Современный зарубежный детектив-7. Компиляция. Книги 1-19 - Ребекка Занетти

не про меня – я не смогла бы притянуть магнит, даже если бы была холодильником. Хотя это все про меня прежнюю. Не надо зря себя обнадеживать, но и паниковать тоже не нужно. Глубокий вдох.

– Ты, должно быть, один из тех людей, способных организовать суперобслуживание, – говорю я, прежде чем откусить кусочек.

– Если под этим ты подразумеваешь умение добиться золотистого оттенка кукурузного поля в октябре на закате, то да, осмелюсь сказать, что я такой и есть.

Он поворачивается вправо, балансируя палочкой у горящих углей и медленно вращая ее. Костер трещит. Хрустит ветка. Воцаряется тишина, которую с каждой секундой я ощущаю все болезненнее. Скажи что-нибудь. Не важно что. Не глупи.

– У меня есть теория насчет таких, как ты, – говорю я.

– Хорошо. Валяй!

– На самом деле ты никогда не пробовал жженый маршмеллоу. Ты заранее убежден, что это невкусно.

– Я не стану ни подтверждать, ни опровергать твои слова. Подгоревшие бутерброды предназначены для людей, не искушенных в искусстве запекания.

Я заканчиваю жевать, и мое сердцебиение замедляется. Эдриан словно пытается снять напряжение.

– Если бы ты пробовала, то знала бы, что шоколад и крекеры «Грэм» практически полностью стирают вкус подгоревшего зефира, а внутри зефир остается неизменным.

– Я тебе не верю. Ты врешь.

Прежде чем я успеваю усомниться в своих силах, я бросаю его чудесно подрумяненные зефирки в огонь, где они быстро загораются. Он поднимает их и дует на них. Вместо того чтобы что-то сказать, он надувает губы, как сердитая рыбка. Очаровательная сердитая рыбка.

– Я думаю, тебе придется их попробовать.

Я невинно пожимаю плечами и предлагаю два набора готовых крекеров и шоколад. Это что, флирт? Все ли я делаю правильно?

– Подгоревшая еда должна быть лучше, чем никакая, верно?

Он подозрительно смотрит на свой почерневший кусочек зефира, прежде чем откусить, и тут же морщит нос:

– Я был неправ. Совершенно неправ. Чем больше, тем лучше. Этот отвратительный привкус гари перечеркивает весь остальной вкус.

– Да нет, это действительно так. Но теперь у меня есть еще две порции.

Я откусываю от второй и протягиваю ему руку, чтобы он взял оставшуюся часть.

– Отлично сыграно, Столл. Отлично сыграно.

Пока он тянется за новым зефиром, миссис Сандерсон взбирается на большой пень и призывает нас к вниманию. Прошло меньше суток, а все уже научились немедленно замолкать.

– Поскольку наш первый вечер подходит к концу, мы хотим, чтобы вы поразмышляли о своем прошлом и помечтали о будущем. Мистер Гаттер раздаст каждому из вас небольшой камень, лист бумаги и фломастер. И прежде чем мы вернемся в дом на ночь, я попрошу вас написать на листе бумаги то, о чем вы больше всего сожалеете, а на камне – свое самое сокровенное желание.

Она делает паузу, и теперь лишь треск огня нарушает тишину.

– Это конфиденциально. Никто не узнает об этом, поэтому, пожалуйста, будьте честны. Когда закончите, положите оба предмета вот сюда, друг на друга.

Она указывает на большой пень у себя под ногами. Некоторые люди задумчиво переворачивают камни и бумагу. Кто-то достает фломастеры и сразу же принимается за дело. Другие же направляются к миссис Сандерсон.

Мое сожаление и мое желание. Камень и бумага лежат в моих руках, и бумага почему-то кажется тяжелее. Я откладываю ее в сторону и нахожу самую гладкую сторону камня. Мое желание. Я хочу получить стипендию, чтобы поступить в колледж. Я хочу, чтобы меня приняли в классную писательскую программу. Я хочу вырасти, выйти замуж и когда-нибудь завести детей. Но это все, чем я хочу заниматься. Но не то, кем я хочу быть. Я хочу быть той девушкой, которой я притворялась несколько минут назад: уверенной в себе, очаровательной, чувствующей себя комфортно. Я хочу быть кем-то другим. Кем-то, кто не останется не замеченным в борьбе за награду. Кем-то, кто не останется в стороне, в то время как ее сестра отправится учиться в лучший колледж. Тем, кого нельзя игнорировать или попросу забыть.

Я открываю фломастер и пишу слово, которое стучит у меня в висках: «Разыскивается».

У меня перехватывает дыхание, когда я представляю, каково по-настоящему испытать это. Без сомнения, знать, что я нужна. Моим родителям, парню, друзьям. Что кто-то нуждается во мне.

Но вот в моих пальцах оказывается крошечный клочок бумаги. Я исписала множество страниц, а сейчас мне нужно просто найти одно слово, чтобы заполнить этот лист.

Одно слово, которое способно выразить мое величайшее сожаление.

Несколько вариантов сразу всплывают на поверхность: не поехала в творческий отпуск с Эрикой и позволила Зои заменить себя. Не навестила бабушку Пэтти еще раз, прежде чем она умерла.

И я действительно сожалею, что все это произошло, но я никак не могла повлиять на ход событий. Я сожалею о том, что сейчас мне нужно это записать. Мысли об этом скапливаются где-то внизу живота, вызывая приступ тошноты. Но здесь, в темноте, где за моим плечом только мягкий свет костра, я чувствую, что во мне есть силы, чтобы справиться с наваждением.

Матео.

Одно слово, точнее, имя на белом листе бумаги. Пятно на том, кто я есть, кем я хочу быть.

Я кладу листок под камень на пне, чтобы не было видно надписи. Поверхность пня заполнена клочками бумаги, которые соприкасаются, накладываются друг на друга и соединяются вместе. Ни одно сожаление не выглядывает наружу, но они есть, скрытые под нашими желаниями.

Свет костра мерцает на словах, неровно нацарапанных на неровных камнях: «Любовь», «Идентичность», «Знание», «Будущее», «Прощение», «Надежда».

Я чувствую связь с каждым из них. Все они – части пазла, который я хочу собрать. Есть шанс, что я не так одинока, как себе представляла.

После того как все разложили бумажки и камни, миссис Сандерсон продолжает:

– В первый день сборов мы открываемся. Мы позволяем другим узнать, кто мы такие. На второй день мы сосредоточимся на том, чтобы вспомнить, откуда мы пришли, что сформировало нас. Мы признаем свое прошлое. Наши желания часто ощущаются как камни, которые давят на нас, как бремя, которое мы несем и которое со временем становится все тяжелее. Мы так заняты тем, что пытаемся скрыть свои сожаления, что можем забыть о камнях.

Она вынимает из огня веточку, кончик которой разгорается маленьким язычком пламени.

– Иногда нужна искра, чтобы освободиться от прошлого и сосредоточиться на том, чего вы хотите больше всего. Вы этого достойны.

Все замолкают. Огонь трещит. Миссис Сандерсон опускает палочку и дотрагивается до одного из листов бумаги. Пламя разгорается, пожирая сначала края,