Читатель предупрежден - Джон Диксон Карр

Синтия Кин закашлялась, но ее голос прозвучал на удивление чисто:

– Ничего у тебя не выйдет.

– Почему это, дорогая?

– Потому что с балкона за нами наблюдают, – сказала Синтия. – И что бы ты там обо мне ни говорила, у меня еще осталось немного скромности. Я развязала почти все твои чертовы узлы и теперь могу дотянуться до своего неглиже. Но они могли хотя бы предупредить, что меня ждет.

– Ладно, ребята, – сказал Г. М. своим обычным тоном.

Он распахнул окно, отодвинул занавески и тюль в сторону и вошел в комнату.

Глава двадцатая

– Да, – сказал Г. М., поднося к свету высокий стакан и разбалтывая в нем сахар, – я тебе все расскажу, сынок. Мы с Мастерсом могли бы сделать это и раньше, но боялись, как бы ты не проболтался девчонке, хоть и не нарочно. Но ты имеешь право обо всем узнать. Это очень простая история, сынок.

– А расскажете о методе убийства, которое можно повторить в домашних условиях с помощью двух наперстков и куска мыла? – поинтересовался Сандерс.

Г. М. кивнул, а старший инспектор Мастерс усмехнулся.

Они засиделись до рассвета в кабинете Г. М., который находился на самом верхнем этаже здания в конце Уайтхолла. Несколько часов телефон звонил не переставая, и Г. М. снова и снова веселым голосом отдавал распоряжения. В кабинете за последнее время ничего не изменилось: тот же широкий рабочий стол, та же лампа на гнущейся ножке, тот же железный сейф с бутылками и стаканами.

– Хм, – протянул Г. М., шмыгнул носом, отхлебнул из стакана и выпустил клубы дыма, окутавшего мундштук его черной трубки. Причем проделал он все это на удивление быстро и проворно. – Только и нужно было сесть и хорошенько подумать, как нам стало известно главное. А именно – что человек может быть одновременно мертвым и живым и существует только одна медицинская или физиологическая причина для такого состояния. Когда я рассказал об этом Мастерсу, он отреагировал очень бурно, но это в самом деле так. – Г. М. задумался. – Будет лучше, если я расскажу тебе обо всем с самого начала этой истории, с вечера прошлой пятницы. Хилари Кин… Что ж. – Он взглянул поверх очков. – Мы не будем много о ней говорить, но все, что она сказала, правда. Она заявила, что это было практически неизбежно, поскольку все вели себя в соответствии со своими характерами. Именно так и обстояло дело. Теперь я хочу, чтобы ты мысленно снова перенесся в Форвейз, в оранжерею, к фонтану, в семь тридцать вечера прошлой пятницы. Перед тобой словно чистый лист бумаги: мертвые все еще живы, и все должно повториться заново. Пенник делает громкое заявление о том, что Сэм Констебль, возможно, умрет до восьми вечера. Но что сказал Пенник на самом деле? Действительно ли в тот момент он объявил, что убьет его? Вовсе нет! Кто-нибудь истолковал его слова как намерение совершить убийство? Нет! Вы играли в чтение мыслей. Поэтому Хилари Кин тут же спросила: «Кто-то замышляет убийство мистера Констебля в самое ближайшее время?» И Пенник с улыбкой кивнул и ответил: «Возможно». Вы все тогда интерпретировали это заявление, исходя из собственных наклонностей. Никто не подумал о Пеннике как о возможном убийце, и поэтому все пришли в такой ужас впоследствии, когда он хладнокровно объявил, что на самом деле имел в виду. Вы все решили, что кто-то еще в доме планирует убийство мистера Констебля, а Пенник смог прочитать его преступные мысли. Так все и было?

Сандерс кивнул.

– Верно, – признал он и снова вспомнил жаркую душную оранжерею.

– Хорошо. И как отреагировали хозяева дома? Сэм и Мина Констебль? Попытайся вспомнить. Я слышал, что Констебль был законченным ипохондриком, поэтому сначала подумал о приступе, а потом ему – раньше всех остальных – пришла мысль об убийстве. Он сразу вспомнил старую идею, которую уже много раз высказывал, о том, что молодая и привлекательная жена может его убить. В действительности он не считал, что она на это способна. Однако относился к тому сорту мужчин, которые любят устраивать такие эксперименты над своими женами. В его словах было три четверти шутки и одна четверть предостережения – не играть с ним в такие игры. Во всех своих высказываниях он постоянно сворачивал на эту тему. Даже предлагал варианты убийства: «Мина сведет меня в могилу своей привычкой все ронять». Или уже более прямолинейно: «Она меня убьет и выставит все как несчастный случай, как в той истории, о которой писали в газетах». Ха! Они оба понимали, о чем идет речь, поскольку тот случай был описан в статьях из альбома Мины. И вот, пока он с укором глядел на нее, о чем, по твоему мнению, думала его жена? Она уже слышала все это прежде. У нее было богатое воображение, она не до конца оправилась от последствий малярии и шарахалась от каждой тени. И просто боготворила этого старого хрыча. Поэтому она думала нечто вроде: «Бедный старый Сэм считал, что я могу его убить. Разумеется, я никогда бы так не поступила. Но ведь я могла сделать это ненамеренно». Тогда она поверила в Пенника с лихорадочной одержимостью. И восприняла его пророчество на свой счет. И у нее появилась эта ужасная мысль: «Если я его убью, меня повесят». Очень плохая мысль.

– А Пенник?

– Пенник нес ответственность за все. Играл роль эдакого бога из машины. И он оказался гораздо более сильной личностью, чем вы все думали. Сумел собрать компанию самых обычных вздорных людей, и после того, как закончил «читать» твои мысли, вы все начали думать о том, о чем вам не следовало думать. Ты, мой дорогой друг, решил, что тебе больше нет никакого дела до Марсии Блайстон. У Хилари Кин зародились неприятные мысли относительно ее мачехи. Сэм Констебль стал бояться, что жена убьет его. А Мину Констебль начал мучить страх, что она действительно способна на убийство. Эмоциональное давление оказалось слишком сильным. Рано или поздно должен был прогреметь взрыв. И это случилось. В семь тридцать Констебли удалились в свои комнаты, чтобы переодеться. И этой женщине с трясущимися руками и пугливым воображением пришлось готовить Сэмюэлю ванну и застегивать запонки на манжетах. Еще внизу он успел намекнуть, что она может убить его, даже когда будет одевать. Представим, что она это сделала? Предположим, что у нее было подсознательное – боже мой, как