жаловался на подострую малярию, однако свидетель не смог с уверенностью подтвердить этот диагноз. Данными о семье покойного он не располагает. Свидетель полагал, что покойный страдал душевным расстройством, поскольку верил, что является членом преследовавшего его тайного общества. По частному мнению свидетеля, покойный умер от страха».

– Врач совершенно прав! – воскликнул Сомерсет. – Мой дорогой Чаллонер, я испытываю такое облегчение, узнав о его кончине, что я… В конце концов, – добавил он, – негодник это заслужил.

В этот момент открылась дверь, и на пороге появился Десборо. Он был закутан в длинный дождевик с несколькими оторванными пуговицами, в ботинках у него хлюпала вода, а шляпа лоснилась от старости. И тем не менее он являл собой образец весьма довольного жизнью человека. Его встретили удивлёнными и восторженными возгласами.

– А вы пробовали себя на детективном поприще? – поинтересовался Пол.

– Нет, – ответил Гарри. – Хотя я пару раз пытался и оба раза попался. Однако я полагал, что моя… моя жена уже здесь, – добавил он сконфуженно и в то же время гордо.

– Как? Вы женаты? – удивился Сомерсет.

– О да! – подтвердил Гарри. – Причём довольно давно, по крайней мере месяц.

– А как с деньгами? – спросил Чаллонер.

– Хуже не бывает, – признался Десборо. – Мы на мели. Однако при… мистер Годолл обещал кое-что для нас сделать. Это и привело нас сюда.

– А кто была миссис Десборо в девичестве? – спросил Чаллонер тоном светского льва.

– Некой мисс Лаксмор, – ответил Гарри. – Она должна вам понравиться, поскольку она гораздо умнее меня. Она рассказывает замечательные истории – лучше, чем в книгах.

В эту секунду дверь отворилась, и вошла миссис Десборо. Сомерсет громко вскрикнул, узнав в ней юную даму из огромного особняка, а Чаллонер отступил на шаг и выронил сигару, увидев чаровницу из Челси.

– Как? – удивился Гарри. – Вы оба знаете мою жену?

– Полагаю, что я видел её, – несколько ошарашенно ответил Сомерсет.

– Думаю, что я встречалась