Современный зарубежный детектив-15. Книги 1-16 - Рада Джонс

загрубевших пропитых реднеков[188] с пивным животом, но он не хотел рассказывать, иначе рисковал превратиться в одного из них. Люди его возраста приравнивали военных к серийным убийцам, их настроение мгновенно менялось, когда он говорил, что недавно вернулся с Ближнего Востока. Работа, на которую он мог рассчитывать, была паршивой и низкооплачиваемой. Он поработал барменом, помощником шерифа, продавцом в оружейном магазине, но нигде так и не прижился. Снял квартиру и съехался с девушкой, но их шаткие отношения, построенные на сексе и взаимных претензиях, быстро дали трещину и почти сразу развалились. Она упрекала его за то, что он не мог в себе изменить: за беспричинное уныние, за вспышки агрессии, за холодность, за то, что кроме секса он ничего не хотел и не мог ей дать. Он ее – за приставучесть, за пустую болтовню и необоснованную ревность. В его смены в баре возле стойки всегда вились хорошенькие провинциальные дурочки, заприметившие, что вернувшийся с войны Джеймс Нортвуд, которого они, так или иначе, знали, теперь «раздавшийся в плечах красавчик с темным, притягательным взглядом». Они надевали майки с глубокими вырезами и короткие юбки. Девушка ревновала, потому что сама была такой, пока не затащила его в кабинку туалета после закрытия.

Когда они расстались, Джеймс уже почти решил, что самым верным решением будет вернуться на Ближний Восток. Но бывший сослуживец, Питт Кросман, предложил ему работу в департаменте полиции Сиэтла. Джеймс был самым взрослым из офицеров отдела по борьбе с сексуальными преступлениями. Поначалу его работа состояла из патрулирования улиц, мелких столкновений с наркоманами, торгующими телом за дозу, отловом проституток и сутенеров. Он выполнял работу строго по уставу, всегда прислушивался к лейтенанту и готовился, чтобы сдать экзамены на детектива, но он все же продолжал тонуть. Затем, когда Джеймс Нортвуд получил звание детектива и его стали подпускать к расследованиям, с ним случилась Мэдди. Он любил ее, хотя долго не мог себе в этом признаться. Любил и в ее спасении находил свое собственное – сквозь воду, откуда-то сверху, его коснулся свет. Она была его светом, и Джеймсу было наплевать на смешки и издевки от коллег, от тех, кто знал о прошлом Мэдди. До тех пор, пока он не сцепился со своим напарником Джорданом Россом. До Мэдди Джеймс никогда не задумывался о семье, но с ней ему хотелось чего-то большего. К ней, обманутой девчонке, которую эксплуатировали как секс-работницу, у него были серьезные намерения. Джеймс хорошо помнил день, когда решил, что женится на ней. Расследование Сент-Джозефа было в самом разгаре. Ему ежедневно приходилось сталкиваться со смертью, но, когда он, измученный и лишенный способности чувствовать, возвращался домой, его ждала она. Мэдди. Ее медовые поцелуи с порога, теплая кожа, хранящая южный загар на плечах, и запах дома от ее одежды возвращали его к жизни каждый раз, когда он в этом нуждался. Наконец, спустя столько времени, когда круги на воде разгладились и надежда на спасение растворилась в мелкой ряби, с него сползла форма вместе с тяжелым обвесом, из рук выскользнула винтовка – его лицо показалось над водой, и Джеймс смог сделать вдох. Она была его искуплением за все то, что он сделал, за то, что обагрил руки кровью, которая никак не отмывалась, сколько бы он их ни тер. Видя смерть каждый день, с Мэдди Джеймс думал о жизни. Поэтому он предложил перестать предохраняться и купил для нее кольцо. Ее похоронили в белом платье и с кольцом на безымянном пальце левой руки. Мэдди отняли у него. Джеймс не сумел ее спасти, как и себя самого. В который раз? Груз вины давил на него, он продолжал тонуть.

Пока на пороге его дома не появилась Грейс. Она цепко схватила Джеймса за руку и потянула что было силы. Ей одной он был готов рассказать, что произошло, как на самом деле ему удалось вырваться из плена. Потому что был уверен, что она единственная, кто выдержит это и примет его без колебаний. Он не боялся ее сломать. Джеймс был уверен, что это невозможно. События, к которым он мысленно возвращался так часто, как это было возможно, намеренно причиняя себе боль, определили его дальнейшую жизнь. Джеймс знал, что она стойко вынесет правду о нем, какой бы ужасной она ни была, как бы ни пугала его самого.

После смерти Мэдди он вел себя отвратительно, отталкивая близких людей. Он почти не звонил матери. Если она звонила сама – грубил ей, а слыша в ее голосе слезы, чувствовал себя еще более отвратительно, чем раньше. Он не говорил с родителями Мэдисон, даже на похоронах ими занималась Грейс. Они оба, мистер и миссис Саливан, смотрели на него, как на Бога, как на Спасителя, с тех пор, как Мэдди познакомила его с родителями. Они доверили ему самое дорогое, что у них было, но он подвел их.

Мэдисон нечасто говорила о приемных родителях, но, когда заговаривала, Джеймс чувствовал в ее голосе отстраненную холодность. Он все не мог понять, откуда в ней это непринятие. Саливаны взяли ее, когда им было за сорок. Их родная дочь пропала без вести, ей было тринадцать. Когда мистер и миссис Саливан задумались о приемном ребенке, они съездили в один из приютов Вашингтона, в Спокане, и, увидев маленького белокурого ангелочка, словно сошедшего с рождественских открыток, поняли, что без нее они не уедут. Их долго проверяли, выясняя, что именно случилось с их родной дочерью, чтобы убедиться, что малышке с ними не будет хуже, чем в приюте или с женщиной, которая ее родила. Затем руководитель приюта долго готовила документы, и спустя пару месяцев Мэдди оказалась в их доме. Когда ей исполнилось восемнадцать, приемные родители рассказали ей правду, а еще год спустя Мэдди нашла в родительском сейфе фотографии девочки, от рождения и до подросткового возраста, на которую была немыслимо похожа. Рассматривая фото первые несколько секунд, Мэдди думала, что на снимках ее собственное лицо. Пока не поняла, что у девочки на фотографиях глаза темные, совсем непохожие на ее светло-голубые. Среди фотографий Мэдди нашла вырезки из газет, листовки с информацией об исчезновении Мэдисон Саливан.

Родители Мэдди пытались слепить из приемной дочери не просто копию родной, они дали ей имя пропавшей девочки. И сколько бы она ни пыталась выяснить свое настоящее имя, Саливаны были непреклонны. Даже перед самым своим уходом, когда Мэдди сказала, что останется, если они расскажут ей действительно всю правду, они молча наблюдали