Искатель, 1999 №5 - Олег Суворов

сегодня или завтра день рождения. Надо, надо поздравить старого друга, — и Донецкий, приняв сосредоточенный вид, принялся нажимать кнопки телефонного аппарата. Не с первой, но с третьей попытки непослушному пальцу полковника удалось выстроить клавиши в нужный ряд.

— Здорово, Зубатыч, как ты там, хрен старый? — поприветствовал он приятеля. — Узнаешь, кто звонит? Надо же, а я думал, ты уж так наотмечался, что самого Степашина не узнаешь… Ну, поздравляю тебя с рождением, подарок за мной… Супруга нормально? А как же не помнить, я все помню… Встретиться? Ну это само собой — как будешь свободен, так сразу и звони.

Гринев принялся строить гримасы, пытаясь привлечь внимание соседа, но тот не обращал на него ни малейшего внимания.

— Да… да… ну а как же? Еще бы! Все путем, и органы на страже! Хохма? Ну, давай, рассказывай… Гагарин, разумеется… — после этого Донецкий пару минут слушал, затем еще пару минут смеялся, затем простился и положил трубку.

— Почему же вы не рассказали ему о моем деле? — рассердился Гринев.

— Да говорю тебе, все это ерунда, — благодушно заверил полковник. — Давай еще посошок на дорожку.

Однако сосед решительно отказался и встал.

— Так что мне делать, если эти ребята опять появятся? — уныло осведомился он, уже стоя в дверях.

— Заходи опять — разберемся, — бодро пообещал «Соловей МВД».

Глава 4. Ночной рейд

Хохма, так развеселившая Гавриила Донецкого, состояла в следующем.

— Ты знаешь, кто был первым космонавтом? — спросил его начальник УВД N-ского административного округа полковник Зубатов.

— Гагарин, разумеется.

— Нет, совсем не он. Я раньше тоже так думал, но мне тут ребята подсказали… Кто первым живьем вознесся на небо? Иисус Христос! Значит, он и был первым космонавтом… А на Пасху надо отмечать и День космонавтики. Ну, бывай здоров, спасибо, что вспомнил, — Зубатов положил трубку и с самым довольным видом обратился к двум оперативникам, сидевшим в его кабинете. — Знаете, кто мне звонил? Сам Гавриил Донецкий, знаменитый писатель!

Хотя Швабрина и Тулембеева трудно было заподозрить в пристрастии к чтению, их физиономии отразили почтительность и восторг. Это понравилось Зубатову, и он царственным жестом налил каждому по пол стакана дорогого кизлярского коньяка. Бутылка была одной из трех, составлявших подарочный набор. Именно этим роскошным набором, а также скромным конвертом, в котором лежало энное количество стодолларовых купюр, молодые милиционеры поздравили своего почтенного начальника.

Приземистый, коренастый, красномордый полковник с хриплым рыком и мутными глазами при первом знакомстве очень напоминал знаменитого салтыково-щедринского градоначальника, в голове которого играл органчик с двумя словами: «Не потерплю!» и «Разорю!» Словарный запас полковника Зубатова был заметно богаче, однако целиком состоял из так называемых непечатных выражений. Несмотря на всю свою очевидную «держи-мордность», полковник Зубатов был непотопляем. В свое время он оказался замешан в крупном политическом скандале, когда представитель одной финансово-промышленной группировки «попросил» полковника окунуть «мордами в снег» охранников его конкурента, причем все это происходило в самом центре Москвы, в непосредственной близости от Кремля. Зубатов с таким рвением выполнил поручение, что собственноручно сломал руку шоферу. Однако могущественные покровители не подвели. Мало того, что дело не дошло до суда, — Зубатова сделали начальником одного из отделений милиции, находившихся на юго-западе столицы.

Через какое-то время местные жители, прозвавшие это отделение «филиалом гестапо», засыпали прокуратуру жалобами на зверства его подчиненных — и что же? В результате проведенной проверки полковник ушел на повышение — теперь его сделали начальником УВД всего N-ского округа.

Швабрин и Тулембеев являлись «правой» и «левой» рукой полковника Зубатова еще в те времена, когда он возглавлял их отделение. В данный момент они явились к нему с тройной целью — во-первых, поздравить, во-вторых — вручить заветный конверт, в-третьих, пожаловаться на «злобную мурку» — именно так они окрестили между собой следователя МУРа Прижогина.

С ходу употребив полбутылки дареного коньяка, Зубатов небрежно выслушал жалобы своих приспешников, суть которых сводилась к одной фразе: «Копает под нас, сволочь!» — после чего заявил им следующее:

— Не бойтесь, ребятки, ни хрена у него не выйдет. Впрочем, пока я не поговорю с батяней, не рыпайтесь и ведите себя хорошо. И никакой самодеятельности, сукины дети!

После этого повеселевшие оперативники помогли полковнику прикончить коньяк, а затем доставили его на служебной машине домой. Кстати сказать, Зубатов сожительствовал с одной на удивление симпатичной дамой, с которой его связывала давняя история. Если бы эта дама, кроме своей привлекательной внешности, имела хоть какой-то характер, а не была вялой и равнодушной, как полусонная рыба, то эта история могла бы стать украшением криминальной хроники, а тогдашний подполковник Зубатов так никогда бы и не стал полковником.

Дело в том, что муж этой женщины был посажен в тюрьму по ложному обвинению именно Зубатовым, хотя сама дама об этом ничего не знала. Подполковник так усердствовал, заставляя арестованного сознаться в том, чего он не совершал, что сделал его инвалидом. Пока этот несчастный находился под следствием, Зубатов познакомился с его женой и, в лучших традициях классических мерзавцев, принялся ее шантажировать. В конце концов, поверив или сделав вид, что верит, дама согласилась разделить с подполковником супружеское ложе в обмен на его обещание «вытащить мужа из тюряги». Разумеется, Зубатов, которому очень понравилась красивая и покорная возлюбленная, сделал все возможное, чтобы ее мужу «навесили» максимально возможный срок. Через полгода он умер в колонии, а Зубатов, получивший к тому времени звание полковника, покаялся перед вдовой в том, что «так ничего и не смог сделать!», К тому времени их связь стала уже настолько прочной и привычной, что дама, полностью смирившись со своей участью, согласилась оформить их отношения официально. И даже когда один из общих знакомых рассказал ей всю правду, она не убила полковника, не подала на него в суд, а продолжала разделять с ним постель, равнодушно внимая его похотливо-потному сопению, стирала форменные рубашки и готовила завтраки, обеды, ужины…

Группа немедленного реагирования в составе старшего лейтенанта Швабрина, лейтенанта Тулембеева и сержанта-водителя осуществляла ночное патрулирование района, медленно перемещаясь по Амстердамскому проспекту. После недавней встречи с полковником Зубатовым оба оперативника были слегка навеселе, поэтому узколицый и тонкогубый сержант посматривал на них с откровенной завистью.

Время было около одиннадцати часов вечера — прохладного, ясного и тихого вечера самой вдохновенной поры года — «бабьего лета». Воодушевленные коньяком и погодой, оперативники зорко посматривали по сторонам. Первым заметил будущую жертву старлей Швабрин.

— А ну-ка притормози, — скомандовал он водителю, указывая на одинокую мужскую фигуру, неуверенно колыхавшуюся вдоль проспекта. — Кажись, наш клиент.

Сержант