Клан - Кармен Мола

Она была молодая, худенькая, и, несмотря на все пережитые ужасы, сохранила мягкую и немного таинственную красоту. Она рассказала Элене, что их лодка перевернулась, и почти все пассажиры утонули, но ей удалось ухватиться за кусок оторванной доски и благодаря этому спастись. А еще благодаря находившейся на пляже паре: они бросились в воду и спасли ее и еще двух африканцев, а потом быстро вызвали полицию. Море их не убило, но они едва не умерли от холода, пока выбрались на берег. Элена показала ей фотографию Сарате, и женщина заулыбалась. Конечно, она его знала!

– Я познакомилась с ним в Монровии, мы вместе сюда добирались, он поехал вместо моего умершего брата, Мосеса. Сарате жив?

– Не знаю, я надеялась узнать это у тебя.

– Он плыл в другой лодке. Перед отплытием Принц нас рассадил. Потом наша лодка утонула, а что случилось с ними, мне неизвестно.

– Значит, Сарате заботился о тебе в пути?

Женщина улыбнулась.

– Это я заботилась о нем. Он был очень слабый. Он болел. Я заботилась о нем, как о брате.

– Болел? А что с ним случилось?

– Это путешествие очень трудное, а он – европеец, он не знал, что такое жить в Уэст-Пойнте, и уж тем более – почему мы умеем пересекать пустыню и переплывать море… От всего этого он и заболел.

– Он говорил тебе, зачем приехал в Монровию?

– Он искал Сипеени.

– Сипеени?

– Испанца. Это человек-призрак… Я не думаю, что он вообще когда-нибудь жил на свете… Много лет назад его искал один журналист, мой брат Мосес работал у него проводником… а теперь Сарате…

– Какой журналист? Ты помнишь его имя?

– Нет, не помню, у меня плохая память на имена. Но имя Сарате я не забуду.

Когда девушка подняла на Элену глаза, в них читалось по-настоящему доброе отношение к Анхелю, вызывавшее на ее лице улыбку.

– Я никогда не видела, чтобы кто-то так плохо танцевал в церкви. Я знаю, что он хотел нам помочь, не только мне, но всем… – Блеск в ее глазах излился слезами. – Ему не хватило совсем чуть-чуть, чтобы добраться до берега…

– Ты точно не видела, чтобы он выбирался из воды? Ты уверена? Скажи правду, не бойся, он мой друг, и я хочу ему помочь.

– Были огромные волны, наша лодка перевернулась. Они не искали его в море? Нас вынесло совсем на другой пляж.

– А на какой пляж вы должны были приплыть?

– Не знаю, но вроде бы нас должны были ждать полицейские. Они обещали выдать нам документы. Генерал Принц говорил, что они найдут для нас даже дом и работу…

– Принц – это человек, который был у вас главным?

Женщина кивнула.

– Амира, я получил твои результаты.

В комнату вошел врач и остановился, увидев в помещении незваную гостью.

– Кто вы такая?

– Тебя зовут Амира? – спросила Элена, не обращая внимания на врача.

Женщина снова кивнула.

– А меня – Элена. Спасибо, что заботилась о Сарате.

Когда Элена вернулась в столовую, какая-то женщина переводила бессвязную речь сенегальца, хотя тот был явно не в себе. Он сильно потел, как при синдроме абстиненции, но, скорее всего, у него просто сдали нервы. Два гражданских гвардейца не спускали с него глаз, а Мириам задавала ему вопросы неуместно скучным тоном.

– Он говорит, что не должен был попасть сюда, – в какой-то момент сказала сотрудница. – Ему обещали документы и работу.

– Кто ему обещал документы? – задала новый вопрос Мириам.

Прежде чем переводчица успела переадресовать его сенегальцу, он неожиданно разразился целой тирадой. То ли его слова не поддавались переводу, то ли они были слишком страшны, но сотрудница Центра вдруг побледнела и в ужасе взглянула на Мириам.

– Что он сказал?

– Он сказал, что спасли, конечно, только тех, кто продал почку. А его, купившего билет, бросили на произвол судьбы в море. Что ему просто не предложили такой возможности, а он готов продать почку за документы, лишь бы только его не сажали в тюрьму.

Мириам и Элена шли через порт к парковке, пытаясь переварить услышанное, как пытаются переварить несвежую еду. Им вспоминались отчаянные, наивные слова этого сенегальца, готового отдать почку в обмен на шанс обрести жалкую жизнь.

– Теперь ты понимаешь смысл нашей операции в новогоднюю ночь? – решилась прервать молчание Элена. – Фабиан говорил с гвардейцем, замешанным во всех этих делах.

– Ты в этом уверена? Но даже тогда ваши записи незаконны. Их нельзя предъявить в суде. Элена, отныне работа в ОКА никому не дает права нарушать закон.

– Они предлагают им документы в обмен на органы. Говорят, что заберут только почку, но мы-то с тобой знаем, что это вранье. Их убивают, забирают все, что им нужно, а потом подбрасывают трупы в университетский морг или куда-нибудь еще. Тебе не кажется, что это чудовища?

– Кажется. Но расследование веду я. А ты не встревай. Сотри эти записи, избавься от них. И подвозить меня не нужно, я возьму такси.

Мириам ушла, а Элена не сразу смогла найти свою машину на парковке. Слишком много эмоций обрушилось на нее за одно утро. В машине она включила компьютер и прослушала все, что было записано на вечеринке в театре Сервантеса. В этом материале не содержалось никаких конкретных данных или имен, ничего сенсационного. Однако в нем была какая-то зацепка. Элена пока не могла вспомнить какая, но не сомневалась в своей правоте. Прослушав всю запись, она нашла то, что искала, и сразу достала мобильный телефон.

– Марьяхо? Мне нужно, чтобы ты провела максимально секретное расследование. Найди имена всех игроков молодежной футбольной команды Альмерии. Один из них должен быть сыном гражданского гвардейца. Я хочу узнать его имя, но чтобы не осталось никаких следов.

По дороге в гостиницу она думала об Амире, о ее добром отношении к Сарате, о ее смирении перед печальной судьбой. Элена решила, что постарается ей помочь и отследит ее личное дело. Остановившись возле аптеки, она купила марлю и йод, чтобы обработать незажившую рану. Проделав все необходимые манипуляции, сразу же легла в постель. Перед ее мысленным взором проплывали разные картины: Сарате и Амира в Монровии, Сарате, бредущий по грязи, Сарате больной и, возможно, произносящий в бреду ее имя. Впрочем, скорее всего, он думал только об этом Сипеени. Наверное, именно этот человек убил его отца. Да, наверняка в бреду он думал только о нем, а не о ней, но единственное, что ее волновало, это иступленная одержимость Анхеля. Ей стало грустно, но она снова улыбнулась, представив себе Сарате, танцующего на африканской мессе, как неуклюжий слон.