Клан - Кармен Мола

В тот момент, когда Амира упала в море, вокруг творилось что-то невообразимое. Его собственная лодка едва не перевернулась, видимость стала нулевой, со всех сторон доносились крики, и вода много раз перехлестывала через борт, вымочив всех до последней нитки. Он не мог помочь Амире, и теперь на душе было тяжело, потому что эта женщина, тихая, добрая и решительная, вселяла в него надежду, она достала для него лекарство, она спасла ему жизнь. В этом он не сомневался. У нее был сильный характер, это помогло ей выжить в пустыне. Амира стала его ангелом-хранителем. Возможно, она черпала силы в планах на будущее, которые вынашивала еще вместе с братом. Но все ее мечты утонули в Средиземном море, и он не смог вернуть ей даже малой доли того, что она для него сделала. Он тоже хотел бы стать ее ангелом-хранителем. Но этого не произошло: взбесившееся, бурное море поглотило Амиру, а броситься за ней в воду означало лишь погибнуть самому.

Он был едва жив от усталости и холода, вода казалась ледяной. В какой-то момент он убедил себя, что всему пришел конец, но рулевому удалось восстановить контроль над лодкой и все-таки довести ее до бухты. Иммигранты ступили на землю измученные, изнывающие от голода и жажды. Они едва могли двигаться и все как один повалились на песок, не имея сил сделать больше ни шагу.

Родившая в море женщина безутешно плакала: во время бури волна вырвала у нее ребенка. Через несколько минут причалила лодка генерала. В ней сидел Марвин. Он тоже оказался жив.

К берегу приближались машины гражданской гвардии – Сарате насчитал сразу три. Ему посчастливилось заметить их на расстоянии шестидесяти-семидесяти метров, и он успел спрятаться за скалой. Принц подошел к гвардейцам и указал на четверых мужчин, которые плыли с ним в одной лодке. В том числе на Марвина. Их отвели к машине – черному пикапу с тонированными стеклами, стоявшему метрах в ста от пляжа. Как только все четверо в него сели, пикап сразу же уехал. Принц огляделся вокруг и сообщил, что не хватает одного пассажира, белого… Сарате испугался, что гвардейцы начнут прочесывать местность, но они лишь осмотрели ведущие в бухту тропинки. Остальных иммигрантов посадили в грузовики и увезли. Сарате прождал в укрытии еще несколько минут.

Он шел быстро, надеясь согреться. Иногда тропа под ногами становилась каменистой и скользкой из-за инея, потому что день выдался холодный, облачный и ветреный. Голые, тощие деревья, с которых все еще стекали капли дождя, казались карикатурами на него самого – до нитки промокшую жертву кораблекрушения. Добравшись до проселочной дороги, он шел по ней еще полчаса, а затем дождался на заправке первого же подъехавшего грузовика.

– Я еду в Мадрид. Подвезете?

– Мне так далеко не нужно. Я только до Лорки.

Водитель оказался добрым человеком, он подарил Сарате старый комбинезон, чтобы тот мог снять мокрую одежду, и, прежде чем высадить его на въезде в Лорку, угостил кофе с молоком и бутербродом. Оттуда Анхель добрался до Мадрида еще на трех грузовиках и в общей сложности потратил на дорогу часов двадцать. Конечно, он хотел бы отдохнуть, но дел предстояло много.

Парень продолжал колотить мячом по перекладине, но, похоже, не из удовольствия, а лишь потому, что поставил себе задачу попадать в нее снова и снова. Наконец явился Коста. Он пришел один. В последний момент Сарате вдруг испугался, что старый приятель может его предать, но этого не случилось. Коста остался его другом, надежным парнем.

– Зачем ты так вырядился? Смахиваешь на бомжа.

– Я вчера приплыл в Испанию на лодке. Не так уж и плохо я выгляжу… Сейчас не могу рассказать тебе все подробности.

– На лодке? Уж не знаю, во что ты ввязался, но тебя ищет весь белый свет. Говорят, ты убил коллегу по ОКА, Мануэлу Конте.

– Это был не я. Я был там, но стреляли в нас обоих, могли попасть и в меня… И Рентеро я не убивал.

– А Гальвеса?

– Гальвес убит?

– Он погиб в авиакатастрофе, причины пока выясняют. Самолет разбился на территории Франции. Похоже, профессия полицейского стала опасной.

– Всегда была.

Сарате не нужно было напоминать другу о своем отце. В долгие часы патрулирования он часто рассказывал, как тот погиб, и Коста понимал, что именно эта старая история не дает покоя его бывшему напарнику.

– Все это связано с ним, да?

– Да. Поэтому мне нужна твоя помощь.

– Пора бы тебе забыть…

Забыть? Конечно, пора, и жизнь тогда была бы гораздо проще. Кто знает? Возможно, он и полицейским бы не стал. А если бы и стал, то трудился бы спокойно в районном комиссариате, как Коста. Или поселился бы у Элены в ее квартире на Пласа-Майор и продолжил бы тянуть лямку, не испытывая никаких переживаний. Но он не мог забыть отца и данную самому себе клятву отомстить. Если Гальвес был тоже в этом замешан, чего Анхель не мог ни доказать, ни опровергнуть, то, раз погиб, туда ему и дорога. Он ничего не ответил другу.

– Я хотел попросить у тебя денег взаймы, но не знаю, когда смогу вернуть. Еще мне нужны одежда и машина. И мобильный телефон, пусть даже старый – это для либерийской сим-карты, мне достаточно только принимать звонки.

– Убеди меня, что я не окажусь под арестом за помощь человеку, который находится в розыске.

– Я бы с удовольствием, но не могу. И еще кое-что, Коста: я хочу узнать, где живет один журналист. Возможно, он уже на пенсии. Его зовут Хавьер Субигарай.

– Хорошо… Приходи через полчаса к выезду из моего гаража. Там все получишь.

Коста жил достаточно близко, в новом микрорайоне на улице Витерико. Он снял здесь квартиру после развода с женой, которая вместе с дочерьми осталась в их прежней квартире на проспекте Побладос. Через полчаса, как и обещал, Коста выехал из гаража на своей «Дачии Сандеро». Передавая Сарате ключи и дорожную сумку, он пояснил:

– Там две пары брюк, рубашки и свитер. Еще найдешь в сумке несессер со всякой нужной ерундой, которую обычно бесплатно дают в гостиницах. На заднем сиденье есть куртка. По поводу того журналиста: времени на поиски было мало, так что успел только узнать, что местом регистрации Хавьера Субигарая является муниципалитет Бриуэга, в Гвадалахаре. Ты этим обойдешься?

– Придется обойтись.

Коста вручил Сарате конверт с тысячей евро.

– Больше дать не могу. И не спрашивай, откуда у меня дома