Искатель, 1999 №5 - Олег Суворов

— Порядок, — радостно заявил он, садясь на переднее сиденье. — Вот что значит все умело организовать — приехал, пообщался с бригадиром, взял, уехал. И не надо гоняться за наркодилерами по всем переулкам, отлавливая их по одному как тараканов. Главное — наладить систему, тогда и порядок гарантирован.

— Сколько сегодня? — перебил его разглагольствования Швабрин.

— Как всегда, — отвечал напарник, доставая конверт и заглядывая внутрь.

В этот момент снова заработала рация.

— Где вы находитесь? — спросил дежурный оперчасти.

— У метро «Нахимовский проспект».

— По Азовской улице в вашу сторону движется бежевая «девятка». Номерной знак — Ша девяносто семьдесят восемь эм тэ. На требование постового милиционера остановиться не реагирует. Ваша задача — организовать преследование и задержание.

— Все понял, сделаем.

Все трое дружно повернули головы влево и замолчали.

— Вон он, — первым заметил Тулембеев. — Прямо посреди дороги шпарит!

Выражение «шпарит» было не совсем точным — «девятка» двигалась неуверенно, периодически вихляя задом, словно пышнобедрая путана. Преследование проходило недолго, но азартно — оперативники наперебой подбадривали сержанта Хмырюгу, а Швабрин даже достал свой «Макаров» и приготовился стрелять по колесам.

Впрочем, это оказалось излишним — проскочив ярко освещенный Парижский проспект, «девятка» запетляла по каким-то темным переулкам, а затем, заметив преследование, попыталась скрыться во дворах. В одном из них стояло несколько «ракушек», и водитель «девятки», не сумев проскочить между ними, врезался в одну из них словно «Титаник» в айсберг. Жестяной грохот сотряс округу, после чего немедленно сработала чья-то сигнализация.

Через секунду оба оперативника с «Макаровыми» наперевес уже рвали дверцы «девятки». Схватив за плечо пьяного до изумления водителя, Швабрин выбросил его под колеса собственного авто, уперся в спину коленом и приставил пистолет к голове.

— Не дергайся, падла, пристрелю.

Обходя машину с другой стороны и на ходу доставая наручники, спешил Тулембеев.

— Вы чего, обалдели?

— А это ты видал? — и Тулембеев потряс наручниками перед лицом пьяного примерно так же, как любящая мать трясет погремушкой перед лицом своего розового младенца.

— Вы кто? — изумился задержанный.

— Чип и Дейл, — сострил Швабрин, отвешивая ему оплеуху. — А вот ты кто, мудило?

— Не имеешь права бить, у меня депутатская неприкосновенность, — пробормотал пьяный.

Через минуту он был поставлен на ноги, закован в наручники и раскорячен на капоте своей «девятки», в то время как оперативники проворно обшаривали его карманы. К их глубокому разочарованию, оружия или наркотиков не оказалось, зато было извлечено служебное удостоверение помощника депутата Госдумы от комично-знаменитой фракции.

— Тьфу, черт!

Швабрин был так раздосадован, что уже поднял было руку для новой оплеухи, но передумал. Пьяный зажмурил глаза в ожидании удара, но так и не дождавшись, чуть-чуть приподнял веки.

— Кончай лечить, ребята, я уже протрезвел!

Старший лейтенант запросил по рации, не числится ли данная машина в угоне, но, увы, «девятка» оказалась «чистой». Разочарование оперативников объяснялось довольно просто — одно дело «вождение автомобиля в нетрезвом виде» и совсем другое — «незаконное хранение оружия», наркотики или угон. А тут еще это чертово удостоверение… Впрочем, пришлось удовольствоваться тем, что «Бог послал». Тулембеев сел за руль «девятки», водителя в наручниках посадили рядом со Швабриным, и обе машины направились в отделение.

Остаток ночи прошел спокойно. В девять утра, едва сдав смену, Швабрин мгновенно «нажрался» в бытовке отделения до такого состояния, что Тулембееву пришлось вести напарника домой на служебной машине.

Глава 5. Физиогномика

Ни один любящий, благоразумный отец не отдаст свою юную дочь в жены человеку с бегающими, похотливыми глазками, вечно потными руками и низким лысеющим лбом, прикрытым неопрятными сальными волосами.

Ни один разумный вкладчик не отнесет свои кровные сбережения в финансовое учреждение, возглавляемое упитанным, гладколицым человеком в роговых очках на толстом носу, тем более если этот человек больше всего на свете любит собственные портреты и бабочек.

Ни один мало-мальски заботящийся о своем физическом здоровье человек не станет употреблять водку, на этикетке которой изображен напыжившийся неуемный болтун в картузе, равно как и ни один заботящийся о своем душевном здоровье человек не станет этого болтуна слушать.

А кто из желающих спасти свою жизнь или поправить здоровье доверится врачу с мутным взором, слюнявым ртом и развязными манерами? Какой здравомыслящий избиратель, надеющийся на лучшее будущее, станет голосовать за косноязычного начальника старой номенклатурной закалки с двойным подбородком, мешками под глазами и брезгливым выражением холеного лица?

Порою кажется, что природа намеренно позаботилась о том, чтобы люди не слишком часто ошибались в своих избранниках, наделив их столь характерными чертами. Впрочем, главное все же не в чертах лица, а в выражении глаз и умении смеяться. Лицо можно исправить — на этот случай существуют косметологи и имиджмейкеры, но подделать выражение глаз — это изменить собственную душу. Поэтому бойтесь глаз пустых и надменных, лукавых и злобных, оловянных и бегающих! Что касается смеха, то это еще одна возможность заглянуть в душу. Именно поэтому самые надменные и жестокие тираны никогда не смеются. А что можно сказать о душе вечно угрюмого человека, который никогда не смеется, но всегда криво, исподлобья ухмыляется? Какие стремления таятся в душе человека, который не улыбается, а лишь растягивает лицевые мышцы, имитируя добродушную улыбку? Или в душе человека, брызгающего слюной и смеющегося истерично, как пьяная женщина?

Короче говоря, не стоит пренебрегать физиогномикой, которая с большой долей вероятности позволяет предположить заранее, чего можно ждать от низколобых и тонкогубых, широконосых и скуластых, толстолобых и ушастых.

Но увы! Московский городничий толи вообще не знал о существовании физиогномики, которую лекторы партийного просвещения когда-то клеймили как «лженауку», то ли сознательно ею пренебрегал, опасаясь примерять ее выводы на собственный — сияющий от обилия гладкой поверхности — облик. Возможно, именно поэтому он доверил безопасность восьми миллионов горожан человеку с седым ежиком волос, узколобому и узкоплечему, с большими, плотно прижатыми к длинному черепу ушами. Смеяться он вообще не умел, никто и никогда не видел его смеющимся. Бесформенный нос, сухие губы и злобные глаза дополняли портрет. Кстати, о портрете. Если бы этот человек совершил преступление и сыщики взялись составлять его словесный портрет, то характерная внешность заметно бы облегчила им эту задачу. Однако составлять фоторобот генерал-полковника МВД Никодима Трофимовича Деркача, занимавшего должность замначальника столичного ГУВД, не было никакой необходимости — его фотографии нередко появлялись в столичных газетах, особенно в репортажах с заседаний столичного правительства.

Вот и сейчас он выступал на одном из таких заседаний и, чувствуя ободряющее внимание мэра, сидевшего в президиуме, старался вовсю.