Современный зарубежный детектив-7. Компиляция. Книги 1-19 - Ребекка Занетти

а затем и всю белизну листа, пока окончательно не растворяется в темноте ночи. Огонь распространяется, облизывая каждый уголок чьих-то сожалений. Через несколько минут огонь переползает с одного конца пня на другой, оставляя только наши желания.

Разыскивается.

Когда ты ребенок,

у тебя ободраны коленки

и выпадают зубы. Ты катаешься на велосипеде и прыгаешь в воду с трамплина.

По твоему подбородку стекает вишневое мороженое. Санта

реален, как и

бугимен.

Что может быть хуже, чем это?

Когда ты вырастаешь,

решения становятся взвешенными, а сердца

разбиваются. Ты кричишь

на концертах и плачешь

в душе. Ты учишься

водить машину и любить.

Ты знаешь, что в конце концов

все должны умереть.

Но это, возможно, не самое худшее, что может случиться.

Глава 11

Грейс

28 апреля

Мы с Физзи пробегаем мимо полицейской машины, распахиваем входную дверь и, запыхавшиеся, врываемся в дом.

– Мама? – Я бросаю поводок Физзи.

Отец выходит из кухни, его лицо бледное и осунувшееся, взгляд отрешенный и пустой. Мама плачет за кухонным столом, закрыв лицо дрожащими руками. Детектив Говард стоит на кухне с офицером Джонсом, напряженно держась за ремни на талии. Они кажутся огромными рядом с маленьким стулом, на котором Мэдди делала уроки, и могут удариться головой о све- тильник.

– Вы нашли ее? – спрашиваю я.

Детектив Говард дважды кивает, прежде чем мой мир рушится навсегда.

– Мне жаль. – Я слышу это в его голосе, вижу это по вздрагивающим плечам мамы, чувствую это по отсутствию папы рядом со мной.

Мэдди мертва.

У меня подгибаются колени, и детектив Говард бросается вперед, усаживая меня на стул рядом с мамой. Он просит второго полицейского принести мне воды, но это не помогает.

Воспоминания о том, как и где я оставила ее, оказались бесполезными. Уже ничто не поможет.

Мэдди мертва.

Часть меня знала, что это возможно. Конечно, так оно и было. Но я пыталась игнорировать мысли об этом, притворяясь, что могу что-то предотвратить или изменить. Даже зная, что это правда, реальным мне это никогда не казалось.

Мэдди мертва?

Голос детектива Говарда мягок и ненавязчив:

– Кто-нибудь связывался с вами после того, как вы выписались из больницы? – Он наклоняется ко мне. – Кто-нибудь, с кем у вас не было дружеских отношений в прошлом?

От его тона у меня мурашки бегут по коже.

– Что вы имеете в виду? Как, если вы забрали мой телефон?

– Были какие-нибудь контакты?

– Она ответила на все ваши вопросы, – говорит мама, – а вы все равно не смогли помочь.

Ее глаза и кончик носа совершенно красные от слез, волосы сбились на одну сторону.

Детектив Говард на мгновение ловит взгляд своего напарника, прежде чем офицер Джонс ставит стакан с водой передо мной и произносит:

– В виду того, что расследование не окончено, мы должны изучить все подробности.

– Я знаю, что это непросто для вас, – добавляет детектив Говард, – полные результаты вскрытия будут получены только через несколько дней, но протокол требует, чтобы мы рассматривали это как убийство, пока не будет дальнейших указаний.

– Убийство? – эхом отзываюсь я, а вода в стакане передо мной так и остается нетронутой, несмотря на то что в горле пересохло.

Мне хотелось верить, что мы найдем ее, что с Мэдди все будет в порядке. Я надеялась, что воспоминаний о том, где оставила ее, будет достаточно. Боль на месте швов на голове внезапно становится острее.

Кто-то пытался нас убить. И Мэдди не выжила.

Папа рьяно прижимает ладони к своим щекам, как будто это поможет унять боль.

– Первичный осмотр показал наличие нескольких больших синяков, в особенности на груди и на верхних конечностях.

Голос детектива Говарда спокойный, негромкий, размеренный. Поворачиваясь ко мне он говорит:

– Вы не помните, занимались ли вы чем-нибудь, что могло привести к таким травмам, до вечера четверга?

В мыслях мелькает запястье Мэдди, сжатое в моей руке.

– Я не могу вспомнить, – шепчу я.

Так же, как не могу вспомнить ничего другого. Кроме ее туфель. Фломастер. Крик.

Тише, тише, тише.

– Мы обнаружили кровь на ее одежде, – говорит офицер Джонс. – Мы сравнили образцы крови, найденные на вашей одежде, но судя по всему, ее травмы не имеют ничего общего с вашими.

Мама роняет голову на руки, лежащие на столе. Папа гладит ее по плечу, его лицо сереет. Все их пререкания исчезли.

– А что было до поездки? Перед вашим отъездом не было ничего необычного? – спрашивает офицер Джонс. – Может, происходило что-то необычное?

Я качаю головой.

– Доктор сказал, что могут пройти месяцы, прежде чем к ней вернется память, – говорит папа.

Если вообще вернется. Может, он не слышал, когда об этом говорил доктор Тельман, а может, забыл или пытается игнорировать эту информацию.

– Мы понимаем, – говорит офицер Джонс.

– Мы достоверно не знаем, как вы и ваша сестра оказались так далеко от лагеря, – говорит детектив Говард. – И рассматриваем все варианты.

– Так вот почему Николь Харрис была в участке? – перебиваю я. – Вы снова разговаривали с мистером Гаттером? Что насчет Райана Джейкобса? Он был…

Я собираюсь сказать, что он опоздал на встречу, но тогда мне придется объяснить, почему я не упомянула об этом раньше. Детектив Говард смотрит на меня с беспокойством, поскольку мои вопросы закончились так же внезапно, как и появились. Он, возможно, ожидает, что я закончу свою мысль. Но в конце концов добавляет:

– Мы делаем все, что в наших силах. Если вы что-то вспомните или если кто-то, от кого вы этого не ждете, попытается связаться с вами, дайте знать. – Он протягивает визитку.

– У нас уже есть, – говорит мама глухим голосом.

Я все равно беру визитку. Любой, кто свяжется со мной прямо сейчас, уже подозрителен. Все мои друзья, должно быть, слишком напуганы, чтобы заговорить, или как Николь, находятся под неусыпным контролем родителей и адвокатов. Это единственное объяснение, которое я нахожу для оправдания их отчужденности.

– Если хотите, я помогу позвонить, куда надо.

– Я думаю, мы хотим побыть одни, – говорит папа, слабым жестом указывая на входную дверь.

Полицейские выходят. Физзи кладет голову мне на колени и скулит. Мама рыдает, закрыв лицо руками.

Потому что Мэдди больше нет.

Она мертва.

Ее нет наверху, она не лежит в постели и не смотрит видео на телефоне. Она не присылает мне селфи с едой, застрявшей у нее в зубах. Она никогда больше не заплетет мне волосы после душа.

Потому что ее больше нет.

Она мертва.

Я как-то слышала, что стоит говорить